Лютер и крестьянская война. Религия и социальные потрясения
РОЛЬ ЛЮТЕРА В КРЕСТЬЯНСКОЙ ВОЙНЕ В ГЕРМАНИИ
Хайнц Макензен (1963)
События Крестьянской войны и отношение к ним Лютера хорошо известны. После того, как крестьянские бунты широко распространились по стране, Лютер написал свой "Совет о мире на основе 12 статей крестьян в Швабии" (1). В этой работе, обращенной и к князьям, и к крестьянам, он призвал к мирному решению конфликтов на основании указанных статей. Когда в 1525 году события приблизились к Саксонии, стали более жестокими и начали принимать некоторые черты социальной революции, Лютер написал брошюру "Против убийц и святотатственных грабителей" (2). Он осудил крестьян в самых сильных возможных выражениях, как мятежников против Бога и законных властей, и призвал к энергичному и беспощадному подавлению бунтов, пользуясь самыми суровыми и жестокими словами. Позднее, после подавления восставших и казни их главного идейного лидера Томаса Мюнцера, Лютер истолковал эти события как правый Божий суд (3). Это отношение Лютера, как правило, не разделялось подавляющим большинством ученых самых разных школ мысли. В частности, его брошюра, осуждающая крестьян, цитировалась как проявление жестокости, которую трудно понять у человека, положившего жизнь на возрождение и проповедь чистого Евангелия и Божьей любви к человеку. Более того, сам Лютер в поздние годы, кажется, почувствовал свою неправоту. Он взял на себя всю ответственность за такое отношение к народу и заявил: "Кровь крестьян на моей голове". Однако он настаивал до конца жизни на том, что если потребуется, он призовет подавить бунты снова.
Лютер считал, что ход истории определяется героями, а причина исторических перемен - это личное, героическое действие необычных людей. Великие императоры и завоеватели, такие, как Александр, Август или Ганнибал, философы, пророки и апостолы вызывали изменения, которые без них не произошли бы в обычной жизни. Бог ведет этих необычных героев и использует их для того, чтобы сломать обыденность, которая неизбежно управляет жизнью широких масс. Если эти герои признают руководство Бога, они будут спасены. Если они этого не сделают или забудут, гордость погубит их. Если мы примем хотя бы как аргумент это понятие Лютера об исторической причинности, о его героях придется сказать что-то еще. Судьба необычных личностей состоит в том, что суждения, высказываемые о них в свое время и последующими поколениями, колеблются от одной крайности к другой. Так произошло и с историей интерпретации Лютера. Первые три века после смерти реформатора люди высказывались или целиком за, или целиком против него. Усилия для объективной оценки и суждения почти или совсем не прилагались. Каждый инцидент, маленький или большой, рассматривался или апологетически, или целиком негативно.
Роль Лютера во время Крестьянской войны 1525 года была не самым бесспорным из событий его жизни. Фактически сегодня она по-прежнему остается одним из опорных пунктов, вокруг которых ведутся баталии за дело Лютера. В течение прошлого столетия влияние объективной научной школы Леопольда фон Ранке, а позже экуменическое движение вызвали и среди протестантов, и среди католических историков подъем усилий по справедливой и честной исторической интерпретации Лютера и его дела. Крестьянская война и роль в ней Лютера остается, однако, предметом, по которому существуют наиболее острые разногласия. Помимо традиционной католическо-протестантской линии возникли новые горизонты споров, из-за которых эта роль Лютера стала причиной столь же глубоких и суровых идейных схваток, как во время худщих периодов борьбы конфессий.
В настоящее время вряд ли необходимо подчеркивать важность большинства вопросов, касающихся того, что говорится и делается за железным занавесом. Менее чем столетие прошло со времени смерти Карла Маркса, и сегодня его доктрины являются руководством по реорганизации и трансформации социально-экономической жизни почти в половине мира. По сути это новая, мощная, экспансивная религия, которая все еще в первом веке развития и по динамике опережает даже средневековый ислам. Христианству потребовалось три века, чтобы начать доминировать культурно, социально и интеллектуально в регионе, в котором оно возникло. Сегодня в Виттенберге, в Айзенахе, в Эрфурте новая вера пытается навязать свою интерпретацию прошлого. Что коммунисты говорят о Лютере и Реформации, особенно в связи с Крестьянской войной? Основным, базовым текстом их истолкования восстания являются слова самого Маркса: "Рассмотренная не богословски, Крестьянская война является самым революционным событием в немецкой истории". В марксистской терминологии это означает самое важное событие.
В 1947 году советский историк М.М. Смирин впервые опубликовал книгу "Народная Реформация Томаса Мюнцера и Великая Крестьянская война", немецкий перевод которой появился в Восточном Берлине в 1956 году. Книга Смирина стала стандартной авторитетной коммунистической работой по этому вопросу. Во введении к ней он обследовал все развитие историографии Крестьянской войны, отраженной в трудах значительных авторов, занимавшихся ею. Возражения против них, естественно, ведут к его собственной точке зрения. Первым крупным историком под объективом Смирина оказался фон Ранке (7). Ранке, по словам Смирина, рассматривал Крестьянскую войну только как эпизод в борьбе за политическую реформу империи. Он был в восторге от плана архиепископа Майнца Бертольда фон Хенберга по централизации империи путем усиления родственных территориальных князей (по существу таков же был план Пруссии в XIX в.). Смирин отбрасывает Ранке как слугу прусского режима, сожалевшего, что германские княжеские территориальные государства в XVI веке не были достаточно сильны и энергичны, чтобы подавить восстание с самого начала. В новом прусском государстве XIX века такой слабости не существовало.
Следующим автором, писавшим о Крестьянской войне и привлекшим интерес Смирина, был Вильгельм Циммерман со своими работами, появившимися в 1841 году (8). Он был левым буржуазным демократом, и его главная проблема заключалась в провале попыток крестьян объединить Германию, которая к 1848 году осознала роль либеральной демократии. Проблема с самим Циммерманом, по словам Смирина, состояла в том, что он не понимал классовый характер борьбы крестьян против феодализма. Смирин тем не менее хвалит его за использование всех источников и за то, что он в целом справедлив и к крестьянам, и к Мюнцеру. Эта первая по-настоящему научная работа о Крестьянской войне также осталась для Смирина лучшей; она все еще возвышается намного выше всего остального, что когда-либо было написано об этих событиях (9). Такое отношение явно навеяно небольшой работой, вышедшей в 1851 г. из-под пера Ф.Энгельса. Хотя Энгельс признал, что взял все сведения о Крестьянской войне у Циммермана, Смирин настаивает, что он смог учесть основные принципы, лежащие в основе социально-экономических событий и классовой борьбы, проявившейся в восстании, что делает работу Энгельса уникальной и первостепенно важной. В отличие от нее Лампрехт и Гойтейн, по мнению Смирина, как либералы XIX века работали с неадекватными категориями (10). Они недостаточно понимали классовое происхождение борьбы крестьян против феодалов и приписывали большую часть причин для восстания вырождению крестьянства до полудикого беззаконного состояния. Вильгельма Штольца, приват-доцента Кенигсбергского университета, Смирин буквально разрывает на клочки, ибо в своих произведениях, написанных до и вскоре после Первой мировой войны, он стремился сохранить тезис о том, что на крестьян оказали решающее влияние религиозные, а не социально-экономические соображения. В работе 1926 года Штольце несколько изменил позицию, обозначенную им 20 годами ранее (12). Здесь он признал некоторую социальную мотивацию в действиях крестьян, но все же настаивал на том, что среди них преобладала Реформация в духе лютеранства. Этот дух всегда вызывал радикальные движения, но в Германии они никогда не были в моде и вскоре сменялись реакционными режимами. Смирин не находит слов, чтобы выразить свое презрение к такому возрождению религиозной, клерикальной интерпретации (13).
В 1933 году работу Штольце подхватил нацист Гюнтер Франц (14). Если Штольце почти не опирался на источники, Франц, по словам Смирина, пытался создать впечатление, что он охватил все документы и рассмотрел литературу (15), хотя на деле он лишь ввел еще одну фальсификацию в рассмотрение Крестьянской войны. Он сделал ложное и ошибочное для Смирина различение между "старым правом" (altes Recht), к которому крестьяне обращались в поддержку своих требований, и новым "Божественным правом" (Gottliches Recht), использованным небольшой идеалистической группой крестьянских вождей и рыцарей. Восстановления старых прав, основанных на обычаях раннего средневековья, требовало подавляющее большинство крестьян, которые не могли видеть собственных эгоистических классовых интересов. Что касается лучших, наиболее развитых крестьян, то Франц отрицал их классовый эгоизм, считая, что они склонны служить интересам нации как целого. Небольшая группа идеалистически настроенных лиц обосновала свою программу на основе нового религиозного права. Они хотели создать национальное государство, в котором каждый класс и каждый член общины объединили бы свои усилия ради общего блага. Но они были меньшинством и не нашли творческого лидера, который мобилизовал бы их их для решения этой задачи. Мюнцер и другие крестьяне оказались плохими руководителями. Флориан Гайер, революционный "германский рыцарь", мог сделать больше, но он не добился успеха в том, чтобы воодушевить крестьян чем-то за рамками их узкоклассовых интересов". Смирин комментирует: "Таким образом, фашист обвиняет крестьян в том, что они замкнулись в своих интересах, если они не позволяли превращать себя в слепые инструменты реакционного правительства" (16).
Только на основе марксистских категорий и методологии, настаивает Смирин, можно представить действительно правильное, научное понимание Крестьянской войны. В последние годы историки из ГДР решили взяться за эту задачу. Работа Камницера рассматривается Смириным и оценивается очень высоко (19). Камницер, в частности, наконец исправил ошибочную идею Лампрехта, что крестьяне восстали, поскольку они деградировали из-за убогих условий жизни. Вместо этого их возмущала сложная система феодальных повинностей и обязательств, воздействию которой они подвергались (20). Затем внимания удостаивается восточногерманский историк Альфред Мойзель и его монография о Мюнцере (21). Мойзель показал, что Реформацию необходимо разделить на два течения: княжеское у Лютера и народное - у Мюнцера, который был подлинно народным героем (22). Его учение отразило реальную жажду реформ большинством, и он сражался героически и бескорыстно за интересы трудовых масс. Он должен был потерпеть неудачу, потому что его цели были слишком далеки и масштабны для его времени. Этому герою Мойзель противопоставляет Лютера, который поначалу тоже поднял знамя Реформации для народа. Однако, когда он увидел революционный масштаб крестьянского движения, он оставил его и вместо этого стал идеологом и верным слугой княжеской власти (23). Смирин, однако, критикует Мойзеля за то, что он не выявил, что даже в ранний период, особенно в 1521-22 гг. когда могло показаться, что Лютер возглавит подлинно народное движение, он фактически был представителем бюргерства и уже тогда формировал свои идеи на основе чисто буржуазного фона и мотивации. Крестьянское восстание лишь выявило то, что изначально соответствовало его социальному происхождению и идеологии (24).
Эти опубликованные интерпретации событий в СССР и ГДР оказались в центре внимания на конференции в Москве, которую вели пять советских историков из МГУ. Для человека, который имел дело только с коммунистическими толкованиями в печати, личное общение, хотя и через переводчика, было откровением. Марксисты показали себя способными, зрелыми историками, хотя и работавшими всегда в своих рамках, и они развили благосклонность к своей доктрине в довольно фанатичной молодежи. Встреча с рядом преподавателей и профессоров, учившихся у крупнейших историков университета, показала, однако, что чисто документальный подход к предметам не заменяет историзма. Указывая основные направления обсуждения, советские участники представили фундаментальный философский вопрос о характере причинно-следственных связей в истории. Этот вопрос был проиллюстрирован конкретным примером - интерпретацией Лютера. Их спросили: какова роль человеческой личности в исторической причинности? В частности, как вы оцениваете важность личности и идеологии Лютера в ходе Реформации? Эти вопросы были заданы с учетом заявления самого Маркса, что любая другая философия истории, кроме его собственной, требует более низкой оценки роли личности в исторической причинности. Обсуждение заняло около трех часов, и советские историки выработали ответ, представленный в весьма обобщенном и сжатом виде (25). На общий вопрос они ответили, что роль человеческой личности и ее идеологии в исторической причинности действительно важна. Затем они видоизменили вопрос и дали свои ответы. На какой основе оценивается чей-либо вклад в историю? В той мере, в какой конкретная личность принадлежит к прогрессивным социальным силам своего времени, ее вклад должен считаться положительным; в той мере, в какой она представляет реакцию предыдущего этапа социального развития против нового и прогрессивного, он является отрицательным и разрушительным. Все интеллектуальные, культурные и идеологические изменения на самом деле являются результатом основных экономических и социальных изменений. Это происходит постоянно. Поэтому есть исторические личности, которые являются наиболее прогрессивными, и в конечном счете их вклад является наиболее действенным, поскольку он отражает диалектическое движение истории, существующее на любой конкретной стадии социального развития. В чем состоят основные экономические и социальные изменения, в которых участвовали те или иные исторические персонажи до Маркса - это чисто академический вопрос. От этих людей нельзя ожидать большого понимания диалектического движения истории. Мощная, творческая личность способна оказывать влияние в любую эпоху. Эта мысль не должна приводить к ошибке чрезмерного подчеркивания влияния человеческой личности в истории - что уже привело к феномену "культа личности". Нет такой личности, которая каким-то таинственным, мистическим образом творила бы лишь собственными силами. Она всегда реагирует на базовую экономическую и социальную ситуацию, в которой находится, и качество и характер этой реакции определяет значение Любой конкретной исторической личности. В какой степени социальные последствия вклада любой личности прогрессивны или реакционны - и составляет суть вопроса. Судя по объективной оценке, это и есть рациональные категории, предоставляемые "научным марксизмом-ленинизмом" (26).
Затем советские историки продолжили ответ на второй вопрос. Лютер происходил из крестьян, но его отец разбогател и стал мелким капиталистом. В результате Лютер столкнулся в собственной семье с конфликтом между ценностями умирающей средневековой сельской экономики и нового, растущего буржуазного города. Он испытал эту проблему на опыте и понял лишь то, что мог, ибо средневековое мышление неизбежно сохраняло религиозный, богословский характер. Средневековая Римско-католическая церковь была доминирующей социальной и крупнейшей экономической структурой средневековья, крупнейшим землевладельцем в аграрной экономике. Она доминировала или пыталась доминировать во всей интеллектуальной, культурной и даже политической жизни. Лютер разрешил вставшие перед ним трудности, найдя богословские ответы, которые, по сути, уничтожили авторитет и власть средневековой, феодальной церкви и заменили ее богословской системой, гораздо больше гармонировавшей с потребностями растущей буржуазии, которая проходила через раннюю, индивидуалистическую стадию капиталистического развития. и эти факторы четко отразились в позиции Лютера и его действиях во время Крестьянской войны. Он хотел лишь демонтировать социально-политическую власть церкви, а никак не ограничивать власть князей, которые поддерживали его ради собственных интересов. Буржуазия, к которой он принадлежал, была еще не готова к открытой борьбе с феодализмом. Это частично произошло в Англии в XVII веке, а вполне - лишь во Франции в XVIII-м. Но в Германии XVI века и феодалы, и буржуазия хотели лишь обойтись без средневековой церкви и захватить ее земли и имущество, а не бороться между собой. В результате возникло учение Лютера о светских князьях, способных укрепить свои государства путем конфискации церковных наделов. С другой стороны, буржуазия была заинтересована продвигаться к социальной системе, которая более эффективно служила бы ее возникающим новым потребностям. Наиболее же решительно и революционно настроенные крестьяне во главе с Томасом Мюнцером продолжили осуществление этой программы в направлении аграрного социализма, что был бы полезен им, а не феодалам и не буржуазии, которых представлял Лютер. Мюнцер и его крестьяне потерпели неудачу, поскольку они вели к трансформации общества, для которой Германия XVI в. явно не созрела ни экономически, ни социально.
Эта довольно жесткая интерпретация коммунистических историков в печати и несколько более гибкая в личном общении должна быть замечена и оценена на более широком фоне. Независимо от того, насколько она догматична, марксистская интерпретация истории сегодня в большей или меньшей степени оказывает влияние и на многих историков с другими взглядами. Естественные и экономические аспекты каждого события и роли каждой личности в истории подчеркнул уже рационализм Просвещения. Секуляризация человеческой жизни вела к тому, что все большее внимание уделялось материальным аспектам человеческого развития, соответственно в ущерб пониманию преемственности интеллектуальных, эмоциональных и духовных сил. Марксизм рассматривает все интеллектуальные и культурные формы как надстройки над преобладающими социально-экономическими условиями. У этих надстроек нет собственной мотивации; конечная мотивация всегда остается материальной, экономической. Наводнение мира массой товаров и услуг хорошо вписывается в это растущее искушение материалистическим пониманием истории, для которого человек, вопреки Евангелию, живет "хлебом единым".
Джордж У. Форелл в своем тщательном исследовании "Вера, действующая любовью" далек от того, чтобы приписывать Лютеру более глубокое социальное видение, чем то, которое он реально имел. Эта работа дает реальное понимание социальной этики Лютера, Богословские категории, которые сформировали его мышление, а также характер и содержание его учения о подлинном христианине, активном через веру, представлены в ней четко и точно. Однако в этой книге есть два аспекта мысли Лютера, которые необходимо усилить. Форелл прямо подчеркивает эсхатологическое беспокойство Лютера и то, как это повлияло на его отношение к социальным вопросам. Поскольку Лютер рассматривал все сущее "с точки зрения вечности", которая вскоре вторгнется в в этот несовершенный мир, социальные вопросы имели для его мысли лишь подчиненное и периферийное значение. Форелл утверждает: "Социально-этический момент имеет в мысли Лютера ограниченное значение... Вечная вера, действующая любовью, жива в мире, быстро приближающемся к концу" (28).
Необходимо подчеркнуть, что у Форелла это не просто упоминание. Он, как и Лютер, пессимистичен по отношению к человеческой природе. Не только актуальная эсхатология, но и большая доля изначального христианского скептицизма по отношению к возможностям человеческой природы должна преобладать в оценке человека как социального существа. Беспокойство об эгоцентризме всех естественных человеческих диспозиций и мотивов лежит в основе всего учения Лютера об обществе и государстве. Этот факт требует особого внимания, ибо это оценка человеческой природы, которую мы, живя в обществе, верящем в постоянный прогресс на основе фундаментальной доброты человека и его возрастающей власти над природой посредством рационального анализа и наука, можем оценить, только если что-то идет не так. Однако без такой оценки Нет реального понимания учения Лютера о природе общества и людей, из которых оно состоит.
Другой аспект интерпретации Форелла - это социальная этика Лютера, которая с особой силой появляется в его заключительном соображении: через личность христианина, будь он крестьянин или князь, источники Евангелия становятся доступными для социального порядка (29). Здесь акцент смещается с естественного человеческого общества на наличие в нем личности христианина. Когда неисчерпаемые ресурсы Евангелия доступны для общественного порядка, они становятся доступными человеку в массе. Лютер был крайне обеспокоен владычеством Бога во всех Его делах. Тот, кто отчаивается в самом себе и в своих делах, кается, верит Богу и Его спасению, тот спасен. Любые усилия использовать ресурсы человека или покаяние и спасение христиан как пути для улучшения социального порядка будут иметь внутреннее противоречие. Цель жизни и дел верующего христианина, нового Адама в этом мире - это явить плод веры, который будут видеть ближние. Также добрые дела собирают угли на головы неверующих, которые используют их для своего эгоизма. Такое служение социальному порядку может не быть сознательным, и это лишь побочный продукт новой жизни, а не ее исходный принцип или животворящий мотив. Как только новая жизнь во Христе рассматривается как средство для обслуживания социального порядка, ее истинная цель скрывается. С другой стороны, мы не можем жить без самих себя, поскольку человеческое общество - это просто расширение личности. Сознательные усилия по использованию обновленной жизни христиан для поднятия социальной этики исторически слишком часто заканчивались фарисейским самодовольством, репрессиями против еретиков и ведьм со стороны церкви, социальных структур или правительств, и даже частных лиц. И верующие, и неверующие могут видеть, что такие действия строятся на самообмане. Но Лютер был слишком честен в познании человеческой природы и Библии, чтобы совершить эту ошибку.
Какими же тогда были идеи и ценности, побудившие Лютера высказать свое отношение к ряду социальных вопросов, в частности, в связи с Крестьянской войной? Любой ответ на этот вопрос должен по справедливости учитывать индивидуальное, личное религиозное развитие Лютера, иначе он останется попросту неадекватным. В некотором роде различные фазы религиозного развития Лютера и его отношения к обществу грубо воспроизводят различные этапы, через которые христианская вера прошла в истории. Во всяком случае, такая грубая аналогия может быть полезной при более четком выявлении некоторых ссылок и граней. Крещение и наивность детства параллельны изначальной простоте и прямоте христианства Нового Завета. Озабоченность Лютера с детства демонами и духами присутствует в новозаветных текстах. Чего нельзя упустить в этом эквиваленте апостольского и послеапостольского христианства - это близкое присутствие Христа. Здесь наша аналогия, как и любая другая, явно ломается. Христос может быть далек как суровый Судия. Эсхатологическое измерение, столь сильное в Новом Завете и апостольской Церкви, тем не менее явно присутствует в детском окружении Лютера. В своею юности как студент-юрист он достаточно хорошо отражает жизнь христиан-мирян в Средние века. Он обеспокоен подготовкой к мирской карьере, и личные и семейные цели кажутся ему самыми высокими. Религия для него реальна, но это лишь часть жизни, и она не пронизывает и не формирует ее целиком. Глубоко за ней таится страх, что такой половинчатой жизни в миру не будет достаточно, чтобы удовлетворить сурового Господа в День гнева. Он чувствовал себя виноватым, что не делает для своего спасения и малой доли того, что святые сделали для своего. Такое сознание влияло на многих христиан в миру со времен Константина. Вера во Христа больше не вела к ежедневному антагонизму и напряженности в отношениях с окружающим миром, как прежде. Вместо этого тщательное следование христианской религии, как оно предписывается Церковью, вело человека к гарантированному побегу из ада и конечному входу в рай посредством чистилища. Лишь некоторые миряне достаточно святы, чтобы сразу войти в рай, но для подавляющего большинства боль чистилища должна была восполнить утерянное в жизни для мира. Со времен Константина добросовестное соблюдение предписаний религии также оказывало помощь мирянам в их социальных отношениях и практических профессиональных делах. Исповедание веры больше не могло привести на арену ко львам, но помогало бороться со львами в обществе. Напряженности между миром и Духом тем не менее не хватало.
Лютер как монах отражает другой аспект постконстантиновского, средневекового христианства. Постоянное чувство вины при такой неадекватной жизни в мире и риск ада в результате привели Лютера, как и многих других до него, к тому, чтобы искать спасения в «благочестивой жизни». Здесь была выражена озабоченность средневекового христианина тем, что как мирянин он живет недостаточно достойно. Реальная напряженность между христианством и враждебным миром после Константина ушла, но монашество пыталась воссоздать ее искусственно. Монах стремился жить в основном в граде Божием, тогда как другие оставались в граде земном. Бедность, целомудрие, послушание, грубая одежда, аскетизм и умерщвление плоти - все это были средства, предназначенные для воспроизведения напряженности между миром и Духом, которая так отличала Новый Завет и апостольское христианство до Константина. Тем не менее, в случае Лютера, это не привело к духовному миру. Такой характер духовной жизни дал ему только разрастание духовных трудностей и личные мучения.
Здесь наше сопоставление этапов религиозного развития Лютера с эпохами развития христианства перестает быть аналогией и становится фактом. Его опыт оправдания только верой следует линии от Павла к Августину. Реформация началась, когда он бросил эту доктрину, поистине духовную атомную бомбу в религиозную жизнь своего времени. Пусть тот, кто видит социальные и экономические факторы как основные для этого развития, считают, что это какая-то софистика или психологическое извращение. Мы считаем, что это была работа Того Духа, Который действует в людях и прежде всего в их личности и через нее. Такие движения в духовной жизни человечества обладают самостоятельной жизнеспособностью, которая не вытекает из экономических, социальных и даже психологических факторов и никак не объясняется ими.
Благодаря своему возрождению и оправданию Лютер стал одним из тех чудесных людей Божьих, которые в течение нескольких поколений изменили основное направление человеческих мыслей и чувств. Лютер убедился, что отношения между Спасителем, дарующим Свое достоинство спасаемым людям, и грешником, который верит в это достоинство, являются полностью личными, индивидуальными. Тем не менее человек - это социальное существо и не может жить в одиночку, не становясь божеством или животным. Есть братство верующих, общение святых. Как, однако, могла эта необходимая напряженность в отношениях между официальным и личным, между корпоративным и индивидуальным поддерживаться в Церкви без ущерба для отношений между человеком и Богом? Так Лютер понял необходимость различения между видимыми и невидимыми аспектами Церкви. С видимой стороны Церковь является официальной, организованной. Но в другом аспекте она видима только Богу, Который один знает тех, кто верит и кого Он спасает, и которые на самом деле начинают жить и поступать соответственно. Таким образом, внешняя, видимая Церковь признается и сохраняет свою. необходимую роль, в то время как личный, индивидуальный опыт отношений грешника с Богом, Который судит и спасает его, не затрагивается теми неизбежными трениями в человеческом обществе, которые сопровождают Церковь в ее внешнем, организованном аспекте.
Соответственно при работе с государством, с человеком в мирском обществе, отличном от братства веры, Лютер дал полный простор для своего глубокого пессимизма в отношении естественного эгоцентризма человека, когда не зависит от работы Духа. В то же время он столкнулся с проблемой христианина, помещенного в нечестивый мир и ежедневно испытывающего напряженность Духа в отношениях с этим миром. Христианизация мира - это не бегство от него в религиозную жизнь. На основании своего личного опыта и учения об оправдании Лютер отверг средневековую концепцию особого призвания как несущего большую святость. Священник или монах как таковой не более угоден Богу, чем рыцарь, бюргер или крестьянин. Нет святых людей, как нет святых мест, реликвий, зданий. Любое призвание есть лишь способ служить ближним и, таким образом, являть плоды веры. Грешник должен верить без какого-либо внешнего фактора или угрозы. Он имеет свободу в его внутреннем духовном существовании, которая не есть просто внешняя свобода и не может на нее равняться. Но в отношениях со своими собратьями он становится слугой каждого. Он становится активным, потому что вера всегда производит плод. Он становится ревностным к своим грехам, а не к чужим. Он стремится исправить дела и пороки, влияющие на других, но сам лишь тихо следует за Христом. Тем не менее, всегда будет мало тех, кто всегда, в любой момент, на самом деле готов действовать таким образом. Людей, измененных Евангелием, ни в каком обществе не будет столько, чтобы преобразить его полностью, так что по самой своей природе общество нуждается в правительства, которое будет наказывать злых и поддерживать порядок, чтобы общество не было разрушено. Бог установил правительство с учетом природного эгоцентризма людей. Разум, право и нравственное чувство - это большие опоры правительства. Однако в виду реальной природы мира над всеми правительствами есть власть Царства Божия (Ultima Regnum).
Только сила или угроза применения силы может поддерживать внешний порядок, который существует как минимальное условие благого функционирования общества. Солдаты, полицейские, даже палачи - это служения, без которых человеческое общество никогда не будет в состоянии обойтись. Самое большее, чего можно ожидать от государства - это авторитет, хотя часто оно не имеет его. Эгоистичные, беспринципные правители - явление нередкое, а хороший князь на самом деле редкость. Но нужно молиться и за недостойных правителей т воспринимать их как бич Божий для эгоизма природного человека, живущего в обществе. В любом случае правители не носят меч напрасно. Самое худшее, что люди могут сделать с социальной точки зрения - это восстать против законной власти. Бунт - это коллективный, социальный аналог отчаяния, толкающего людей на самоубийство. Бунтовщики отчаиваются изменить свою жизнь и вместо обращения к Богу восстают против Его порядка. Революционные массы нарушают фундаментальные условия, при которых все человеческие общества всегда будет существовать, и в отчаянии стремятся уничтожить то, что у них есть и построить что-то лучше. Они всегда будут разочарованы. Они не могут строить ничего лучше, так как они сами на самом деле не лучше, чем те, кто имел власть до них. Лютер отметил: "Изменить порядок в обществе и улучшить его - это вещи, далекие друг от друга как небо и земля. Вы можете изменить его без труда; улучшать его трудно и опасно, да и зачем? Это невозможно нашей волей и силами. Дикая толпа не заботится о том, чтобы стало лучше, а лишь о том, чтобы стало иначе. Но если она хочет, чтобы стало иначе, она сделает не лучше, а хуже, и захочет дальнейших изменений. Так можно лишь поменять мух на пчел, а пчел на шершней. Крестьяне были виновны в этом, но они сделали еще хуже. Мало того, что они решили, что они могут изменить природу и условия для жизни человеческого общества. Oни пошли еще дальше и заявили, что использование силы и бунта согласуются с Евангелием и даже повелеваются им!".
Именно это утверждение, даже больше, чем все усилия, чтобы изменить социальный порядок путем восстания, вызвало такое возмущение Лютера. Слово «христианин», которое они использовали в своих статьях для оправдания их требований, по выражению Лютера, "к ним не применимо, и они не должны использовать его, чтобы оправдать собственные амбиции". На обложке одной из брошюр Лютера изображен взбунтовавшийся крестьянин: большой и мускулистый, он стоит, опираясь на окровавленный меч, под мышкой держит краденую курицу, а в левой руке - знамя со словами: "Возлюби ближнего". Этот крестьянин может служить в качестве символа постоянного смешения двух сфер в умах людей. Для Лютера эта путаница является одним из главных инструментов дьявола против работы Духа (31). Лютер чувствовал свою обязанность сказать открыто, что крестьяне, разорившие на его глазах два города, делают дело не Божье, а сатанинское.
1 "Ermahnung zum Frieden auf die zwolf Artikel des Bauernschaft im Shwaben, «WeiMarer Ausgabe [в дальнейшем сокращенно WA} 18,279 и далее.
2 «Широкий ум и рабство
Rotten der Bauern ", WA 18, 344 и далее.
3 "Eine schreckliche Geschichte und ein Gericht Gottes iiber Thomas Miinzer, «WA 18,362 и далее.
4 Пояснение Лютера о Псалме,WA 51, 200ff.
5 Первоначально опубликовано на русском языке.
6 MM Smirin , Die V olksreformation des Thomas Muntzer und der Gross Bauernkrieg (Berlin:Dietz, 1956).
7 Там же, стр. 29.
8 Wilhelm Zimmermann Allgemeine GeSchichte des grossen Bauernkriegs (Штутгарт,1841-1843).
9 Smirin, Die Volksreformation, p. 34.
10 Там же, стр. 39-46.
11 Там же, стр. 49-55.
12 Wilhelm Stolze , Die deutsche BauernKrieg, 1906. Id , Bauernkrieg um Reformation (Leipzig: Eger, 1926).
13 Smirin , Die Volksreformation p. 49.
14 Там же, стр. 55-62.
15 Там же, стр. 56.
16 Там же, стр. 62.
17 Там же, стр. 63.
18 Там же, стр. 64.
19 Heinz Kamnizer, Zur Vorgeschichte des Deutschen Bauernkrieges (Berlin, 1953).
20 Smirin , Die V olksre / ormation, p. 64.
21 Alfred Maas Thomas Munzer und ihre Zeit (Berlin, 1953).
22 Smirin , Die Volksref ormation, p. 65.
23 Там же, стр. 66.
24 Там же, стр. 66.
25 На основе заметок, сделанных автором.
26 Следующие фрагменты из писем Энгельса иллюстрируют эти моменты. Коммунисты цитируют их, как христиане послания Павла! Энгельс - Мерингу, 14 июля 1893 года: «Идеология является результатом процесса. Поступок может осуществляться мыслящим человеком сознательно, но он основан на ложном сознании. Настоящие мотивы остаются непризнанными им, в противном случае это не было бы идеологическим налогом". Энгельс Старкенбергу, 25 января 1894 года: «Политические, юридические, литературные, художественные и Другие события зависят от экономики Но все они реагируют друг на друга и на экономическую основу. Дело не в том, что экономическая ситуация является единственной активной причиной, а все остальное - лишь пассивная реакция. Но все это основано на экономической необходимости, в конечном счете"
27 George Farrell, Faith in Love (Minneapolis: Augsburg, 1954.).
28 Там же, стр. 157.
29 Там же, стр. 187
30 «Оn kriegsleute Auch YNN seligem stande seyn Kunden, "WA 19, 639:"
31 Gunnar Hillerdal, Gehorsatn Gegen Gutt und Menschen (Gottingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1955), pp.31 .: "Смешение мирского и духовного соединяет то, что Бог разделил. Он установил в них различные средства для реализации Своего правления: в мирской области меч, в духовной слово Евангелия. Дьявол прилагает все усилия, чтобы эти сферы перепутать... Церковь следит за тем, чтобы сохранить мир среди насилий, и установить законы веры и духовный порядок вещей. Дьявол же постоянно искушает верующих нарушить границы духовной власти. Они берутся за меч, где нужна молитва, и молятся там, где нужен меч". Лютер приводит примеры с папистами, применяющими силу против инаковерующих, и с крестьянами, которые во имя Евангелия взялись за оружие, на самом деле ради своих требований к обществу.
Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn
Мартин Лютер знаменит, прежде всего, тем, что положил начало масштабным преобразованиям в религиозном мировоззрении народа на рубеже XV-XVI веков, которые привели к появлению еще одного направления христианства — протестантизма.
Кем был Мартин Лютер?
Лукас Кранах. Ганс и Маргарита Лютер.
Мартин Лютер родился в семье бывшего крестьянина, ставшего горным металлургом, а со временем — зажиточным бюргером. Когда мальчику исполнилось 14 лет, его отдали во францисканскую католическую школу, после чего, по велению родителей, он приступил к изучению юриспруденции в университете в Эрфурте. С ранних лет мальчика привлекало богословие, вместе с друзьями он исполнял церковные песнопения под окнами зажиточных горожан.
В 1505 году против воли родителей Мартин покинул юридический факультет и поступил в Августинский монастырь в Эрфурте. Уже через год служения юноша принял монашеский постриг, а в 1507 году был посвящен в священники.
В 1508 году его отправили преподавать в один из недавно учрежденных институтов в Виттенберге, где он заинтересовался философскими трудами епископа Августина, одного из выдающихся деятелей христианской церкви.
Во время одной из своих поездок по Италии в 1511 году Лютер пришел к выводу, что римско-католическая церковь повсеместно злоупотребляет своим положением, выдавая индульгенции за деньги. Это был кризис веры, с которым он долго не мог справиться.
Вскоре после поездки Лютер получил степень доктора теологии и стал много преподавать. В то же время он очень вдумчиво и кропотливо изучал библейские тексты. В результате его теологических изысканий у Лютера сформировались свои собственные убеждения о том, как верующий должен служить Богу, что значительно расходилось с тем, что исповедовала католическая церковь.
«95 тезисов» и начало Реформации
95 тезисов Лютера. Commons.wikimedia.org
31 октября 1517 года Мартин Лютер вывесил на дверях виттенбергской Замковой церкви документ, состоящий из 95 тезисов с критикой папства и индульгенций (прощения грехов за деньги). В своем послании, прибитом к двери прихода, он объявил, что церковь не является посредником между Богом и человеком, и давать отпущение грехов Папа не вправе, так как человек спасает свою душу не через церковь, а через веру в Создателя.
Поначалу тезисы Лютера остались без должного внимания Папы, который посчитал, что это одно из проявлений «монашеских свар» (распрей между разными церковными приходами), которые не были редкостью в те времена. Тем временем Лютер, заручившись поддержкой римского князя Фридриха Мудрого , продолжил распространять свои взгляды на деятельность католической церкви. Только когда Папа прислал к нему своих эмиссаров, богослов согласился прекратить критику сложившихся церковных устоев.
Отлучение Лютера от церкви
Одним из ключевых событий периода Реформации стал Лейпцигский диспут, состоявшийся в 1519 году. Иоганн Экк , выдающийся богослов и ярый противник Лютера, вызвал одного из соратников реформатора — Карлштадта — на публичный диспут в городе Лейпциг. Все тезисы Экка были построены таким образом, чтобы осудить идеи и убеждения Мартина Лютера. Присоединиться к диспуту и защитить свою позицию Лютер смог только через неделю после начала диспута.
Лютер в Вормсе: «На сём я стою…». Commons.wikimedia.org
Мартин Лютер, в противовес оппоненту, настаивал на том, что главой церкви является Иисус Христос, а папская церковь получила освящение только в 12 веке, не являясь, таким образом, законным заместителем Бога на земле. Спор двух оппонентов длился целых два дня, его свидетелями стало большое количество народа. Прения сторон закончились тем, что Лютер порвал всякую связь с папской церковью.
Выступление богослова из Эрфурта всколыхнуло народные массы, стихийно начали организовываться целые движения, которые требовали церковных преобразований и ликвидации монашеских обетов.
Особенную поддержку идеи Лютера обрели среди зарождающегося слоя капиталистов, ведь папская церковь сильно подавляла экономическую самостоятельность и предпринимательскую активность народа, осуждая личные накопления.
В 1521 году римский император Карл V издал т.н. Вормсский эдикт (указ), согласно которому Мартин Лютер был объявлен еретиком, а его работы подлежали уничтожению. Каждый, кто оказывал ему поддержку, отныне мог быть отлучен от папской церкви. Лютер прилюдно сжег императорский указ и объявил, что борьба с папским засильем - дело его жизни.
Мартин Лютер сжигает буллу. Гравюра на дереве, 1557. Commons.wikimedia.org
Покровитель Лютера Фридрих Мудрый тайно отправил богослова в отдаленный замок Вартбург, чтобы о месторасположении предателя узнать не смог Папа Римский. Именно здесь, находясь в добровольном заточении, Лютер занялся переводом Библии на немецкий язык. Надо сказать, что в те времена народ не имел свободного доступа к библейским текстам: переводов на немецкий язык не было, и людям приходилось опираться на те догматы, которые диктовала им церковь. Работа по переводу Библии на немецкий имела большую значимость для народа, и помогла самому богослову утвердиться в своих убеждениях в отношении католической церкви.
Развитие Реформации
Главная идея Реформации, по мнению Лютера, состояла в ненасильственном ограничении полномочий Папы Римского, без войны и кровопролития. Тем не менее, стихийные выступления народных масс в то время часто сопровождались погромами католических приходов.
В качестве ответной меры были посланы имперские рыцари, часть которых, впрочем, перешла на сторону зачинщиков Реформации. Это случилось потому, что социальная значимость рыцарей в процветающем католическом обществе сильно снизилась по сравнению с древними временами, воины мечтали восстановить свою репутацию и привилегированное положение.
Следующим этапом противостояния католиков и реформаторов стала крестьянская война под предводителем еще одного духовного деятеля Реформации - Томаса Мюнцера . Крестьянский бунт был неорганизован и вскоре подавлен силами империи. Тем не менее, даже после окончания войны сторонники Реформации продолжили продвигать свое видение роли католической церкви среди народа. Все свои постулаты реформаторы объединили в т.н. Тетраполитанское исповедание.
В это время Лютер уже был сильно болен и не мог отстаивать свое видение ненасильственной Реформации перед другими участниками протестного движения. 18 февраля 1546 года он умер в городе Айслебен в возрасте 62-х лет.
Бугенхаген проповедует на похоронах Лютера. Commons.wikimedia.org
Реформация без Лютера
Приверженцев идеи Реформации стали называть протестантами, а тех, кто последовал теологическому учению Матрина Лютера — лютеранами.
Реформация продолжилась и после ухода из жизни своего идейного вдохновителя, хотя имперская армия нанесла серьезный удар по протестантам. Города и духовные центры протестантизма были разорены, многие приверженцы Реформации оказались за решеткой, даже могила Мартина Лютера была разрушена. Протестанты были вынуждены пойти на значительные уступки католической церкви, тем не менее, идеи Реформации забыты не были. В 1552 году началась вторая крупная война протестантов с имперскими силами, которая закончилась победой реформаторов. В итоге, в 1555 году между католиками и протестантами был заключен Аугсбургский религиозный мир, который уравнивал в правах представителей католицизма, протестантизма и других конфессий.
Реформация, начавшаяся в Германии, в разной степени коснулась многих европейских стран: Австрии, Дании, Норвегии, Швеции, Финляндии, Франции. Власти этих государств были вынуждены идти на уступки нарастающей народной массе, которая требовала свободы вероисповедания.
Грета Ионкис - писатель, литературовед, публицист, филолог,
профессор, доктор филологических наук
Имя Мартина Лютера вызывает в еврейской среде однозначную реакцию: «Юдофоб!» Что тут возразить?! Заслужил он эту репутацию. Но очень немногие знают, что приверженцы Римской церкви называли отца Реформации при жизни не иначе как «объевреившийся Лютер», а если не щадить чувств читателя и говорить без обиняков, то надо сказать, что звали они его полжида. Чем заслужил он такую «честь»? И как совместить несовместимое?
В ХVI веке к традиционным обвинениям в адрес евреев Германии прибавилось ещё одно: они якобы повинны в начавшейся Реформации. Подозревать, будто протестантское движение развязали евреи, было абсурдом, но ведь обвиняли же евреев в использовании христианской крови в ритуальных целях, в осквернении христианских святынь и даже в шпионаже в пользу турок. Это тоже были нелепицы, наветы, но им верили. Новое обвинение противоречило очевидным фактам: Реформацию в Германии осуществил Мартин Лютер, его сторонники и последователи из числа единоверцев-христиан. Однако было нечто, что дало повод противникам Реформации негодовать и возводить поклёп на евреев. Речь идёт о еврейском «колорите» раннего протестантизма (особенно его левого крыла), о присутствии иудейского элемента в реформистском христианстве.
Несмотря на возраставшее напряжение в отношениях между евреями и христианами, каждое реформистское движение, будь то гуситы, лютеране или пуритане, анабаптисты (перекрещенцы) или субботники, сопровождалось стремлением к обновлению христианства в апостольском духе, возвращением к истокам христианства, к Ветхому Завету, а следовательно - к еврейским духовным ценностям. Ведь и Иисус (Иешуа), и Павел (Савл), создатель христианской церкви, вышли из еврейского народа.
Надежды на духовное возрождение занимали умы на протяжении многих веков. ХIII-ый век прошёл в Италии, на родине Ренессанса, под девизом: renovatio, reformatio (обновление, изменение). Этот девиз увлёк Данте. Помните, как об этом у Блока?
Лишь по ночам, склонясь к долинам,
Ведя векам грядущим счёт,
Тень Данта с профилем орлиным
О Новой Жизни мне поёт.
В Vita nuova (Новая жизнь) Данте и впрямь развивает концепцию обновления мира, в основе которой христианская идея возрождения. Это новозаветное понятие второго рождения вырастает из представлений об обновлении, которыми изобилуют ветхозаветные Псалмы и Книги Пророков.
А что происходит в Германии в начале ХVI века? Там зарождается и набирает силу движение за обновление церкви - Реформация. Очевидно стремление реформаторов поставить Библию в центр христианской жизни. Наблюдается демонстративный отказ от пышности католицизма, доходящий до иконоборчества. Ширится протест против сложной системы католической теологии. Налицо намерение устранить посредническую функцию священников, возврат к простоте раннего христианства. Заметны растущий интерес христианских теологов к древнееврейскому языку, попытки прочесть древние писания в оригинале (эта тенденция усилилась после «спора о еврейских книгах» и победы Рёйхлина), предпочтение, отдаваемое персонажам Ветхого Завета в качестве образцов для подражания. Всё это давало почву папистам обвинять Лютера в «иудаизации», как обвиняли они в том гуманистов и Рёйхлина, Меланхтона и родоначальника унитаристского движения Сервета, Кальвина и пуритан. По мнению папистов, лютеранство ведёт к кальвинизму, кальвинизм - к унитаризму, унитаризм - к адвентизму (то есть к секте субботников), а от адвентизма до иудаизма - один шаг.
Но так ли велика была опасность «иудаизации», исходящая от отца Реформации? И как соединить неизвестные большинству из нас обвинения Римской церкви против Лютера в иудаизации с его стойкой репутацией страшного юдофоба? Писания Лютера против евреев следует рассматривать не изолированно, а в совокупности с другими работами, где он позитивно пишет о евреях. Но ещё важнее включить еврейскую тему в общий разговор о личности, жизни, учении и деяниях Мартина Лютера. Только в таком контексте может быть понята амплитуда его высказываний по еврейскому вопросу.
Монах - повстанец
Мартин Лютер родился в 1483 году в маленьком городке Эйслебене (Мансфельдское графство). Там он и умер в 1546 году. За время между его рождением и смертью ничто в городке не изменилось, жизнь здесь как бы текла вне времени. Это была немецкая глубинка, где ещё долго сохранялась средневековая атмосфера. Средневековым был и облик городка: старинные церкви, любовно сбережённые, бюргерские дома и амбары, строения с незаделанными балками - фахверки, круглые башенки под островерхими крышами, мощённые булыжниками маленькие площади, ратуша, соединившая в себе архитектурные стили готики и ренессанса.
Дед Лютера был крестьянином; отец, бросив деревню, переселился в город в поисках лучшей доли. В Эйслебене в это время как раз начинали добычу меди, и сюда стекалось множество таких же, как Лютеры, вчерашних крестьян. Пройдёт немало времени, пока Гансу Лютеру удастся из крестьянина и рабочего перейти в сословие бюргеров. Детство Мартина прошло в жестокой бедности и крайней строгости, он рос в атмосфере страха и подавленности. И в родительском доме, и в школе, куда его отдали восьмилетним, он знал лишь побои и голод. «Дайте хлеба ради Бога!» - этот жалобный припев сопровождал его детство и отрочество. Милостыней жил юный Лютер поначалу и в Эйзенахе - он учился в местной церковной школе, куда отец отослал его в тринадцать лет. Здесь улыбнулась ему судьба в образе умной, доброй и состоятельной Урсулы Котт, которая стала опекать подростка, разглядев незаурядность его натуры. Благодаря ей смог он в семнадцать лет поступить в лучший тогда в Германии Эрфуртский университет, получить в 1502 году степень бакалавра, а через три года стать магистром философии.
Добрая слава о нём дошла до отца, который к этому времени поправил свои дела и даже стал высылать сыну пособие. Отец в мечтах видел его юристом, законником. Мартин подчинился его воле, но летом 1505 года неожиданно для всех стал послушником в монастыре августинцев, а через год вопреки воле отца принял постриг. Карьере законника он предпочёл веру. О своей жизни в монастыре он пишет: «Я изнурял себя постами, бдением, молитвой, кроме того, я среди зимы стоял и мёрз, стриженный, под жалким капюшоном…Я всегда думал: о, когда же, наконец, я стану праведным и завоюю милосердие Божье? … И всё-таки ничего не добился». Внешняя жизнь его шла своим чередом, а внутренняя, по его собственному признанию, «была адом»: «Под наружной святостью в сердце моём было сомнение, страх и тайное желание ненавидеть Бога». «Обида охватывала меня всякий раз, как я видел Распятого». При этом он исступлённо любил Иисуса Христа, это была мужицкая, простосердечная и назойливая страсть. Вот первый парадокс Лютера. Он хотел общаться с Богом прямо, без посредников, даже если таким посредником будет сам Папа. Он и говорил со своим Богом «бесцеремонно», по выражению Ницше. Так станет ли он церемониться со смертными?!
Осенью 1512 года Лютер получил степень доктора теологии в Виттенбергском университете, стал его профессором. Одновременно его делают помощником настоятеля монастыря. Он читает лекции студентам и проповеди монастырской братии и прихожанам, делит время между чтением, сочинительством, проповедничеством и писанием писем. В 1515 году Лютера избрали викарием деканата, под его началом оказалось 11 монастырей Тюрингии и бурграфства Мейсен.
Во время «спора о еврейских книгах» Лютер был на стороне Рёйхлина, осудив в 1514 году разнузданные выпады в адрес учёного со стороны доминиканца Ортуина Грация. Когда Лютера будут в дальнейшем упрекать в «иудаизации», он станет сравнивать себя с Рёйхлином, защитником еврейских книг. Однако современные евреи не находились в центре интересов Лютера, как, впрочем, и Рёйхлина. Его представления о них - всецело в духе средневековой христианской традиции, т.е. книжные, основанные на Евангелии и трудах отцов Церкви.
Евреи для него - народ, отверженный Богом за то, что они не признали Его Сына и распяли его. Признаки Божьего гнева налицо: разрушение Храма, само рассеяние евреев и их тщетное ожидание прихода Мессии. В его глазах, это - упрямый народ, отрекшийся от правды и упорствующий в своих заблуждениях. Вслед за средневековыми теологами Лютер резко высказывается против Талмуда, хотя его не знает. Он обвиняет евреев в богохульстве, считает, что их верования враждебны христианству и не собирается деятельно участвовать в судьбе еврейства.
В 1516 году Лютер начинает учить древнееврейский язык, пользуясь учебником Рейхлина и грамматикой Кимхи, достаточно быстро продвигаясь в нём. Этот шаг продиктован его намерением перевести заново Библию, в чем ему поможет язык оригинала. Древнееврейский язык для него - язык Божественный, богатый и простой одновременно. Он усваивает гневные интонации грозного еврейского Бога. Его ученик, а в дальнейшем друг и сподвижник Меланхтон, слушавший Лютера с университетской кафедры, запишет: «Молниям были подобны иные слова твои, Лютер». Но это были ещё не молнии, а лишь зарницы великой грозы, которая разразилась в 1517 году.
Еретик и ниспровергатель
Гроза грянула не вдруг. Сразу после вступления в монастырь Лютер стал испытывать душевные терзания из-за того, что не мог совладать с искушениями, с «тройным вожделением», как он сам называл три человеческие страсти: похоть, гнев и гордыню. Напрасно он истязал себя аскезой. Сколько покаянных слёз пролил он перед Штаупицем! Он досконально проанализировал природу греховности перед студентами и прихожанами. Он был уже на грани отчаяния, когда вдруг повеяло долгожданным ветром освобождения. Перепробовав все виды самоограничения и не добившись душевного покоя, он понял их тщетность и иллюзорность. «Законы плоти властно влекут тебя к сатане, к греху и к нестерпимым мукам совести», - пишет он в 1516 году. Но грех не искупается аскезой! И вот, преодолевая внутреннее сопротивление, Лютер приходит к убеждению, что спасением своим человек обязан одному лишь Христу, ибо Он своей жертвой искупил людские грехи. Бог после Искупления вообще простил все грехи, Иисус Христос утолил Божий гнев на людей. Лютеру наконец открылась Божья благодать. Спасшись от владевшего им отчаяния, Лютер понял свой долг в том, чтобы спасти от него других.
В Германию прибыли посланники из Рима с папской буллой о великом Отпущении грехов. Саксонский курфюрст Фридрих Мудрый запретил продажу индульгенций в своих владениях, но горожане сбегались толпами в соседний городок поглазеть на торжественное шествие, послушать проповедь. Падали монеты в железную кружку со многими печатями, и уплатившие получали пергаментные грамоты папы. «Денежка в ящике звяк - душа из чистилища прыг!» - приговаривал монах-доминиканец.
Отпущение грехов, по мнению Лютера, - всё равно, что разрешение грешить вновь. «Нас, германцев, за скотов почитают в Италии», - заявил он. 31 октября 1517 года, в канун праздника Всех Святых, он прибил к церковным дверям виттенбергского замка свои «95 тезисов», общий смысл которых выражен в одном из них: «Вечному осуждению подвергаются те, кто учит, и те, кто верит, будто бы Отпущением грехов люди спасаются». Решаясь на этот шаг, Лютер следовал примеру Христа, а быть может, и чувствовал себя Христом, изгоняющим торговцев из Храма.
В течение месяца Тезисы распространились по всей Европе. Святейшая инквизиция донесла на еретика Лютера. Римская волчица ощетинилась. Продажа индульгенций - дело доходное. Папе нужны деньги, он строит собор св. Петра в Ватикане. Лев Х не собирается менять планы из-за какого-то взбунтовавшегося монаха. Желая потушить пламя пожара как можно быстрее, папа вызывает Лютера в Рим. Но Фридрих Мудрый, понимая, что дело пахнет костром, - а он не собирается лишать своё детище, Виттенбергский университет, такого авторитета как Лютер, - настоял на том, чтобы разбирательство происходило в Аугсбурге. Оно состоялось в октябре 1518 года. Фридрих выхлопотал для своего подопечного императорскую охранную грамоту, но ведь в своё время подобная грамота не спасла Яна Гуса... Папскому легату не удалось склонить Лютера к покаянию в Аугсбурге.
В Лейпциге был назначен диспут Лютера с доминиканцем доктором Экком из Ингольштадта. Он продолжался шесть дней. Присутствовали герцог Георг Саксонский, множество священников, монахов, аббатов, докторов богословия. В этом споре впервые со всей ясностью был поставлен вопрос, кто глава Вселенской Церкви - Папа или Христос? Иоганн Экк и вся Римская церковь отвечают: «Папа!» Лютер и Протестантство отвечают: «Христос!» Принципиально разошёлся Лютер с католиками и в том, что на первый план поставил индивидуальную, личную веру и противопоставил её выполнению церковных обрядов (по Лютеру, самое важное, - чтобы Бог был в сердце). Человек может спасти свою душу только посредством веры, которая непосредственно даруется Богом, без помощи церкви. «Вера всегда есть дар Божий». «Бог не может и не хочет позволять господствовать над душой никому, разве лишь самому себе», - таковы положения Лютера. Учение Лютера о спасении или оправдании силою «одной только веры» стало основным постулатом протестантизма. Он пришел к отрицанию папства, духовной иерархии, целибата и даже монашества как учреждений, которые извратили дух первоначального христианства. «Восстав против монашеской жизни и оправдав тем самым свой индивидуальный бунт, Лютер нарушил баланс сил, долгие годы удерживаемый отцами Церкви». Лютер взорвал также и спасительное равновесие между Разумом и Откровением, которое было достигнуто в средневековой теологии. Тем самым он совершил доселе неслыханную революцию в христианском сознании.
За диспутом последовало в 1521 году отлучение еретика Лютера от церкви. Лютер публично сжигает папскую буллу об отлучении, понося «чёртову свинью папу» последними словами (натура страстная и при том мужицкая, он не стеснялся в выражениях). Однако и в пору открытой борьбы с Римом Лютера не покидают мучительные сомнения, и почти одновременно произносит он противоречащие друг другу слова: «Я готов подчиниться Папе, как самому Христу» и «Я теперь несомненно уверен, что Папа - Антихрист». На отлучение он отвечает обращением «К христианскому дворянству немецкой нации», призывая к реформе церкви. Единственным авторитетом в вопросах веры им было признано Священное Писание.
Папа Лев Медичи, утончённый флорентиец, этот греческий философ в тиаре, друг Рафаэля, человек Ренессанса со всеми его достоинствами и пороками, «вероятно, посмеивался над бедным, целомудренным, наивным монахом, вообразившим, будто Евангелие есть конституционная хартия христианства и будто хартия эта есть истина!» - напишет позже Гейне. Возможно, Папа даже не захотел вникать в аргументы Лютера, но этот немец ему мешал. Значит, нужно было заставить его молчать.
Далее последовал вызов на рейхстаг в Вормс, где Лютер продолжал стоять на своём: «Я не верю ни в Папу, ни в соборы. Я не могу и не хочу отречься ни от одного из своих слов». Его упорство в отстаивании своей позиции потрясло не только очевидцев его речи, но спустя столетия стало, по верному замечанию С.Аверинцева, назиданием всем нам. Лютеровы слова Hier stehe ich - ich kann nicht anders стали девизом для Осипа Мандельштама, их можно найти в набросках к стихотворению «К немецкой речи». Поэт вначале переводит изречение Лютера буквально: «Здесь я стою - я не могу иначе», а затем появляется другой вариант: «Вот я стою - и нет со мною сладу».
Ладить с ними и впрямь не удалось - ни с Мандельштамом, ни с Лютером. Поэта убили, Лютера тронуть не решились. Папа в послании к императору требовал «покончить с этой чумой». Но Карл V не хотел восстановить против себя народ: «Здесь, в Германии, действие Лютера на все умы таково, что схватить и казнить его... значило бы поднять во всём народе восстание».
Лютеру удалось беспрепятственно покинуть Вормс и скрыться. Указом императора он был объявлен вне закона. Ходили слухи о том, что он убит фанатиками-папистами (такие попытки и впрямь предпринимались). На самом деле Фридрих Мудрый, эта старая "саксонская лисица", возглавлявший анти-императорскую оппозицию, предоставил Лютеру убежище в своем замке Вартбург в Тюрингии, где тремястами годами ранее проходили знаменитые турниры миннезингеров.
Поначалу он жил там, как узник, но с отъездом императора на войну с Франциском I начались послабления. Лютер много работал. Иногда день и ночь напролёт он читал, писал. Изучал древнееврейский и греческий. Здесь написано им много акафистов, проповедей, трактатов, книга «О Христе и Антихристе». К этому времени у Лютера сложилась своя концепция религиозной свободы. Она на удивление близка еврейской трактовке понятия свободы.
Миссионер
У язычников человек был всецело подчинён богам. Больше трех тысяч лет назад между евреями и остальным языческим миром возникла пропасть именно в силу особого понимания отношений между человеком и Богом. «Согласно еврейской религии Бог наделил человека свободой воли, а потому он может по своему выбору либо обратиться к Богу, либо отвернуться от Него. По еврейским представлениям, не всякая удача обусловлена благословением Божьим» (М. Даймонт). Человек может преуспеть и потому, что идёт на всё, вплоть до преступления, ради достижения цели, не считаясь с моралью, с другими людьми, и в этом случае он добивается успеха вовсе не потому, что ему помогает Бог. Это даёт, в свою очередь, свободу Богу возлагать на человека ответственность за совершённые поступки, как за добрые, так и за злые. Лютеровская трактовка отношений человека с Богом близка к еврейской. Так что упрёки, которые бросали Лютеру в «объевреивании», не были совсем уж беспочвенны.
Впервые Лютер вступил в контакт с евреями в апреле 1521 года в Вормсе, где в ту пору существовала крупная еврейская община. Не Лютер, но сами евреи искали встречи с ним, желая понять, что представляет собой этот отважный монах из Виттенберга, в чём суть его учения и что может принести им его победа. Он принял их приглашение. Лютер говорил о том, что христианство, которое преследовало евреев в средние века далеко от настоящего Евангелия. Из-за Папы, этого антихриста, из-за его дополнений и искажений учение превратилось в искусственный свод правил. Вполне закономерно, что евреи отшатнулись от извращённого христианства. «Будь я евреем, я бы предпочёл десять раз подвергнуться колесованию, чем принять папизм». Участники круглого стола признались, что Лютер евреям понравился.
Будучи не только теоретиком, но и практиком, Лютер, оказавшись в Вартбурге, вплотную берётся за «решение еврейского вопроса». Прежде всего, считает он, нужно переломить общественное мнение, необходимо расположить народ к евреям. В первом же сочинении, написанном в июне 1521 года, Лютер, цитируя слова девы Марии из Евангелия от Луки («Как говорил отцам нашим, к Аврааму и семени его до века»), утверждает, что милость Божья, которой Израиль сподобился через рождение Христа, в авраамовом семени, т.е. в евреях, будет длиться вечно. Лютер стыдил единоверцев за недружественное отношение к иудеям и объяснял, что «евреи - лучшая кровь на земле». «Только через них святой Дух пожелал дать священное Писание миру; они - Божьи дети, а мы - гости и чужие; мы, подобно ханаанской жене, должны довольны быть тем, что, как псы, питаемся крошками, падающими со стола своих господ».
Эрцгерцог Фердинанд Австрийский, брат императора Карла V, на рейхстаге в Нюрнберге обвинил Лютера в том, что он, причисляя Христа к Авраамову семени, отвергает его божественное происхождение, а это - богохульство. Вот тогда-то и пишет Лютер свой памфлет «Иисус Христос, рождённый евреем» (1523). Он адресуется не евреям, а единоверцам. Он всегда пишет о евреях в третьем лице: мы, христиане, - они, евреи. Он заключает памфлет призывом: «Советую, прошу каждого поступать с евреями по доброте и обучать их Евангелию. В таком случае мы можем надеяться, что они придут к нам. Если же мы употребляем грубую силу и поносим их, обвиняем их в использовании христианской крови, чтобы освободиться от зловония, и не знаю, в каком ещё вздоре, поступаем с ними как с собаками, то чего доброго мы можем ждать от них? Наконец, как мы можем ждать их исправления, когда мы запрещаем им трудиться среди нас в нашем сообществе, вынуждаем их заниматься ростовщичеством? Если мы хотим им помочь, то мы должны относиться к ним не по папистскому закону, а по правилам христианского милосердия. Мы должны по-дружески их принимать, позволить им жить и работать вместе с нами, и тогда они сердцем будут с нами, а если некоторые и останутся при своём упорстве, что плохого в том? И из нас не каждый - добрый христианин!»
Эти слова дали основание видеть в Лютере друга евреев. Во всяком случае немецкие евреи радостно приветствовали реформатора из Виттенберга, они даже отправили сочинение Лютера своим единоверцам в Испанию (в 1524 году вышел его перевод на латинский), ибо он даровал надежду. Их можно понять: на протяжении нескольких столетий перед евреями маячила угроза изгнания. Сердца их возрадовались, услышав защитительные речи Лютера, направленные против лживых наветов и против дискриминации.
Однако нужно иметь в виду, что главная цель Лютера была миссионерской. Прежде всего, считает он, нужно привлечь евреев добрым отношением и обратить в христианство, убедив их в ошибочности ожидания Мессии, поскольку Мессия и есть Христос. В своём памфлете Лютер утверждает, что в Ветхом Завете содержатся зашифрованные упоминания о Богоматери, предсказания о рождении Христа, которые злодеи-талмудисты якобы скрывали от евреев, толкуя слово Божье вкривь и вкось. И если евреи прочтут Тору без «помощи» талмудистов, они обретут истину. В его попытке объединить христиан и евреев на основе Священного писания не было никакого коварства. Осуждая насильственное крещение, которым прославилась Римская церковь, Лютер предлагал евреям вернуться к вере праотцев и пророков, не извращённой последующими толкованиями (кстати, и в еврейской среде находились противники Талмуда - секта караимов, возникшая в IХ-Х вв.). Лютер призывал христиан протянуть евреям руку, ибо Библия учит: все мы - братья. Он понимал, что присоединение евреев к Реформации было бы веским аргументом для той значительной части немцев, которые пока не могли сделать выбор между католицизмом и протестантизмом.
Крушение иллюзий
Следует помнить, что главной заботой Лютера были всё же не евреи, а немцы. Весной 1522 г. он закончил перевод Нового Завета на немецкий. «Я хочу говорить по-немецки, а не по-латински и по-гречески». «Я для моих немцев рождён, им и хочу послужить». Новый Завет в немецком переводе, сделанном Лютером, распространялся по германским землям, как пожар по сухому лесу. Очевидец вспоминает, что все, кто знал грамоту, жадно читали и перечитывали этот текст, обсуждали, спорили о нём друг с другом, и с людьми духовного звания. Появилось множество проповедников Евангелия, ходивших из дома в дом, из деревни в деревню. Мысль о равенстве перед Богом овладела умами бедняков. «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто тогда был господином?» - вопрос этот не сходил с уст.
Весной 1524 года появились «Жалобы крестьян с двенадцатью просьбами». Швабские крестьяне, апеллируя к Лютеру, ссылались на его же книгу «О христианской свободе». Они просили его стать их ходатаем перед господами. Он отказался, и вместо этого выпустил в 1525 году «Увещевание к миру в ответ на двенадцать требований швабских крестьян». Но примирить волков и овец было невозможно. Кто знает, представлял ли сам Лютер масштабы последствий его выступления против Рима и папы? Вряд ли он предвидел, ударив в набат, какой крови это будет стоить. Вот уж поистине, как сказал поэт, «нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся»...
Германия заполыхала. Восставших возглавил Томас Мюнцер - бывший францисканский монах, доктор теологии, последователь Лютера. В толковании слова Божьего он оказался радикальнее учителя. Обращаясь к народу, он цитировал писание: «Говорил же Христос: я принес не мир, но меч». Себя Мюнцер называл «мечом Гедеона». Он стал проповедником Евангелия, которое, по его мнению, предписывало равенство и братство людей на земле: «Всё да будет общим!» Этот девиз одушевлял тысячные толпы крестьян. Только в Швабии число восставших достигло трёхсот тысяч. «Бей, бей, бей! Куй железо, пока горячо! Раздувай огонь, не давай мечу простыть от крови, не щади никого... Бей, бей, бей!» - это призывы Мюнцера из его воззвания к народу.
Лютера, осуждающего мятежную ересь, восставшие как будто не слышат. Никогда он не был так глубоко ранен. Напрасно он взывает к ним: «Бог запрещает восстание... Дьявол радуется ему...» Не слышат. Они внимают Томасу Мюнцеру: «Смотрите, самые подонки лихоимства, воровства и разбоя - вот кто есть наши великие мира и господа.... Они распространяют заповедь Господню среди бедных и говорят: „Господь повелел: не укради!“ Так они отягощают всех людей, бедного земледельца, ремесленника, и всё, что живёт, обдирают и обчищают, а если бедняк согрешит перед Всесвятейшим, то должен быть повешен. И тут доктор Лгун (так он аттестует Мартина Лютера - Г.И.) говорит: Аминь. Господа сами виной тому, что бедный человек - враг им. Причину восстания они не хотят уничтожить, как же это может продолжаться? Так говорю я, и вот я подымаюсь, вперёд же!»
Крестьянская война всколыхнула население многих городов, в особенности тех, что были подчинены сюзеренам-епископам. Она охватила не всю Германию, а больше южно-германские земли: тюринго-саксонский и швабско-шварцвальдский районы, Франконию, Тироль. Крестьяне штурмовали и захватывали замки и монастыри, занимали города. Все это оборачивалось большой кровью.
Вюрцбург столетиями страдал, будучи зависим от епископов. Город встал на защиту восставших крестьян и горько за это поплатился. Войска епископа разбили крестьян, и началось жестокое избиение повстанцев. Так происходило повсеместно. Восставшие во главе с Мюнцером захватили власть в Мюльхаузене, их поддержали не только городские низы, но и мелкие бюргеры. Но отряд Мюнцера продержался недолго. Сам он был взят в плен, подвергнут пытке и обезглавлен. Он был в ту пору в возрасте Христа. Последователи его были казнены - простолюдины повешены, а люди благородного происхождения обезглавлены..
Лютер осудил насильственные действия крестьян, поддержал князей, призвал владык «бить, душить, колоть восставших тайно и открыто, как поступают с бешеными собаками». Сто тысяч человек погибло в течение восьми месяцев. Крестьянское восстание в Германии походило на пугачёвщину, на русский бунт, который Пушкин, как известно, назвал «бессмысленным и беспощадным». Восстание внушало Лютеру ужас, восставшие рождали в нём ярость. Лютер сам не пролил крови, но он произнёс страшные слова: «Я, Мартин Лютер, истребил восставших крестьян; я велел их казнить. Кровь их на мне, но я вознесу её к Богу, потому что это Он повелел мне говорить и делать то, что я говорил и делал».
Однако вина перед крестьянами жгла Лютера. Сам того не желая, он спровоцировал их на бунт. Не в силах их удержать и остановить, он не пошёл с ними. Он слышал их ропот: «Предатель!» «Ты не хочешь признать этих бунтовщиков своими учениками, да они-то признают тебя своим учителем», - написал ему ненавистный Эразм Роттердамский. Прошло время, когда они глядели, как им казалось, в одном направлении, теперь пути их резко разошлись.
Предметом спора стал вопрос о свободной воле. Они скрестили мечи. Их оружие - книги. Эразм пишет работу «О свободной воле». Лютер парирует удар, отвечая сочинением «О порабощённой воле». Эразм утверждал, что человек по природе своей добр, надо только его соответственно воспитывать. По мнению Лютера, человек ничего не может сделать для своего исправления, потому что его воля - рабыня греха, и помочь ему может лишь милость Божья. «Мир спасётся разумным сомнением» (Эразм). «Мир спасётся безумною верою» (Лютер). Этот спор привёл к их окончательному разрыву. Несдержанный на язык Лютер назвал Эразма ядовитой гадиной, отъявленным негодяем и Иудой-предателем.
Куда более тяжким ударом для Лютера станут расхождения с его любимым учеником Филиппом Меланхтоном (его имя носит сегодня теологическая академия Кёльна - Melanchton Akademiе), с которым совместно написаны основные вероучительные документы лютеранства - «Аугсбургское вероисповедание» и «Апология». Меланхтон, который не порывал с Лютером, несмотря на требования воспитавшего его Рейхлина (согласно завещанию дяди, племянник мог унаследовать его обширную библиотеку лишь при соблюдении этого условия), в конце концов стал тяготиться союзом с главным реформатором. Он жаловался Эразму на крайности, грубость и неуступчивость учителя, которые мешают в деле объединения Церкви. Умеренный Меланхтон, получивший почётное звание Praeceptor Germaniae (лат. "наставник Германии"), занял промежуточную между Лютером и Эразмом позицию в вопросе о свободе человеческой воли, за что удостоился грубого окрика учителя. Он не отступился от Реформатора, но они ощущали взаимное охлаждение и недовольство друг другом.
Расхождения Лютера и гуманистов не носят личного характера, они имеют более глубокую основу. Дело в том, что содержание и дух ренессансного гуманизма и Реформации развивались в одном русле или параллельно лишь на небольшом отрезке пути. В своих истоках Ренессанс и Реформация имели одну идею - духовное обновление. В целом же протестантизм был продолжением средневековых культурных идеалов, и под покровом Ренессанса средневековая культура продолжала перетекать в Реформацию. Как пишет Ницше в «Человеческое, слишком человеческое (книга для свободных умов)», немецкая Реформация на фоне Возрождения «выделяется как энергичный протест отсталых умов, которые ещё не насытились миросозерцанием средних веков и ощущали признаки его разложения не с восхищением, как это следовало, а с глубоким недовольством». Строгое благочестие протестантов, их пуританизм и неистовая потребность в действии явно противоречат стремлению гуманистов к спокойствию, их фривольной индифферентности или пересмешничанью, их языческим дерзостям, их сосредоточенности на этико-литературных аспектах. Истинно народный (а по Ницше, плебейский) характер Реформации противостоял учёной элитарности Ренессанса, потому и неизбежны были расхождения Лютера с гуманистами. Конечно же, такие мощные духом личности как Лютер, Кальвин, Мюнцер, столь характерные для ХVI века, явно не относятся к ренессансному типу.
«Реформацию можно сравнить с мостом, перекинутым из схоластических времён в наш век свободного мышления, но также из нашего времени вглубь средневековья», - читаем у Томаса Манна в «Докторе Фаустусе». Лютер и его присные питали ненависть к классическому образованию и усматривали в нём источник духовной крамолы. Впрочем, крамола таилась не только в гуманистическом просвещении.
В конце 153З года дух Томаса Мюнцера, «этот бич гнева Божия», ожил в Мюнстере, где подняли мятеж анабаптисты (второкрещенцы). Было объявлено, что Христос возвращается на землю, чтобы установить царство справедливости. Лидер восставших Иоанн Лейденский объявил себя Мессией и царем Нового Израиля. Мюнстер переименовали в Новый Иерусалим. Переименовали все улицы, дни недели. Население обязано было принять новое крещение, сопротивлявшихся убивали. Выжившие стали называть друг друга «братья» и «сестры». Все имущество и съестные припасы были обобщены, деньги отменены. Все книги, кроме Ветхого Завета, были сожжены перед кафедральным собором. После краткого периода аскетизма установилась полигамия, многоженство. Город выдерживал осаду почти полтора года, живя по законам «военного коммунизма». За это время его обитатели прошли ускоренно весь исторический цикл - от всеобщего равенства до тоталитарного режима. Это был настоящий Апокалипсис.
«Что же мне сказать об этих жалких людях?» - так начинает Лютер свою «Новейшую летопись о второкрещенцах в Мюнстере». Главное в книге - не столько оценка безумных деяний мюнстерских еретиков (не иначе как одержимых дьяволом, по мнению Лютера), сколько его пророческие предостережения. Вот самое важное из них: «Нет столь малой искры, которой не мог бы Диавол при попущении Божьем, раздуть во всемирный пожар». Уж нам ли, «гревшимся» у костра, разгоревшегося от ленинской «Искры», не понять, не признать здесь правоту Лютера? «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!» - ликует вольница у Блока, но сам поэт задохнулся в дыму этого пожара. Во времена Лютера погибли десятки тысяч, в России счёт жертв шёл уже на миллионы.
Предостережениям Лютера внемлют лишь истинно верующие, остальные используют его вероучение для решения своих проблем. Крестьянская война - тому лучшее свидетельство. Конечно, для него это настоящая драма. Лютер переживает крушение многих иллюзий. Среди них - его надежды на обращение евреев. Его всё больше раздражает их упорство и «слепота». Натолкнувшись на глухое сопротивление, Лютер уже не надеется на диалог и видит в евреях противников. «Тот, кто сегодня поёт не с нами, тот - против нас» - этот принцип, отлившийся в поэтическую формулу, родился много раньше нашего поэта. Тот, кто противится Божественной правде, кто не приемлет Христа, тот может быть только слугой дьявола. Такова логика мыслей Лютера, гложущих и ожесточающих его сердце.
Юдофобские выступления
Когда в 1537 году известный ходатай по делам евреев Йосельман из Росхайма, заручившись поддержкой и рекомендациями реформатора Капито из Страсбурга, обратится к Лютеру с просьбой воззвать к курфюрсту Саксонии Фридриху, смягчить его гнев против евреев (речь шла об их изгнании из саксонской земли), тот в ответном письме откажет Йосельману, сославшись на то, что евреи не оправдали его надежд и разочаровали.
Узнав о многих случаях, когда крестившиеся было евреи возвращались в лоно своей веры, Лютер напрочь отказывает им в доверии. В «Застольных беседах», которые были записаны, собраны и изданы наиболее преданными из его гостей, среди прочих высказываний находим: «Если я найду еврея, желающего креститься, я отведу его на мост через Эльбу, повешу ему на шею камень и столкну в воду. Эти канальи смеются над нами и над нашей религией», «у них нет постоянного местожительства, они прозябают в нищете и, как последние бездельники, все ожидают прихода Мессии. И тут же кичатся своим величием и особой ролью, которую возложил на них Бог, выделив их из всех прочих народов».
До Лютера доходят слухи, что «канальи» ещё и занимаются миссионерской деятельностью. На самом деле евреи никогда не стремились кого-то обратить в свою веру, левое крыло Реформации само тяготело к Ветхому Завету. Лютер узнаёт, что Михаэль Сервет в 1531 году выпустил свой первый трактат «Об ошибках в учении Троицы», в котором он оправдывал еврейский монотеизм, и, что особенно нестерпимо для него, реформатор Капито якобы отчасти с ним согласен. А второкрещенцы Мюнстера! Они ведь в 1534 году явно копировали древний Израиль! А признание Яна Лейденского мессией - что это как не богохульство! А где же истоки ереси? В иудаизме! Евреи всё ещё ждут своего Мессию, не признавая его в Иисусе Христе. Лютер считает, что второкрещенцы заслуживают ещё большего наказания, чем евреи.
А разве не погряз в иудаизме его бывший последователь, реформатор Карлштадт из Богемии?! И вообще что творят там саббатианцы-субботники?! Совершают обряд обрезания, празднуют субботу. Да эти так называемые христиане просто "объевреились"! И Лютер разражается первым, по существу, антиеврейским памфлетом «Против саббатианцев» (1538), где он полемизирует с еврейским Законом. Он взывает к христианам, не к евреям. И печально-знаменитые памфлеты 1542 года «Против евреев и их лжи», «Шем Хамфораш», «Последние речения Давидовы» обращены к христианам.
Лютер, как известно, был несдержан на язык и часто использовал оскорбительные выражения не только против евреев, но и против папистов и еретиков. Но тут он превзошёл самого себя. А потому швейцарские протестанты, ознакомившись с антиеврейскими памфлетами Лютера, осудили их. Их мнение однозначно: «Даже если бы «Шем Хамфораш» был написан пастором свиней, а не пастором душ человеческих, его невозможно было бы оправдать». Их возмутил тон, непотребная ругань, но не содержание. Содержание отвечало духу времени. Юдофобством были поражены даже такие прославленные гуманисты как Эразм и Рёйхлин. У Лютера на этой стезе было много предшественников - от блаженного Августина и Фомы Аквинского до Буцера.
В первой части пространного памфлета (175 страниц!) «Против евреев и их лжи» Лютер повторяет обвинения в том, что евреи возводят хулу на Христа и Деву Марию, называют её шлюхой, а её сына бастардом. Они не понимают, что за это они прокляты Богом. Упорствуя, они умножают свои мучения: до сих пор у них нет своего государства, они скитаются по земле, оставаясь везде чужаками. И даже еврейскому ожиданию Мессии Лютер даёт своё истолкование: они, дескать, его ждут потому, что видят в нём всемирного царя, который, как они надеются, уничтожит христиан, поделит мир между евреями и их сделает господами. Вот откуда берут начало бредни о всемирном жидо-масонском заговоре.
«Во-первых, поджечь их синагоги и школы, а что не сгорит, сровнять с землёй, чтобы ни камня, ни пепла не осталось. И это нужно делать во славу нашего Господа и христианства, если мы и впрямь христиане.
Во-вторых, нужно разорить и разрушить их дома, тогда им негде будет укрыться, они будут изгнаны, как изгнаны из школ. Пусть поживут на чердаке и в хлеву, как цыгане, тогда они узнают, что не хозяева на нашей земле, как они похваляются.
В-третьих, схватить всех их книжников и талмудистов, пусть в темницах себе лгут, проклинают и богохульствуют.
В-четвёртых, запретить их раввинам под страхом смерти учить народ.
В-пятых, полностью лишить евреев охраны и выделения им улиц.
В-шестых, запретить им ростовщичество и отнять наличность и ценности из серебра и золота, пусть это станет предупреждением.
В-седьмых, дать в руки каждому молодому, сильному еврею и еврейке цеп, топор, лопату, прялку, веретено и заставить их в поте лица добывать хлеб свой...»
Таким образом, от теологической аргументации Лютер переходит к практическим рекомендациям. Он не призывает к уничтожению евреев, но советует покончить с их образом жизни. В пору Реформации Лютер был не единственным «советником» по еврейским делам. За пять лет до него страсбургский реформатор бывший монах-доминиканец Мартин Буцер советовал ландграфу Гессенскому принудить евреев, ведущих денежные дела, заниматься тяжким физическим трудом: они должны работать в каменоломнях, лесорубами, углекопами, трубочистами, убирать падаль и чистить отхожие места. Хотя Лютер часто упрекал Буцера в отступничестве и непостоянстве, он явно опирался на этот документ, когда сочинял свои рекомендации.
Изменение отношения Лютера к евреям связано и с теми переменами, которые произошли с ним в последний период его жизни, когда он пересмотрел и другие свои позиции. Крестьянская война «перепахала» его душу. В одном из писем есть такое признание: «Я доныне думал, что можно управлять людьми по Евангелию... Но теперь (после восстания - Г.И.) я понял, что люди презирают Евангелие; чтобы ими управлять, нужен государственный закон, меч и насилие».
От бунтарства - к проповеди послушания
В целом учение Лютера ведёт к «приземлению» религии. Католики, призывая служить Господу, убеждают в необходимости отвернуться от земного. Лютеранство же, напротив, рассматривает мирскую деятельность человека как служение Богу. Лютер утверждает: не в бегстве от мира, а в земной жизни человек должен искать спасения, но для этого его жизнь должна быть нравственной. Само по себе прекрасное утверждение, но проблема в том, что считать нравственным?
Специфически немецкие понятия долга (Pflicht) и нравственности (Sittlichkeit) не поддаются точному переводу на другой, в том числе и русский язык. Добросовестно исполненный долг (Pflicht) - это и есть, согласно Лютеру, добродетель (Sittlichkeit). Долг немца, учит Лютер, есть послушание, в нём - добродетель, а сама добродетель, по Лютеру, и есть благодать Божья. Такова была мораль, которую он завещал немцам и которой они следовали несколько веков.
«Протестантство оказало самое благое влияние, способствуя той чистоте нравов и той строгости в исполнении долга, которую мы обычно называем моралью», - свидетельствует Гейне. Ницше же видит негативные последствия лютеровской Реформации в измельчании европейского духа. «Одобродушивание (Vergutmütigung) изрядно продвинулось вперёд», но оборотной стороной этого «одобродушивания» стало плебейство духа, по мнению философа.
Внутренней свободе, о которой Лютер говорил поначалу, он с годами стал противопоставлять непоколебимый порядок вещей, установленный в мире Богом. Долг послушания выходит на первый план, христианин должен быть покорным и преданным подданным. В обмен на заповеди блаженства и царство Божье глава Реформации внушал немцам безусловную покорность государю, существующим законам, необходимость соблюдения порядка. Позиция Лютера однозначна: народ нужно держать в узде. Вот откуда растет знаменитый немецкий порядок - Ordnung! Бунтовщик превращается в апостола послушания, повиновения, покорности. Со времен Лютера послушание стало национальной добродетелью: правителей слушают пасторы, пасторов - паства. Дух Реформации радикально повлиял на образ жизни и образ мысли немцев. Великий парадокс состоит в том, что человек, провозгласивший полную свободу христианина в обращении к Богу, духовно поработил немецкую нацию, поставив её под авторитарное ярмо.
Проходит 250 лет, и великий немецкий философ Иммануил Кант, этические представления которого близки учению Лютера, записывает: «Среди всех цивилизованных народов немцы легче и проще всех поддаются управлению; они противники новшеств и сопротивления установленному порядку вещей».
Французская писательница мадам де Сталь, хотя и была настроена про-немецки, тоже писала, что «современные немцы лишены того, что можно назвать силой характера. Как частные лица, отцы семейства, администраторы, они обладают добродетелью и цельностью натуры, но их непринужденная и искренняя готовность служить власти ранит сердце...» Она говорила об их «почтении к власти и умилении страхом, превращающим это почтение в восхищение». Почтение к власти, переходящее в восхищение - это сказано метко и сильно. Тот, кто читал роман Генриха Манна «Верноподданный», поймёт, что имела в виду французская писательница. Она подметила эту немецкую национальную черту - верноподданичество - ещё в начале ХIХ века. Генрих Манн написал свой роман в 1914 году, т.е. спустя столетие. Итак, лютеровский завет продолжал безотказно действовать, по крайней мере, до 1945 года, когда нацистская Германия потерпела полный крах.
Никто не может сравниться с Лютером по степени воздействия на чувства и сознание немцев. Ни одна личность не оставила в Германии столь глубокого следа, как он. Причём любопытно, что с течением времени это влияние еще больше возрастало. Если верить Томасу Манну, а у нас нет основания не доверять ему, немецкая интеллигенция вплоть до первой мировой войны воспитывалась на Лютере. Как у всякой медали, и у этой оказалось две стороны. В условиях нацизма удушающие требования подчинения, долга, доведённые до абсурда, связали руки значительной части немецкой культурной элиты и мешали сопротивлению преступной, поистине сатанинской власти. Великий реформатор оставил на века свою печать на значительной части немецкого народа, такова была сила его личности! Однако за всё приходится платить. И немцы заплатили (и продолжают платить до сих пор!), но от Лютера не отреклись. Опрос общественного мнения, проведённый социологическим институтом Киля в 2003 году, показал, что Лютер сегодня по значимости и влиянию на умы сограждан занимает второе место.
Создатель национального языка
Лютер дал своему народу главное - язык. Он дал его вместе с Библией, над переводом которой работал долгих двенадцать лет. В крепости Вартбург в комнате, где Лютер приступил к этому неподъёмному труду, еще сегодня показывают на стене коричневое пятно. Говорят, что во время работы Лютеру привиделся дьявол, и он запустил в него чернильницей. Возможно, тот чёрт был воплощением дьявольской трудности, с которой сталкивался переводчик. Но скорее всего ему и впрямь являлся нечистый, мучил, искушал, соблазнял. Лютер верил в нечистую силу, боялся её, как большинство нижнесаксонских крестьян. Ведь он происходил из семьи рудокопов, а рудокопы - народ суеверный. Но и сам дьявол не мог остановить этого человека, который принадлежал к тому грубо-кряжистому мужественному племени, среди которого христианство пришлось внедрять огнём и мечом, но, уверовав, они за свою веру стояли насмерть и готовы были других жечь (сжёг же Кальвин за расхождения в трактовке христианских таинств учёного-реформатора Сервета!). Непреклонность и упорство, доходящее до фанатизма - характерные качества этих людей.
Эти черты характера, в сочетании с гениальностью, помогли Лютеру свершить и этот подвиг - завершить перевод Библии. В университетской библиотеке Вроцлава (некогда Бреслау) за железными дверями книгохранилища можно увидеть первое издание немецкой Библии - книгу в серой коже, с металлическими застежками: «Ветхий завет на немецком. М. Лютер. Виттенберг». Книгу иллюстрировал друг Лютера художник Лукас Кранах-старший. Он тоже жил и работал в Виттенберге. Сохранился его графический портрет молодого Лютера, в ту пору худого и стройного, и писанный маслом портрет его матери, Маргариты, измученной тяжким трудом крестьянки.
Работая над переводом Библии, Лютер обнаружил поразительное чувство языка. Гейне признаётся, что для него остаётся загадкой, как возник тот язык, который мы находим в лютеровой Библии. Он уверен лишь в том, что в течение нескольких лет язык этот распространился по всей Германии и возвысился до всеобщего литературного языка. «Все выражения и обороты, принятые в Библии Лютера, - немецкие, и писатель всё ещё может употреблять их и в наше время», - свидетельствует Гейне. Шедевром немецкой прозы называет лютерову Библию Ницше, упирая на то, что это шедевр величайшего немецкого проповедника: «Она вросла в немецкие сердца».
Лютер сам себя наставлял учиться родному языку «у матери в доме, у детей на улице, у простолюдина на рынке и смотреть им в рот, как они говорят, и сообразно с этим переводить, тогда они уразумеют и заметят, что с ними говорят по-немецки». Народное красноречие явственно и в его проповедях, посланиях и памфлетах. В полемических писаниях он не избегает плебейской грубости, которая может одновременно и отталкивать и привлекать. Манеру Лютера нанизывать и громоздить обвинения против своих врагов Ницше называет «болтливостью гнева». Наблюдая, как этот мужицкий апостол забрасывает противников словесными глыбами, Гейне называет его религиозным Дантоном. Впрочем, громовое красноречие Лютера заставляет вспомнить и Савонаролу.
Опираясь на традицию народных песен, Лютер создавал религиозные гимны и псалмы. Он любил музыку, и песни его были мелодичны. Он сочинил лютеранский церковный гимн «Наш Бог - нерушимая крепость», который называют Марсельезой Реформации. Вступая в Вормс со своими спутниками, он пел с ними эту боевую песню:
Господь - наш истинный оплот,
Оружье и твердыня,
Господь нас вызволит, спасёт
В беде, грозящей ныне.
Роль Лютера в развитии немецкого языка можно уподобить роли Ломоносова и Пушкина в России. Томас Манн поставил его имя рядом с именем Гёте, называя обоих великими творцами родного языка. Третьим столпом он назвал Ницше.
Самый большой и самый немецкий человек Германии
Лютер, как может сделать вывод читатель, - фигура сложная, неоднозначная. Это отмечал, в частности, Генрих Гейне, пытаясь определить значение Лютера для немцев и для истории. Он исходил из того, что Лютер - не только самый большой, но и самый немецкий человек в истории Германии, что в его натуре грандиозно сочетались все добродетели и все недостатки немцев. Гейне глубоко постиг и точно обрисовал двойственный, амбивалентный характер лютеровой натуры: «он обладал качествами, сочетание которых крайне редко, и которые обыкновенно представляются нам враждебно противоположными. Он был одновременно мечтательным мистиком и человеком практического действия. У его мыслей были не только крылья, но и руки. Он говорил и действовал. Это был не только язык, но и меч своего времени. Это был одновременно и холодный схоластический буквоед и восторженный, упоённый Божеством пророк. ...Этот человек, который мог ругаться, как торговка рыбой, мог быть и мягким, как нежная девушка. Временами он неистовствовал, как буря, вырывающая с корнем дубы, потом вновь становился кротким. Он был исполнен трепетнейшего страха Божьего, полон самопожертвования во славу Святого Духа. Он способен был погрузиться в область чистой духовности; и, однако, он очень хорошо знал прелести жизни сей и умел их ценить, и с уст его слетело чудесное изречение: „ Кто к вину, женщинам и песням не тянется, на всю жизнь дураком останется“. ...В нём было нечто первозданное, непостижимое, чудодейственное, что мы встречаем у всех избранников, нечто наивно-ужасное, нечто нескладно-умное, нечто возвышенно-ограниченное, нечто неодолимо-демоническое» (Курсив мой - Г.И.).
Гейне связывает с деяниями Лютера начало новой эпохи в Германии: Реформация нанесла смертельный удар по феодальной системе. Лютер отделил Церковь от государства. Гёте, критически настроенный по отношению к Церкви и высшему духовенству, тем не менее счёл необходимым указать на долг Германии Лютеру. Незадолго до своей кончины, в разговоре с Эккерманом он заметил, что ещё не все поняли, сколь многим они обязаны Лютеру. «Мы сбросили оковы духовной ограниченности, благодаря нашей всё растущей культуре смогли вернуться к первоистокам и постигнуть христианство во всей его чистоте. Мы снова обрели мужество твёрдо стоять на Божьей земле и чувствовать себя людьми, взысканными Господом». Осуждая убогое протестантское сектантство, он призывает протестантов и католиков отдаться во власть «великого просветительского движения, движения времени», подчиниться ему, а оно должно привести к единению. И тогда «мы мало-помалу от христианства слова и вероучения перейдём к христианству убеждений и поступков».
Гейне, как и Гёте, испытывал к Лютеру благодарное чувство. Нигде и никогда не упоминает он о юдофобии отца Реформации. Между тем в двухтомной «Истории антисемитизма» Льва Полякова (перевод на русский язык появился в 1997 году) Лютеру отведено «почётное» место. В глазах современного еврейства он - враг богоизбранного народа.
Предполагать, что Гейне не были известны антиеврейские памфлеты Лютера, нелепо. Он знал о них, хотя в середине ХIХ века их не цитировали. Они вообще не имели широкого хождения ни в ХVII, ни в ХVIII вв.. Скорее всего он их просто не читал, как не читал он, думается, «Аугсбургское вероисповедание», ему вполне хватало лютеровых «Застольных бесед». Любопытно наблюдать, как Гейне в статьях 1834 года, составивших книгу «К истории религии и философии Германии», идентифицирует себя с немцами. «Мы, немцы, - пишет Гейне,- сильнейший и умнейший народ. Наши царствующие роды восседают на всех европейских престолах, наши Ротшильды господствуют на биржах всего мира, наши ученые верховенствуют во всех науках...» Обратите внимание на эти строки. Всё это плоды еврейской эмансипации. Ротшильды у Гейне в одном ряду с Гогенцоллернами, и для себя поэт тоже находит место в германском строю. Хоть он находится в Париже, он не отделяет себя от Германии, и потому в его устах совершенно естественно звучат признания, касающиеся Лютера: «Нам не пристало жаловаться на ограниченность его взглядов. ... Ещё менее пристало нам изрекать суровый приговор о его недостатках; эти недостатки принесли нам больше пользы, чем добродетели тысячи других». В 30-е годы ХIХ столетия еврей Гейне мог отпустить Лютеру его грехи. Спустя сто с лишним лет сделать это уже невозможно. Наш исторический опыт, память о Холокосте не позволяют.
Ректор кёльнской теологической академии имени Меланхтона г-н Марквардт, узнав, что я пишу о Лютере, стал отговаривать меня и советовал заняться Меланхтоном. Ближайший друг и сподвижник Лютера, он всю жизнь был преданным учеником Эразма Роттердамского, человека всеобъемлющего духа. Кроме того, это был необычайно мягкий и благородный человек. Как личность он мне глубоко симпатичен и близок. Но я задаю своему оппоненту вопрос: «Положа руку на сердце, признайтесь, смог ли бы Меланхтон осуществить Реформацию?» И в ответ на его молчание продолжаю: «Нет, такое по плечу было лишь неукротимому Лютеру!»
В сослагательном наклонении об исторических событиях не говорят. Что толку задаваться вопросом, как бы пошло развитие Европы и Германии, если бы в споре Лютера и Эразма победил умеренный, считавший себя гражданином мира Эразм? Победа Лютера была неизбежна не только из-за его чувственной мощи, из-за его неистовой ярости, которой были наделены все настоящие герои, начиная с гомеровского Ахилла. Как справедливо заметил Стефан Цвейг, Лютера «переполняет и распирает мощь и буйство целого народа».
Цвейг писал книгу о бесконечно дорогом ему Эразме, но в ней он сложил гимн его противнику-победителю - Лютеру, а главное, объяснил, почему именно он возглавил Реформацию: «Он мыслит, инстинктивно ориентируясь на массу, воплощая её волю, взведённую до высшего накала страсти. С ним в сознание мира прорывается всё немецкое, все протестантские и бунтарские немецкие инстинкты, а поскольку нация принимает его идеи, он сам входит в историю своей нации. Он возвращает стихии свою стихийную силу». Написано это было в 1935 году, когда стихийность и фанатизм Лютера оказались востребованными. Нацисты умело манипулировали массовым сознанием, используя ту часть наследия Лютера, которую смогли приспособить для своих целей.
Mea maxima culpa!
Мне довелось проштудировать труд раввина доктора Райнхарда Левина «Отношение Лютера к евреям». Книга вышла в Берлине в 1911 году. Автор завершает её такими словами: «Семена ненависти к евреям, которые он посеял, дали при его жизни очень слабые всходы. Но они не исчезли бесследно, напротив, они прорастали спустя столетия; и всегда каждый, кто по каким-либо мотивам выступал против евреев, был уверен, что имеет право торжественно ссылаться на Лютера». Почтенный доктор имел в виду Т.Фриша, который в своём «Катехизисе антисемита» (1887) щедро цитировал поздние памфлеты Лютера. Поддержка мощная, ничего не скажешь.
В 1920-е годы антиеврейские писания Лютера использовал патологический антисемит Гитлер, а двумя десятилетиями позже его именем нацисты станут оправдывать свои зверства против еврейского народа. Во время Нюрнбергского процесса в апреле 1946 года был заслушан нацистский преступник Юлиус Штрайхер, редактор скандальной антисемитской газеты «Штюрмер», которую Гитлер прочитывал от корки до корки. Вот что он заявил суду: «Сегодня на моём месте на скамье подсудимых мог бы сидеть Мартин Лютер, если бы суду было представлено его сочинение "О евреях и их лжи"».
Нацисты охотно прикрывались авторитетом Лютера. Они извлекли из его наследия то, что было им выгодно, закрыв глаза на ту его часть, которая противоречила их идеологии. Геббельс подчёркивал, что они следуют за Лютером в своих оценках евреев, почти ничего к ним не добавляя. Геббельс привычно лгал, ибо Лютер не призывал к убийству евреев, но нацисты действительно использовали антиеврейские сочинения Реформатора в обоснование своих преступных действий.
Вы помните, когда произошёл всегерманский погром, когда запылали синагоги по всей Германии? В так называемую «хрустальную ночь» 9 ноября 1938 года - накануне дня рождения Мартина Лютера. Такой вот «подарок» приготовили «благодарные наци» великому реформатору. Один из отцов церкви, поддержавший «новый порядок», Мартин Зассе, епископ Тюрингии, обращаясь к пастве с памфлетом «Мартин Лютер о евреях: вон их!» (вышел стотысячным тиражом), радостно приветствовал «эту акцию, которой увенчалась Богом благословенная борьба нашего фюрера за полное освобождение нашего народа. В эти часы должен быть слышен голос немецкого пророка ХVI века, - продолжает он, - который начал по неведению как друг евреев, но затем, движимый своим знанием, опытом и побуждаемый реальностью, стал величайшим антисемитом своего времени, предостерёгшим свой народ против евреев». Тёзка отца Реформации, пособник нацистов, прощает Лютеру грех молодости: по неведению, дескать, отнёсся к евреям по-человечески, зато впоследствии полностью искупил грех, теперь он наш.
Антиеврейские советы Лютера долго дожидались своего часа. При Гитлере они были претворены в жизнь. Плох тот ученик, который не мечтает превзойти учителя. Нацисты в этом смысле оказались хорошими учениками, они «учителя» превзошли. Лютер не распространял свои советы на крестившихся евреев: они считались интегрированными в христианское общество. Нацисты не признавали силы крещения, они следовали своим расовым теориям, которые были возведены в закон (Нюрнбергские законы 1935 года). Сейчас апологеты Лютера доказывают, что его юдофобия имела религиозную основу, была проявлением традиционного средневекового мировоззрения. И это так. Он был далёк от расовых теорий, составляющих основу современного антисемитизма. И это тоже правда. И всё же нельзя не заметить, что различие между юдофобией Лютера и антисемитизмом нацистов не столь уж велико. Это признают немецкие интеллектуалы.
В 1946 году известный немецкий философ Карл Ясперс принимал в Гейдельберге молодого американского писателя. Тот пытался говорить о великой немецкой культуре, упомянул было Гёте, Лессинга, но Ясперс прервал его: «Оставьте, этот чёрт давно сидит в нас. Хотите взглянуть на источник? - и, обернувшись к полке, он снял книжку Лютера «О евреях и их лжи», - Вот он! Здесь уже вся программа гитлеровского периода. Что Гитлер делал, то Лютер советовал, разве что кроме убийств в газовых камерах».
Отвратительный портрет еврея, который создал Лютер, несомненно, повлиял на общественное мнение, поддерживая если не ненависть, то неприязнь к евреям в немецкой среде. Об истории и исторических личностях не говорят в сослагательном наклонении, но если бы Лютеру довелось узнать всю правду о Холокосте или хотя бы посетить Освенцим, вряд ли он бы сказал: «Их кровь тоже на мне...» Скорее до смертного часа покаянно бы повторял: Mea culpa, mea maxima culpa! (слова из молитвы на латыни: "Мой грех, мой великий грех"!) и, быть может, отрёкся бы от своих «советов»...
В 1983 году Германия отметила пятисотлетие со дня рождения Лютера. Юбилей этот был непохож на другие: ни шумных торжеств, ни новых памятников. И всё из-за отношения юбиляра к евреям. Немцы не могут гордиться и славить Лютера после Холокоста, как славил его Генрих Гейне. Он оказался запятнан. Как же быть с национальным гением? Неужто отдать его нацистам? Спустя два года после юбилея вышел из печати толстенный том статей «Евреи и Мартин Лютер - Мартин Лютер и евреи». Его предваряет вступительное слово Иоханнеса Рау. Кажется, что это речь на юбилейном собрании. Читая «Слово», почти физически ощущаешь, как мучительно немцам касаться столь непростой темы. Немалое мужество нужно иметь, чтобы публично оглашать эту неприятную, если не сказать постыдную, страницу родной истории - куда легче промолчать, перелистнуть или, как здесь говорят, сунуть её под ковёр.
«Сегодня мы должны сказать, хотя нам невыносимо это слышать, что у Аушвица есть христианская предыстория, - говорит Рау. - Мы не можем после Аушвица не думать о том, что евреи умирали не только от ядовитых газов в его камерах, но также из-за антисемитского ядовитого облака, которому уже сотни лет». Сотни лет ждали евреи этого слова.
Когда Вилли Брандт встал на колени на месте бывшего варшавского гетто, он каялся и просил простить не нацистов, а немецкий народ, а стало быть, и Мартина Лютера. Зная, кем был Лютер и каков он был, никто не вправе проклинать его и предавать суду истории, но дать честную оценку его заблуждениям необходимо. Столь же важно восстановить историческую справедливость по отношению к евреям. К этому призвал Иоханнес Рау, ссылаясь на пример немецкого теолога Карла Барта, который сразу встал в оппозицию к Гитлеру, эмигрировал в Швейцарию в 1935 году, а в 1945 году сформулировал свои тезисы о коллективной вине немцев. Рау напомнил напутствие Барта тем, кто сегодня продирается сквозь тернии своей истории. По мысли Барта, сегодня нужно открыто сказать: еврей - естественный исторический памятник любви и верности Божьей, конкретное воплощение Его избранничества и милости, живой комментарий к Ветхому Завету и к тому же единственное убедительное, помимо Библии, свидетельство о Боге. Барт подчёркивает: «Чему мы хотели бы его учить, чего бы он уже не знал, чему скорее мы должны были бы у него учиться?!». Рау согласен с подходом Барта. Без пересмотра и переоценки несправедливого лютерова и собственного отношения к евреям невозможен еврейско-христианский диалог, который только-только начинается.
А действительно ли он так необходим немцам, этот диалог с евреями? Ответом сомневающимся может служить маленькая, но весьма существенная деталь из разговора Фридриха Великого с Вольтером, которую так к месту напомнил Иоханнес Рау: «Приведите мне хоть одно доказательство существования Бога!» - потребовал прусский король. «Ваше величество, евреи», - ответствовал французский философ. Исчерпывающий ответ, не так ли?
Литература:
Мартин Лютер - реформатор, проповедник, педагог. М., 1996.
Гобри, Иван. Лютер. М., 2000.
Мережковский Д.С. Реформаторы: Лютер, Кальвин, Паскаль.Томск, 1999.
Соловьёв Э.Ю. Непобеждённый еретик. Мартин Лютер и его время. М.,1984.
Цвейг, Стефан. Триумф и трагедия Эразма Роттердамского. Собр. соч. в девяти томах. Т. 4. М.,1996.
Die Juden und Martin Luther - Martin Luther und die Juden. Neukirchen, 1985.
Lewin, Dr. Reinhold. Luthers stellung zu den Juden. Berlin, 1911.
Newmann, Louis Israel. Jewish Influence on Christian Reform Movements. N.Y., 1966.
Wenzel, Edith. Martin Luther und der mittelalteriche Antisemitismus. - Synagoga und Ecclesia. Tübingen, 1987.
МАРТИН ЛЮТЕР И КРЕСТЬЯНСКАЯ ВОЙНА: БОРЬБА С САМИМ СОБОЙ
MARTIN LUTHER AND THE PEASANTS" WAR: THE STRUGGLE WITH HIMSELF
А. В. Горовая
Статья посвящена идеологической позиции Мартина Лютера по отношению к событиям Крестьянской войны. В работе показан диалог реформатора с властью и народом. Путем представления эскалации внутреннего конфликта основателя протестантизма предлагается объяснение противоречивости его взглядов.
Ключевые слова: Крестьянская война, Мартин Лютер, власть.
The article is devoted to Luther"s ideological position to the Peasants" War events. The dialog between reformer, power and people is shown in this work. For explaining Luther"s mixed views the escalation of his inner conflict is demonstrated.
Keywords: the Peasants" War, Martin Luther, The Power.
На протяжении долгого периода времени личность Мартина Лютера привлекает многих исследователей в силу своей сложности и значимости. Реформатор оказал влияние не только на религиозную сферу человеческой жизни, но произвел революцию в мышлении, предложив качественно новый комплекс мировоззренческих позиций. Следует отметить, что он всегда был подвержен сомнению, что не могло не отразиться на эволюционном характере его идейно-политической позиции, которая не была статичной, а эволюционировала как в силу индивидуальных особенностей, так и в силу меняющихся политических, социальных и прочих обстоятельств. Подтверждением тому являются взаимоотношения между реформатором и властью, часто имевшие черты сложной психологической борьбы, с мотивационными и волевыми барьерами. Данная статья имеет своей целью обозначить особенности диалога правителей и Лютера в период Крестьянской войны в Германии, а также понять позицию реформатора по отношению к выступлениям крестьян с точки зрения психологического фактора, являющимся одним из аспектов объяснения причинности поступков.
Как известно, Мартин Лютер пользовался немалым авторитетом среди населения, поэтому имя связывают с событиями Крестьянской войны, начавшейся в 1525 г. На ее начальном этапе крестьяне рассчитывали на участие Лютера, но их социальное ожидание не было оправдано, так как он поддерживался рыцарями, курфюрстами, им были выгодны его идеи и они могли оказать ему свою защиту и покровительство в борьбе с Папой Римским . В общении с теми и другими приходилось применять тактику «психологического поглаживания», заключающуюся в показе повышенной и острой заинтересованности к собеседнику, хотя гиперболизация национальной идентичности в своем негативном проявлении тем не менее не была присуща Лютеру.
Безусловно, у реформатора были объективные причины не поддерживать крестьянские выступления: они противоречили его концепции о прообразе Царства Божьего
на земле и роли правителя, вносили резонанс в отношениях и договоренности с властью. Лютер считал, что в этой войне может быть применимо только одно оружие - «меч Духа». В письмах саксонскому курфюрсту он утверждал, что нельзя по совести оправдать этот союз, и что лучше умереть десять раз, чем видеть, что из-за Евангелия пролилась хотя бы одна капля крови. Ибо участь людей - быть агнцами, которых ведут на заклание. Нужно нести крест Христа, так как молитвами можно сделать больше, чем способны враги своим хвастовством . В результате трансакт-ного анализа становится очевидным, что у реформатора не было даже ассоциативных мыслей, которые могли бы его связать с крестьянскими выступлениями. Данные проявления духа народной воли, принявшие характер манифестаций свободы, отчасти культурного и религиозного патриотизма, были для Лютера неприятной реальностью. Ведь он хотел провести реформы сверху, что означало сотрудничество с князьями, с которыми поддерживались приятельские отношения. Но процесс уже был деблокирован.
Чтобы правильно дать оценку мировоззренческой мотивации реформатора в вопросе гражданской позиции, необходимо заметить, что еще до Крестьянской войны князья немецких земель, поддержавшие Лютера, по понятным причинам были против предложений папы Римского осудить реформатора. Они написали, что многие люди в Германии разделяют его взгляды, поэтому с их точки зрения нецелесообразно затевать какой-либо процесс. А если и дальше будут просьбы подобного рода, и даже угрозы, то это может привести к великому перевороту, возможно, даже к войне по всей империи. В итоге император объявил Лютера вне закона, а также всех, кто помогает ему в работе, кроме того, приказал найти реформатора и арестовать, сжечь все его книги. С психологической точки зрения поведение Максимилиана было предсказуемым: он испытывал страх перед новым проповедником, предвидел, какие могут быть последствия при массовом выходе народной энергии в русло вооруженного восстания. Понятно и желание определенной части
князей не допустить расправы над Лютером: он был для них выраженным символом будущих привилегий и власти, а теория «непротивления злу насилием» могла оправдать любое проявление властных полномочий. Но был ли Лютер настолько политически близорук, чтобы не осознавать истинных мотивов, побудивших князей встать на его защиту? Или придерживался мнения, что для достижения благой цели все средства хороши?
Безусловно, реформатор надеялся на взаимовыгодное сотрудничество: дав князьям право на секуляризацию духовных владений и основательное обоснование менторского авторитета светской власти, он рассчитывал на ответные меры: она должна была помочь ему осуществить теологический переворот в духовной жизни людей. И если до начала Крестьянской войны данная программа претворялась в жизнь и отвечала потребностям консервативной части немецкого бюргерства, то после и во время кампании позиция реформатора несколько пошатнулась, поскольку отношения Лютера и власти снова ухудшились. Ведь католическая церковь всеми своими силами старалась восстанавливать потерянное влияние и авторитет, идя при этом на все меры и используя максимальную психическую энергию. Маниакальная, но вполне понятная борьба папства за сохранение своих позиций требовала от него применения новой тактики, целью которой было добиться единства между его стремлениями и политикой европейских государств. Но все чаще исход этой борьбы оказывался невыгодным для Рима. Предотвращения опасности столкновений с центральной властью, казалось, легче всего достигнуть, если следовать иезуитским указаниям о согласованном действии обеих сторон. Применение этой тактики Рим начал с Германии, где вследствие выборного характера королевско-императорской власти папство уже давно добивалось насаждения угодных ему германских императоров. Осуществляло оно эту задачу путем подкупа избирательной коллегии, состоявшей из семи курфюрстов, легко поддававшихся разного рода влияниям . Именно поэтому Лютеру приходилось маневрировать между двумя лагерями, в рядах его защитников взамен старых лиц появлялись новые, реформатора сопровождали постоянные стрессовые ситуации.
Следует отметить, что прокатолическая часть князей продемонстрировала единый волевой настрой и обвинила Лютера в событиях Крестьянской войны, посчитав его подстрекателем и проповедником насилия. Представительство власти в Германии раскололось на два лагеря: противники и защитники Лютера. И если с первыми реформатор был резок и прямолинеен, то со вторыми отношения складывались более конструктивно.
На начальном этапе войны Мартину Лютеру импонировало то, что его идеи были услышаны и поддержаны народом, но в то же время он осознавал возможную опасность народного недовольства и пытался по-евангиелевски наставить власть и общество, привести их к примирению путем уступок друг другу. Но все это изначально было обречено на неудачу по причине того, что в глазах простого человека Лютер был героем, который осмелился пойти
против Папы, сказать Риму «не могу иначе», именно поэтому персонифицированный стереотип защитника угнетенных пользовался большим успехом и стал необходимым поводом к войне. В результате конфигуративной атрибуции, произвола властей, основное население Германии начало трактовать мысли Лютера по-своему, а этого реформатор не мог им позволить, так как фразы, вырванные из контекста, служили оправданием насилию и бесчинствам. Главное отличие между протестом основателем протестантизма и крестьян по отношению к властям в следующем: Лютер выступал за веру, следуя Божественным законам, крестьяне - против властей, используя методы, противоречащие Богу. Реформатор писал, что они повинны, по меньшей мере, в трех грехах: клятвопреступлении перед властями, разбое и грабеже, использовании Библии как оправдание бесчинств. К властям же он адресовал следующие предписания: действовать, согласно Божественным предписаниям, молиться за спасение Германии, не потворствовать беспорядкам и помнить, что власть земная дана им от Бога, и перед ним они будут ответственными за все свои поступки . Следовательно, исходя из вышеперечисленного, логично предположить, что Мартин Лютер не предавал крестьянство, наоборот: это оно не оправдало его ожиданий. Нельзя забывать, что с самого начала реформатор не был нацелен на бунт или конфликт, и даже «95 тезисов» не призыв к революции, а попытка заставить людей задуматься и больше приблизиться к Богу. Исходя из его интегративной сложности, становится понятным и союз с властью: возможно, помимо теологической основы данных отношений, было и осознание того, что переворот следует начинать в умах и душах, не идя на поводу у ситуационных квазипотребностей.
Крестьянская война обнажила характер народа, еще раз исторически доказала, что любые идеи можно извратить и что толпа легко меняет одних героев на других. Но для Мартина Лютера она обернулась острой психологической борьбой с собой и страхом, что ее последствия будут слишком тяжелыми для Германии. Только спустя несколько лет он сможет оправиться от депрессивного состояния и продолжить дело всей своей жизни - наставление немецкого народа в христианской вере.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1 Смирин М. М. Германия эпохи реформации и великой войны. М., 1962.
2 Уайт Е. Великая борьба. Тула: Источник жизни, 2006.
3 Лозинский С. История папства. М.: АН СССР, 1961.
4 Luther M. Wider die räuberischen und mörderischen Rotten der Bauern // Glaubensstimme: die Wolke der Zeugen . URL: http://www.glaubensstimme.de/doku.php?id= autoren:l:luther:w:wider_die_raeuberischen_ und_moerderischen_rotten (Zugriffsdatum 20.09. 2013).
Был написан в особое время и в особых обстоятельствах.
В карьере Лютера событие Крестьянской войны, его реакция на крестьянские бунты действительно в некотором смысле служит водоразделом. Есть до и после. Достаточно сказать, что по итогам Крестьянской войны Лютер впал в депрессию, которая продолжалась почти два года. Потом он с честью вышел из нее, и итогом этих душевных терзаний стали его замечательные катехизисы - Краткий и Большой, в которых он изложил христианскую веру так просто, что ее можно было понять и в крестьянских семьях. Так что даже это зло Бог смог обратить в добро.
Но тогда, в 1525 году, до этого было еще далеко. Считается, что крестьянские восстания в Германии начались в 1524 году и закончились в 1526. Но основные события происходили в сравнительно короткое время: с марта по май 1525 года. Тогда и была основная «заваруха».
При этом еще в самом начале 1525 года Лютер ввязался в полемику с бывшим коллегой Карлштадтом, light version Мюнцера (Карлштадт разбивал только статуи, Мюнцер был совершенно не против разбивать и головы), написав против него трактат «Против небесных пророков, об иконах и таинстве». Вообще, в 1525 и последующие годы Лютер обращает свой критический пыл против радикального крыла Реформации. Движения анабаптистов, "энтузиастов", всяких новых пророков духа наложили отпечаток на его высказывания.
Крестьяне не были невинными овечками. Они разоряли замки и убивали их обитателей. Лютер же был убежденным противником любой революции. Non vi, sed verbo (“не силой, но словом”). Лютер резко разделял революцию и Реформацию. Про Реформацию он говорил, что ее совершил Бог, он же только проповедовал и учил, то есть, делал то, что и поручила ему делать Церковь, назначив его доктором теологии.
Лютер не поддержал рыцарские выступления 1522 года, и его отношение к выступлениям крестьян также не могло быть никаким другим. Но и в том, что касается позиции и поведения властей, Лютер был сторонником мирных решений. Ведь гораздо правильнее действовать на упреждение, чем потом гасить начавшийся пожар. Но, как это часто бывает, и как мы сейчас можем наблюдать практически в прямом эфире, для того, чтобы горячие головы остыли, приходится пролить море крови (не в том смысле, что так нужно делать, но это получается невзирая на все предупреждения и призывы к благоразумию и сдержанности).
Вообще говоря, в то время наблюдалась ситуация “идеального шторма.” Были астрологические прогнозы, в которых говорилось, что в 1524 и 1525 годах на земле будут огромные бедствия (сам Лютер не принимал астрологию и потом он даже объяснял, что в тех предсказаниях было и вранье, но многие люди верили в это). В 1524 году природа сыграла ужасную шутку с крестьянами, лишив их урожая, в результате чего осенью деревню охватил голод. Возможно, были и усилившиеся социальные противоречия, но в этом не так просто разобраться.
Например, в советской школе историографии все понималось через классовую борьбу. В качестве основы использовали книгу Энгельса «Крестьянская война в Германии». Согласно этой концепции, Лютер выражал интересы зарождавшейся буржуазии, бюргеров. Он был лучше, чем реакционеры (феодалы - князья и епископы), но далеко не такой прогрессивный, как Томас Мюнцер, ставший во главе основного крестьянской восстания весной 1525 года.
Вообще говоря, советский подход к истории напоминает мне одну очень странную баптистскую книжку «Откуда все это появилось» , где практически во всех сектах и расколах древности и средневековья видят предшественников баптистов, создавая таким образом своеобразную «преемственность». В этом смысле, Мюнцер считался предтечей Маркса, Энгельса и Ленина; если бы крестьянам разъяснили тогда ленинское учение, то они не сходя с места установили бы советскую власть.
Томас Мюнцер проповедовал наступление скорого конца света. Он был авантюристом, который объездил несколько городов, в числе которых была и Прага, пытаясь продвинуть свое учение, его отовсюду выгоняли, но, наконец, в местечке под названием Мюльхаузен у него нашлись благодарные слушатели. И понеслось… Ведь если вот-вот все закончится и наступит Царство Божие, которое мы можем приблизить своими руками, взяв в руки оружие, то обычные законы уже не должны работать, не правда ли?
Только и нужно, что выйти толпой, захватить здания власть, и будущее все в шоколаде - по старым долгам можно не платить, новые кредиты выдадут, живи не хочу. Мы не будем планировать на годы вперед, мы хотим всего здесь и сейчас.
В революцию 1917 года разгромили винные погреба и несколько суток не просыхали. В крестьянскую войну 1525 года осушили пруды, поели рыбку, что успели, пока не протухла, уже хорошо. Революции идут по накатанной дорожке. Любое действие, до поры до времени остающееся безнаказанным, рождает противодействие, но пока же все идет гладко? Первые замки взяты, серьезного сопротивления никто не оказал.
А еще замечательно то, что можно удобно прикрываться именем Мартина Лютера, и его учением о христианской свободе. Против коррупционеров можно выступить и с оружием в руках - правда же на нашей стороне. А вот то, что Лютер имел в виду совсем другую свободу, это так, мелочь. Кстати, Мюнцеру в это время живой Лютер очень даже мешал. Несколько лет назад он сам слушал Лютера в Виттемберге, но сейчас наступило другое время. Мюнцер мечтал добраться до Лютера и разобраться с ним, ведь мертвый он не мог бы ничего возразить, а от живого на данный момент были одни неприятности.
Многие плохие события и вести сходились как бы в одну точку, усилия общий эффект. В конце февраля французский король потерпел поражение на поле боя и был захвачен в плен. Покровитель Лютера курфюрст Саксонии Фридрих Мудрый был тяжело болен и полагал, что все случившееся - кара Божья за нечестие людей. Наступают последние времена - Лютер был твердо убежден в этом.
Спеша заклеймить Лютера образца его памфлета как бешеного пса на цепи у князей, часто упускают из виду, что Лютер писал на эту тему и до, и после памфлета. Крестьянская экономическая программа была изложена в 12 статьях “всего крестьянства и всех угнетаемых духовной и мирской властью”. Эти конкретные статьи не были агрессивные по тону. В последней из них крестьяне даже соглашались разобрать их дело на основании Библии, взяв Лютера и Меланхтона и некоторых других теологов и даже князей в арбитры, примечательно, что Карлштадт и Мюнцер среди них не фигурировали (они просто никак не подходили на роль арбитров, поскольку были пристрастными сторонами). Лютер получил эти статьи в первой половине апреля, и практически параллельно с этим начались военные действия, здесь счет пошел на дни. Но когда Лютер написал в качестве ответа его “Увещевание к миру: ответ на 12 статей швабских крестьян”, он еще не знал о начавшихся военных действиях.
Этот трактат состоит из двух частей. В первой части трактата Лютер обрушивается с критикой на князей. Они должны прекратить противиться Евангелию и не вести себя как тираны, в противном случае на них падет гнев Божий либо посредством самих крестьян, либо как-то еще. Только покаяние предотвратит Божий гнев. Тон Лютера был так резок, что противники Лютера впоследствии даже обвиняли его в том, что он подстрекал (!) крестьян к мятежу, хотя это совершенно не согласуется с позицией Лютера, о которой он четко заявлял не одни раз. Во второй - основной - части трактата Лютер обращается к крестьянам, увещевая из воздержаться от смуты и мятежа. Бог никогда не будет на стороне людей, взявших в руки оружие и направивших его против законной власти. Никаких “в белом венчике из роз, впереди Исус Христос”. Лютер - не сторонник латиноамериканской “теологии осовобождения” и не сторонник борьбы с апартеидом путем терактов. Он проповедник Евангелия, мира, а не войны.
Он называл Мюнцера и Карлштадта “пророками убийства.” Лютер писал не как политик в стиле “Партии Регионов”, оценивавший шансы восставших и в зависимости от этого делавший ставку на бОльшую силу, но как богослов. С точки зрения богословия бунт не подлежит оправданию. Лютер последовательно отстаивает его доктрину о “двух царствах”, смешение которых приводит к бедам и несчастьям. В строгом смысле слова этот трактат Лютера не был встречной политической программой, но собственно пастырским увещеванием враждующих сторон. Однако, его советы запоздали - события к тому времени зашли слишком далеко.
В конце апреля - начале мая Лютер лично встречался с крестьянами при поездке в Эйслебен. Он пытался проповедовать им, но безуспешно. Его встречали насмешками и оскорблениями. В таком состоянии люди не были готовы слушать, они хотели только кричать сами. Трудно что-то донести до скачущих людей. Точнее, они слушали, но не Лютера, а Мюнцера. Мюнцер обращался к низовым инстинктам толпы. Гораздо легче стянуть людей вниз, и когда это происходит, приподнять их обратно уже очень тяжело. Лютеру это не удалось. В них уже была заложена деструктивная программа, вирус, который не только повредил программное обеспечение, но добрался и до “железа”.
6 мая Лютер вернулся в Виттенберг и на следующий день произнес проповедь о недопустимости смешения двух царств. Христиане призваны терпеливо переносить тяготы этой жизни, не поднимая мятеж.
За день до этого после продолжительной болезни умирает курфюрст Саксонии Фридрих Мудрый, благодетель, покровитель и защитник Лютера во все годы Реформации. Перед смертью он принял причастие под обоими видами, засвидетельствовав свою евангелическую веру.
Ситуация была в высшей степени неопределенная. Лютер ожидал, что восставшие крестьяне - его “новые господа - убийцы и разбойники” - в скором времени ворвутся и в Виттемберг. Ему хватало впечатлений и от встреч с крестьянами по дороге, к тому же к нему поступали многочисленные слухи, один хуже другого.
Именно в это время Лютер пишет памфлет. Он не предназначал его к отдельной публикации; первоначально это было добавление к третьему изданию все того же трактата “Увещевание к миру: ответ на 12 статей швабских крестьян”, своего рода третья часть этого трактата. Отдельно он был издан уже впоследствии, и сейчас воспринимается как отдельное обращение.
Совершенно неправильно думать, что феодалы сидели и думали: “Что же нам делать с бунтовщиками-крестьянами? А ну-ка послушаем, что нам скажет Лютер!” Расправы с крестьянами начались ДО того, как Лютер написал его памфлет, более того, к моменту его выхода и особенно распространения основные события уже произошли, крестьянские толпы были разгромлены, далее были сравнительно мелкие стычки и добивание остатков противников. И злейший враг Лютера не мог бы подгадать такого времени выхода памфлета.
Странная последовательность событий заставила историков и полемистов предлагать разные интерпретации случившегося. Протестанты писали, что тираж задержался в типографии, поэтому к моменту выхода памфлет уже устарел и не был воспринят адекватно. Католики сказали, что Лютер элементарно струсил и решил впрыгнуть в последний вагон, переметнувшись на сторону князей. Такую картину, в частности, рисует злейший враг Лютера Кохлеус в его биографии Лютера.
В реальности все, наверное, обстояло проще. События развивались очень быстро. А современных способов передачи информации просто не было.
Новости просто не успевали доходить до Лютера в режиме реального времени. Кроме того, слухи, в которых сгущались краски, не помогали получить ясное представление о происходящем.
Когда Лютер писал, князья УЖЕ делали то, к чему он их призывал, больше того, они делали и то, к чему он их не призывал. Лютер был жестче на словах, чем на деле. Он метал громы и молнии против Карлштадта, но когда тот стал бомжевать, Лютер приютил его у себя в доме. Лютер “милость к падшим призывал.” Он ни в коем случае не выступал за истязания или унижения крестьян, взятых в плен. А князья воспользовались памфлетом Лютера как моральной индульгенцией для того, чтобы свести счеты с их уже поверженными к тому времени противниками. Это совершенно не было тем, к чему призывал Лютер. Я думаю, что такое поведение князей было одной из причин уныния, в которое Лютер погрузился на следующую пару лет.
Переводя все на современные рельсы, Лютер тогда, несомненно, поддержал януковича. Другое дело, что януковичи, одержав победу, не проявили христианского милосердия, к которому их призывал Лютер, но стали добивать поверженных противников. А задним числом моральную вину “повесили” на Лютера. Кстати, здесь тоже аналогии прерываются (как и много где) - сейчас Януковича обвиняют главным образом в трусости, князья этим точно не “страдали”.
Когда Мюнцер с его плохо снаряженным войском был окружен, то князья обещали всех отпустить, если они выдадут одного Мюнцера. Но Мюнцер призвал его людей к бою, сказав, что они победят войска, как Давид одолел Голиафа. По крайней мере, такие об этом тогда ходили байки, сейчас это не проверить. В итоге более 5000 человек были порублены на месте, и лишь очень немногим удалось бежать. Про самого же Мюнцера католики говорили что перед смертью он раскаялся и принял причастие под одним видом, и только после этого умер от меча. Подтвердить это также невозможно. Сегодня они, наверное, показали бы ролик на ютьюбе, где он стоит на коленях. Времена меняются, люди остаются такими же.
Май-июнь с точки зрения “пиара” оказались очень плохим временем для Лютера. Сколько ему пришлось выслушать упреков! Как будто он собственноручно убил этих крестьян, как будто они не были мятежниками. Лютер утратил право на арбитраж (хотя об этом уже и речи не шло), иначе говоря, он уже не был нейтральной стороной в споре, но встал на одну из сторон - сторону князей. Надо отдать Лютеру должное - он не стал отказываться от своих слов. С некоторой бравадой он даже взял на себя ответственность за участь Мюнцера и заявил буквально следующее: “Я убил Мюнцера, его смерть на моих плечах. Но я сделал это, потому что он хотел убить моего Христа.”
В этой фразе весь Лютер - человек позднего средневековья, выступавший против религиозного фанатизма, но при этом ставивший вопросы истинности веры превыше всего. Сегодняшним людям это понять трудно. Для Лютера настоящей смертью была смерть духовная. За Мюнцером и крестьянами стоит сам сатана. Действия лжепророков, которые закрывали небеса людям и ввергали их в ад, гораздо хуже, чем смерть многих крестьян. Сегодня такое рассуждение нам кажется негуманным. Понижение статуса религии как мотивации для военных действий произошло главным образом по итогам тридцатилетней войны, хотя и сегодня можно с ходу назвать несколько конфликтов, в которых религиозные мотивы имеют определенное значение, пусть и не такое большое, как тогда, в 16 веке. Кто знает, может, и в противостоянии на Украине это один из факторов...
Так или иначе, Лютер не мог не ответить на упреки, которые шли по нарастающей в начале лета 1525 года. В июле он написал еще одно объяснение, в котором защищал свою точку зрения. Там он остался верен своим основным принципам: вооруженный мятеж подрывает сами основы государства, поэтому ему нельзя позволить разрастаться. Вооруженным мятежникам нужно противостать мечом. Евангелие не для них, когда они воюют. Лютер не призывал законные власти уничтожать побежденных, но только активно выступать против воюющих. В войне страдают невинные люди, и нет ничего хуже хаоса и кровопролития, в которую ввергается страна во время мятежа. Нужно благодарить Бога, что Германия избежала такой участи.
Хотя я делал некоторые отсылки к современным событиям, все же моя точка зрения состоит в том, что использование такого крайне острого памфлета в настоящей обстановке - провокация, которой лучше избегать. Даже исторический Лютер поимел немало проблем по итогам этого памфлета, зачем современным людям наступать на те же грабли? Тем более, что время серьезно изменилось: власть нечестную и коррупционную можно и нужно менять, используя для этого законные и демократические процедуры - выборы. А если люди убеждены, что через нормальные выборы (до которых оставалось не так уж и много времени) проблемы решить было нельзя, тогда что ж … приходится встречаться с последствиями переворотов.