Когда закончатся времена язычников Общества Сторожевой башни? Синагога – место чтения и слушания Закона.

Евангелие (ευαγγελιον) — слово греческое. В переводе на русский язык означает «благая весть».

Благая весть! Как это оценить?

Где-нибудь далеко-далеко в холодной, негостеприимной чужбине, быть может в суровом вражеском плену, томится дорогой вам человек. Вы ничего о нем не знаете. Пропал — как в воду канул. Где он? Что с ним? Жив ли? Здоров? Быть может, обнищал, нуждается во всем… А кругом холодные, равнодушные чужие люди… Ничего не известно. Томится сердце, тоскует. Хоть бы одно слово: жив или нет? Никто не знает, никто не скажет. Ах, какая тоска! Господи, пошли весточку!

И вот в один прекрасный день стучатся в двери. Кто там? Почтальон принес письмо! От кого? Боже правый… Неужели? Да, да… На обороте письма знакомый милый почерк: неправильные крупные буквы, его почерк. Весточка от него. Что он пишет? Вы торопливо разрываете конверт и читаете с замиранием сердца. Слава Богу! Все хорошо: он жив, здоров, всем обеспечен, собирается приехать на! родину… Сердце наполняется благодарной радостью. Господи! Как Ты милостив! Ты не забыл, Ты не оставил, Ты не отверг убогой молитвы! Как благодарить Тебя, Создатель?

Таково впечатление от благой вести. Но в личной жизни это выглядит сравнительно слабо.

Почему же Евангелие называется Евангелием? Почему оно является благою вестью?

Это весточка из потустороннего мира на грешную землю. Весть от Бога страдающему, томящемуся во грехе человеку; весть о возможности возрождения к новой, чистой жизни; весть о светлом счастье и радости будущего; весть о том, что все уже для этого сделано, что Господь отдал за нас Своего Сына. Человек так долго, так страстно, так тоскливо ждал этой вести.

Послушайте, я расскажу вам немного о том, как жили люди до прихода Спасителя , как они томились и напряженно ждали весточки, которая указала бы им новый, светлый путь и выход из грязного болота порока и страсти, в котором они барахтались, и вы поймете, почему с такой восторженной радостью они встретили ату весть, почему назвали ее благой и почему для человека не было и не могло быть другой, более радостной, более благой вести, чем Евангелие.

Весь мир перед тем временем, когда должен был прийти Спаситель, стонал в железных тисках Римского государства. Все земли, расположенные вокруг Средиземного моря и составлявшие тогдашний европейский цивилизованный мир, были завоеваны римскими легионами. (Говорить о жизни человечества того времени — это значит говорить почти об одном Риме.) Это был расцвет римского могущества, эпоха Августа. Рим рос и богател. Все страны слали свои дары сюда или в качестйе дани, или как товары торговли. Несметные сокровища собирались здесь. Недаром Август любил говорить, что он превратил Рим из каменного в мраморный. Неимоверно богатели высшие классы — патриции и всадники. Правда, народ от этого не выигрывал и под золотой мишурой внешней пышности империи таилось много горя, нищеты и страданий. Но, как ни странно, и высшие богатые классы не чувствовали себя счастливыми. Богатство не спасало их от уныния, хандры и порой от тоски отчаяния. Наоборот, этому содействовало, рождая пресыщенность жизнью. Посмотрим, как жили тогдашние богачи.

Роскошная беломраморная вилла… Изящные портики, между стройными колоннами расположены статуи императоров и богов из белоснежного каррарского мрамора резца лучших мастеров. Роскошные мозаичные полы, по которым из дорогих цветных камней выложены затейливые рисунки. Почти посредине большой центральной комнаты, служащей для приемов (так называемый атриум), — квадратный бассейн, наполненный кристальной водой, где плещутся золотые рыбки. Его назначение — распространять приятную прохладу, когда воздух раскален зноем южного дня. На стенах — позолота, фресковая живопись, причудливо переплетающиеся орнаменты густых тонов. В семейных комнатах — ценная мебель, позолоченная бронза, на всем убранстве лежит печать богатства и изящного вкуса. В надворных постройках — масса обученных рабов, всегда готовых к услугам хозяина. Так и чувствуется по всему, что нега, лень и наслаждение свили здесь себе прочное гнездо.

Амфитрион (хозяин дома), римский всадник с жирным двойным подбородком, с орлиным носом, гладко бритый, готовится к вечернему пиру. В этом доме пиры почти ежедневно. Громадное состояние, нажитое на откупах, позволяет тратить на это колоссальные суммы. Он занят сейчас в своей домашней библиотеке: надо выбрать поэму для развлечения гостей. Медленно и лениво своими пухлыми руками, украшенными тяжелыми золотыми перстнями с самоцветными камнями, перебирает он футляры, где хранятся драгоценные свитки фиолетового и пурпурного пергамента, на котором золотыми литерами переписаны последние новинки римской поэзии. Его губы брезгливо сжаты: все это ему не нравится. Все так плоско, неинтересно, так приелось!

В соседней большой комнате суетится и бегает целая толпа рабов разных оттенков кожи: белые голубоглазые свевы, желтые смуглые фригийцы и персы, черные арапы и негры. Приготовляют столы и ложа для гостей. Их будет немного, только избранные друзья, человек тридцать. Но тем более надо все приготовить для них и угостить как можно лучше…

Пир в разгаре. За длинными столами на ложах, покрытых виссонными тканями и дамасскими коврами, возлежат гости в легких туниках, с розовыми и померанцевыми венками на головах. Столы уставлены яствами и фиалами с драгоценным вином. Прошла уже тридцать пятая перемена блюд. Только что убрали жирную тушу жареного кабана, и маленькие невольники, прелестные мальчики с завитыми кудряшками, в прозрачных розовых и голубых туниках, разносят расписные кувшины с розовой водой для омовения рук гостей. Смешанный говор стоит в зале. Гости уже достаточно подвыпили: глаза блестят, лица раскраснелись, а рослые арапы еще вносят громадные амфоры дорогих фригийских и фалернских вин, предлагая желающим наполнить опустошенные кубки.

Несмотря на знойный вечер в комнате прохладно: по углам бьют фонтанчики и журчат ручейки душистой воды, наполняя воздух благоуханием. Откуда-то сверху, как крупные хлопья снега, медленно падают лепестки роз и жасминов, покрывая все в комнате ароматным ковром. Откуда-то издали доносятся тихие, звуки грустной музыки: стонет свирель, журчащими каденциями рассыпается арфа и томно воркует лютня.

А гостям подают тридцать шестую перемену: жареные соловьиные язычки с пряным восточным соусом — блюдо, стоившее невероятных денег.

Это был какой-то культ чрева и обжорства. Ели с внимательной торжественностью, по всем правилам гастрономии, точно совершая священный обряд; ели медленно, бесконечно долго, чтобы продлить наслаждение насыщения. А когда желудок был полон и не вмещал больше ничего, принимали рвотное, чтобы освободить его и начать снова.

В пиршественной зале появляется домашний поэт амфитриона, один из бесконечной толпы его прихлебателей. Под звуки лютни он декламирует стихи собственного сочинения. Его сменяют мимы и танцовщики. Начинается дикая, сладострастная вакхическая пляска.

Но хозяин по-прежнему невесел. На его лице скука, пресыщение. Все надоело! Хоть бы что новое изобрели! А то каждый раз одно и то же!

За новые развлечения, за изобретение удовольствий платили большие деньги. Но трудно было изобрести что-нибудь новое, достаточно сильное, чтобы возбудить притупленные нервы. Неизбежная скука надвигалась, как болотный туман, полный удушливых миазмов. Пресыщенная жизнь переставала быть жизнью.

Один из первых богачей того времени, сам император Тиверий, представляет едва ли не самый печальный образец этой пресыщенной скуки. Он — на острове Капри в чудной мраморной вилле; кругом плещутся лазурные волны Неаполитанского залива; дивная, яркая южная природа улыбается ему и говорит о счастье и радости жизни, а он пишет сенату: «Я умираю каждый день… и зачем живу — не знаю».

Так жила римская знать, праздная, пресыщенная, потерявшая вкус к жизни, неудовлетворенная ни своим богатством, ни своим могуществом.

Народ, или, вернее, городской класс , та толпа, которая наполняла улицы Рима, вряд ли чувствовала себя вполне счастливой. Правда, и здесь жизнь с внешней стороны могла казаться иногда праздником. Те золотые потоки богатства и роскоши, которые стекались в Рим со всех стран, хотя и в небольшой степени, но достигали и римской черни. От императора и сановных патрициев в дни торжественных событий и фамильных праздников перепадали иногда значительные подачки. Нередко практиковалась даровая раздала хлеба. Римские граждане, кроме того, могли торговать своими голосами при выборах в сенат или на муниципальные должности.

Для толпы устраивались в цирках и театрах даровые великолепные зрелища. Все это создавало условия легкой, праздной жизни и привлекало из провинции массы праздношатающегося люда. Мало-помалу в Риме и других больших городах скопились громадные толпы людей праздных, неспокойных, ленивых, привыкших жить за государственный счет, единственным желанием и постоянным воплем которых было: «Хлеба и зрелищ!»

Но, выплачивая этой толпе подачки из своих колоссальных богатств, император и римская знать относились к ней с нескрываемым презрением и варварской жестокостью. Случалось иногда в цирках, где преобладали кровавые зрелища гладиаторских боев и травли людей дикими зверями, все жертвы, предназначенные для зверей, были растерзаны, а жажда крови и в зверях, и в зрителях еще не была насыщена. Тогда император приказывал выбросить на арену к зверям несколько десятков бесплатных зрителей из простонародья, заполнявших амфитеатр. И это приказание исполнялось при громком хохоте и рукоплесканиях знати.

Однажды накануне конских скачек, в которых должен был принять участие великолепный породистый жеребец одного знатного сенатора, громадная толпа любопытных зевак окружила стойло знаменитого скакуна, чтобы полюбоваться на него. Чтобы разогнать любопытную толпу, нарушавшую покой благородного животного, сенатор приказал своим рабам высыпать на зевак несколько больших корзин, полных ядовитых змей.

Эти маленькие иллюстрации показывают, насколько необеспечена и непривлекательна была жизнь граждан этого класса, несмотря на внешний покров кажущейся легкости и беззаботности.

Если по общественной лестнице мы спустимся еще ниже, в класс рабов, то здесь мы найдем только непрерывные страдания и беспросветное горе. Раб не считался даже человеком. Это был просто инструмент, вещь, хозяйственная принадлежность. Убить, изувечить раба хозяин мог вполне: за это он ни перед кем не отвечал, как не отвечал за сломанную лопату или за разбитый горшок.

Жизнь рабов была ужасна. Если бы мы могли прогуляться вечером по улицам Рима того времени, то, наверное, услыхали бы тяжелые стоны, плач и глухие удары, несущиеся из подвалов богатых домов, где содержались рабы — там происходила обычная вечерняя экзекуция рабов за дневные провинности. За малейшую оплошность их наказывали жестоко: били бичами или цепями до потери сознания. Зажимали шею в расщепленное полено и в таком положении оставляли на целые дни. Ноги забивали в колодки. Однажды во время приема императора Августа в доме известного богача того времени, Мецената, раб разбил нечаянно дорогую вазу. Меценат приказал бросить его живым в бассейн на съедение рыбам-муренам. На ночь рабов связывали попарно и сажали на цепь, наглухо приклепанную к кольцу, ввинченному в стену. А днем их ожидала бесконечная, одуряющая, изнурительная работа под бичом надсмотрщика, почти без отдыха. Если доведенные до отчаяния рабы поднимали бунт против своего господина, их распинали на крестах — казнь, считавшаяся самой позорной и мучительной. Когда раб становился стар или выбивался из сил и не мог более работать, его увозили на маленький необитаемый островок среди Тибра, где и бросали, как падаль, на произвол судьбы.

Таким образом, во всех классах римского общества жизнь была тяжелая, безрадостная, гнетущая: пресыщенность жизнью, скука, разочарование в высшей знати, бесправие, угнетение, страдания в низших слоях. Искать радости, успокоения, утешения было негде. Языческая религия не давала человеку никакого облегчения. В ней не было той благодатной таинственной силы, которая одна только может успокоить, ободрить и укрепить страждущее сердце и томящийся дух. Кроме того, римская религия времен пришествия Христа Спасителя очень многое заимствовала из восточных культов, полных сладострастия и распутства. В безумных, беспутных оргиях Востока можно было найти опьянение, временное забытье, но после этого скорбь становилась еще острее, отчаяние еще глубже.

Языческая философия также не могла удовлетворить человека, так как она учила только о земном счастье и не освобождала мятущийся дух от оков мира и материи. Два направления господствовали в тогдашней философии: эпикурейство и стоицизм. Эпикурейцы говорили: наука быть счастливым состоит в том, чтобы создавать для себя приятные ощущения; всякое излишество влечет за собою болезненные ощущения, поэтому нужно быть умеренным во всем, даже в наслаждениях, но эта умеренность, равно как и сама добродетель, не составляет цели для человека, а служит лишь наилучшим средством к наслаждению. Стоики брали лучшие стороны в человеке. Ты свободен, говорили они, значит, ты единственный господин себе. Воля твоя должна вполне принадлежать тебе; счастье заключается в господстве над самим собою. Скорби, гонения и смерть для тебя не существуют: ты всецело принадлежишь себе и никто не отнимет тебя у тебя самого, а это все, что нужно мудрецу.

Чего не доставало философии — это божественного элемента. Тот бог, которого они называли природою, не имеет никаких преимуществ перед богами, провозглашенными языческою религией) и мифологическими сказаниями. Бог философов — не живой, личный Бог, а судьба, неумолимая и слепая, под ударами которой человек впадает в отчаяние и погибает.

Кроме того, философия была совершенно недоступна народному пониманию и составляла удел лишь небольшого числа избранных мудрецов. Поэтому искать в ней утешения масса не могла.

Можно было бы ожидать, что указания нового пути и средства возрождения жизни найдутся в иудейском народе — единственном народе, сохранившем истинную религию и возвышенные понятия о Боге и жизни. Но иудейство само переживало тяжелый кризис. Вряд ли когда в истории еврейского народа встречаются более темные страницы религиозного и нравственного упадка, чем в период, предшествовавший явлению Христа Спасителя. Когда читаешь пророческие книги и суровые речи пророков, обличавших еврейскую жизнь, рисуется тяжелая, мрачная картина.

Вот ряд выдержек из книг пророка Исайи, изображающих безотрадное нравственно-религиозное состояние израильского народа того времени, его неблагодарность и измену Богу, его неверие, его разврат, его жестокость и вопиющую несправедливость.

Слушайте, небеса, и внимай, земля, потому что Господь говорит: Я воспитал и возвысил сыновей, а они возмутились против Меня. Вол знает владетеля своего, и осел — ясли господина своего; а Израиль не знает [Меня], народ Мой не разумеет. Увы, народ грешный, народ обремененный беззакониями, племя злодеев, сыны погибельные! Оставили Господа, презрели Святаго Израилева, — повернулись назад. (I, 2-4). Как сделалась блудницею верная столица, исполненная правосудия? Правда обитала в ней, а теперь — убийцы… Князья твои — законопреступники и сообщники воров; все они любят подарки и гоняются за мздою; не защищают сироты, и дело вдовы не доходит до них (I, 21, 23).

И в народе один будет угнетаем другим, и каждый — ближним своим… Язык их и дела их — против Господа, ос корбительны для очей славы Его… Народ Мой! вожди твои вводят тебя в заблуждение и путь стезей твоих испортили (III, 5, 8, 12).

Огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их (VI, 10).

…О юношах его не порадуется Господь, и сирот его и вдов его не помилует: ибо все они — лицемеры и злодеи, и уста всех говорят нечестиво (IX, 17). …Священник и пророк спотыкаются от крепких напитков; побеждены вином, обезумели от сикеры, в видении ошибаются, в суждении спотыкаются. Ибо все столы наполнены отвратительною блевотиною, нет чистого места (XXVIII, 7, 8).

…Это народ мятежный, дети лживые, дети, которые не хотят слушать закона Господня (XXX, 9). Беззакония ваши произвели разделение между вами и Богом вашим, и грехи ваши отвращают лице Его от вас, чтобы не слышать. Ибо руки ваши осквернены кровью и персты ваши — беззаконием; уста ваши говорят ложь, язык ваш произносит неправду. Никто не возвышает голоса за правду, и никто не вступается за истину; надеются на пустое и говорят ложь, зачинают зло и рождают злодейство… Дела их — дела неправедные, и насилие в руках их. Ноги их бегут ко злу, и они спешат на пролитие невинной крови; мысли их — мысли нечестивые; опустошение и гибель на стезях их. Пути мира они не знают, и нет суда на стезях их; пути их искривлены, и никто, идущий по ним, не знает мира. Потому-то и далек от нас суд, и правосудие не достигает до нас; ждем света, вот тьма, — озарения, и ходим во мраке… Ибо преступления наши многочисленны пред Тобою, и грехи наши свидетельствуют против нас; ибо преступления наши с нами, и беззакония наши мы знаем. Мы изменили и солгали пред Господом, и отступили от Бога нашего; говорили клевету и измену, зачинали и рождали из сердца лживые слова. …И честность не может войти. И не стало истины, и удаляющийся от зла подвергается оскорблению (LIX, 2-4, 6-9, 12-15).

Таким образом, и здесь, среди избранного народа Божия, та же картина нравственного мрака и разложения.

Зло сгущалось повсюду. В этой атмосфере бесправия и насилия, обмана и лицемерия, неверия и суеверия, разврата и погони за наслаждениями становилось трудно дышать. Мир, порабощенный римской политикой, униженный и доведенный до отчаяния ложными религиями, тщетно вопрошающий философию о тайне жизни и добродетели, этот мир стоял на краю могилы.

Само иудейство, изменившее своему предназначению, находилось при последнем издыхании. Никогда еще не было более критического момента в истории человечества. Чувствовалось, что человечество зашло в тупик и без посторонней помощи Кого-то Великого и Сильного выйти оттуда не может. И вот среди лучших людей того времени все упорнее и напряженнее становится ожидание появления Великого Пророка , который укажет человеку новые пути и спасет мир от гибели и разложения.

В иудействе это ожидание существовало уже давно и питалось предсказаниями пророков, но и вне иудейства в лучших людях языческого общества чувствуется трепетное ощущение и страстное желание пришествия Спасителя и Избавителя мира. Весь мир находился в напряженном состоянии, и в эту-то великую и торжественную минуту рождается Господь Иисус Христос и проповедует людям Свое Евангелие, это Откровение новых путей возрождения и истинной жизни.

Это откровение было тою вестью Неба, которая выводила людей из тупика греха и отчаяния и которую так страстно и так напрасно ожидало человечество. Вот почему оно и было названо благою вестью, или Евангелием.

Самые страдания, которыми полна жизнь, уже не смущают нас, ибо мы начинаем понимать, что эти страдания готовят нас и ближних наших к блаженной жизни с Богом, что будущее не только заставит страдальцев забыть прошедшее, но и заставит их благословлять это прошедшее как путь к радости и счастью. Даже смерть не страшна, ибо для нас это — только переход в другую жизнь, более светлую, более радостную, если, конечно, мы будем того достойны.

Христос воскрес, и для нас открылись врата Царства, наглухо закрытые для человека после его грехопадения.

Христос воскрес и вошел… в самое, небо, чтобы предстать ныне за нас пред лице Божие (Евр. IX, 24). Нам остается только следовать за Ним.

Христос воскрес и дал нам новую жизнь, полную благодатных сил. Наше дело — пользоваться этими силами.

Вот почему для нас так много глубокого, таинственного, радостного смысла в тропаре святой Пасхи, который никогда мы не перестанем повторять:

«Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав».

И теперь, когда столько веков прошло после появления Евангелия, оно не утратило своего значения и по-прежнему является для нас благою вестью, говорящей нам о высокой, чистой, святой жизни; по-прежнему, как маяк в бурную темную ночь, оно показывает нам единственный верный путь к вечному счастью и к Богу.

Где этот путь? Язычество и почти весь древний мир искали его в служении своему самолюбию, в самоугождении, в самоуслаждении. Личный эгоизм язычества, национальный эгоизм еврейства — вот те краеугольные камни, на которых люди древности хотели построить здание своего счастья. Они не построили ничего, и их опыт доказал только то, что избранный ими путь ложен и ведет не в чертоги счастья, а в трясину отчаяния.

Евангелие наметило новый путь: самоотречение.

Уже первая крупная фигура, появляющаяся в евангельской истории по Марку, фигура Иоанна Крестителя, обвеяна этим новым духом.

Явился Иоанн, крестя в пустыне и проповедуя крещение покаяния для прощения грехов. …Иоанн же носил одежду из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих, и ел акриды и дикий мед (Мк. I, 4,6).

Всем своим видом он как бы говорил слушателям: «Не в богатстве, не в роскоши, не в человеческой славе, не в земном могуществе надо искать пути к Богу и к счастью. Все это ложь, обман, призрак! Пустыня лучше царских чертогов, ибо ее вечная тишина и однообразие не развлекают ум и позволяют всецело погрузиться в созерцание дел Божиих и Божия величия. Власяница лучше тонких тканей и дорогих одежд, ибо она не разнеживает тела, но, изнуряя его, делает покорным рабом духа. Скудная пища пустыни лучше изысканных яств, ибо она не будит в человеке сладострастия и похоти. Суровая жизнь среди природы лучше праздного, ленивого существования богачей, ибо она закаляет волю для подвига. Отречение от мира лучше привязанности к миру, ибо ничем не связанный, свободный духом человек может служить Богу всем существом своим».

И выходили к нему вся страна Иудейская и Иерусалимляне (Мк. I, 5), ожидая найти в Иоанне давно желанного пророка, Спасителя мира. Но это был только Его предтеча. Сильнейший его шел за ним.

К западу от Иорданской долины расположена главная часть Палестины, которая со времени завоевания римлянами делилась на три области, считая с севера на юг: Галилею, Самарию и Иудею.

Галилея славилась плодородием и живописностью пейзажей. Она богато орошается множеством источников, бегущих с гор Ливана и Ермона. Во времена Христа земля здесь хорошо обрабатывалась и засеивалась самыми разнообразными злаками. Несомненно, здесь, в Галилее, Христос говорил Свои притчи о сеятеле, семени и плевелах.

Через Галилею, как уже было сказано, проходил главный караванный торговый путь из Египта, поэтому эта область страны открыта для самых разнообразных влияний как с Востока, так и Запада. Это место было как бы мостом между Африкой, Малой Азией и Европой. Здесь, в городе Назарете, Христос провел Свои юные годы. Среди галилейских рыбаков Он избрал Себе первых апостолов. Большая часть Его служения протекала на берегах Галилейского (или Геннисаретского) озера.

Население Галилеи было многочисленно и трудолюбиво. Галилеяне обладали живым характером, были впечатлительны, любили новизну и легко поддавались новым и смелым идеям; при этом они отличались глубокой религиозностью.

В этой области жило много язычников. Постоянное общение с ними вырабатывало в галилеянах дух терпимости, которого были лишены жители Иудеи, отличавшиеся мелочным формализмом. Жители Иерусалима постоянно упрекали галилеян за ту легкость, с которой они обращались с язычниками, и высмеивали их скверное произношение.

Главными городами Галилеи были Тивериада, Хоразин, Назарет, Кана, Наин, Вифсаида и Капернаум, в котором Христос прожил большую часть времени Своего общественного служения.

Область Самария расположена южнее Галилеи. Это более ровная часть Палестины, очень удобная для поселения. Здесь проходило много событий еврейской истории. Когда-то вместе с Галилеей Самария составляла Северное Израильское царство, уничтоженное в 8 веке до н. э. ассирийцами. Завоеватели переселили в Самарию множество крестьян с востока, которые, смешавшись с оставшимися местными жителями, приняли их веру, сохраняя в то же время некоторые свои языческие обычаи, Их стали называть самарянами. Иудеи не хотели в них видеть братьев по религии, считая их полуязычниками. Это служило поводом к постоянным конфликтам. Вражда была так велика, что даже во времена Христа иудеи, путешествовавшие из Галилеи в Иерусалим, предпочитали два раза переходить Иордан, лишь бы миновать Самарию. Отсюда возникла и поговорка, что «иудеи с самарянами не общаются» ().

В южной части Палестины была расположена Иудея. Она являлась полной противоположностью Северу. Гористая, бесплодная и угрюмая Иудея представляла собой как бы пустыню с оазисами. Центром Иудеи был Иерусалим. Древний город, овеянный духом священных преданий и пятнадцати вековой истории, во время земной жизни Христа возвышался на Сионской горе, окруженной могучей стеною и глубоким рвом. Сердцем Иерусалима и всей Иудеи был храм Господень. Сюда на праздник Пасхи из рассеяния со всех концов мира стекались верующие евреи, чтобы принести жертву Богу. По большим праздникам в город приходил и Христос, но начальники иудейские враждебно относились к Спасителю, они преследовали Его, поэтому больше любил проповедовать в Галилее, нежели в Иудее.

В восемнадцати километрах к югу от Иерусалима, в низине, между холмов, расположен город Вифлеем. Здесь родился Господь наш .

По другую сторону Иордана, на восток, вся местность называется Заиорданье. В древние времена там жили моавиты и аморреи, преграждавшие Моисею путь к обетованной земле. Севернее лежала земля Уц, родина праведного страдальца Иова. В своей северной части Заиорданская Палестина обнимала пять округов: Итурею, Голан, Трахонитиду, Ватанею и Авран.

К югу от Голана и к западу от Аврана был расположен ряд городов, известных в Евангелии под общим названием Десятиградия, или, по-гречески, Декаполис. Эти города не раз посещал Христос.

Южная часть Заиорданья называлась Галаад, или Перея

Политическое положение Палестины

Перед пришествием в мир Спасителя и во время Его земной жизни Палестина находилась под властью Римской мировой Державы.

Еще в 63 году до Рождества Христова римский полководец Помпеи ввел свои войска в Иудею и присоединил ее к римской провинции Сирии. Спустя немного времени (в 713 году от основания Рима, или в 37 году до Рождества Христова) идумейский князь Ирод, прозванный Великим, получил от Римского Сената царский титул и в течение тридцати семи лет управлял всей Палестиной и Идумеей.

Войдя в состав Римской империи, иудеи оказались в самой гуще мирового политического, социального и религиозного брожения. В те годы Рим достиг высшего расцвета. Капитолий гордо вознесся над миром, внушая почтение и страх многочисленным народам, населявшим и окружавшим империю. Римские чиновники наводняли отдаленнейшие уголки огромного государства, взимая с провинций колоссальные налоги. Не затрагивая видимости самоуправления провинций, римские диктаторы постепенно лишали их военной и политической самостоятельности. Обещая, подкупая, принуждая, они и у себя на родине положили конец всем политическим свободам, разгромив республиканскую партию и создав режим военной диктатуры. После борьбы диктаторов в гражданской войне Октавиан Август стал самодержавным правителем Римской империи с титулом принцепса. Вскоре по всей стране Августу стали воздвигать храмы и статуи, ему пели славословия, его объявили «сотером»– спасителем мира.

Это зрелище все более и более возвеличивающейся империи, подавляющей свободу и обоготворяющей своего владыку, не могло не производить впечатления на людей Востока. Все чувствовали, что наступает нечто новое, непонятное. Для иудеев же вопрос решался просто. Для них мировая империя была царством Зверя, которое падет от меча грядущего Мессии. Враждебно относясь к римскому владычеству, иудеи с таким же чувством относились и к Ироду Великому, который, вопреки воле народа, при поддержке римлян, захватил власть в Иудее.

Проводя политику Рима в Иудее, Ирод жестоко подавлял народные волнения. Сразу же после воцарения Ирод провел реорганизацию Верховного Совета, Высшего иудейского судебного двора (Синедриона). Царь приказал казнить 45 членов Совета, а так как Верховный Совет состоял, по свидетельству Иосифа Флавия, из 71 члена, то оставшиеся в живых 26 против 45-ти, вновь назначенных царем, ничего не могли провести в жизнь даже при соблюдении всей законности. Так одним кровавым ударом высшая законодательная власть Иудеи оказалась в руках Ирода. Интересы царя-идумеянина были далеки от интересов правоверных евреев. Человеку сильному, жестокому и страстному, Ироду были глубоко чужды религиозные проблемы, которые тогда волновали иудеев и весь мир. Распутство и постройки, войны и политические интриги поглощали его целиком. Гордый и честолюбивый, он мечтал затмить славу царя Соломона и развернул кипучую строительную деятельность. При нем Палестина покрылась многочисленными зданиями. Он с одинаковым рвением занимался сооружением ипподрома, театров, храмов в честь императора Августа и перестройкой Иерусалимского храма. Последний, правда, был предметом его особенных забот: Ирод вложил в него огромные средства и превратил в одно из чудес света. Он гордился своим храмом. Однако и эта его заслуга не завоевала ему любовь народа.

По отношению к своим подданным Ирод был деспотом, жестоким и кровожадным тираном. Болезненно подозрительный, он укреплял свой трон ценой многих преступлений. Он умертвил Мариамну, одну из своих многочисленных жен, вместе с двумя ее сыновьями – Александром и Аристовулом. Узнав через свою сестру Соломею о местопребывании последних потомков Хасмонеев. Ирод казнил их заодно с мужем сестры.

За пять дней до смерти Ирод казнил своего сына Антипатра. Когда об этом узнал кесарь Август, то он, указывая на Ирода, сказал своим приближенным: «Я хотел бы лучше быть его свиньей, чем сыном». Кесарь при этом имел в виду иудейский закон, который запрещал употреблять в пищу свиное мясо.

Но самым жестоким и кровожадным преступлением Ирода было избиение множества невинных Вифлеемских детей, о котором рассказывает евангелист Матфей (). Последние дни Ирода были ужасны, его постигла мучительная болезнь. На одре болезни он сыпал проклятиями, пытался кончить самоубийством, бредил кровавыми расправами. Иосиф Флавий сообщает, что Ирод отдал приказ своей сестре – собрать в Иерихоне 15 000 знатных иудеев и в момент его смерти предать их смерти, чтобы хоть этим способом заставить народ плакать. Но приказ этот не был выполнен. День кончины Ирода Великого стал впоследствии национальным еврейским праздником. Похороны Ирода были пышными. За гробом, в котором последний иудейский царь лежал облаченный в багряницу и увенчанный драгоценной диадемой, шли его три уцелевших сына: Архелай, Филипп и Антипа.

После смерти Ирода Великого император Август разделил (согласно завещанию Ирода) его царство между тремя сыновьями следующим образом: Архелай получил власть над Идумеей, Иудеей и Самарией; Антипа – над Галилеей и Переей; а Филипп–над Итуреей, Гавлонитидой и Трахонитской областью. Антипа и Филипп получили от кесаря титулы тетрархов (четверовластников), Архелай же – этнарха (областной правитель).

Архелай претендовал на царский престол Иудеи, но Август оставил за ним титул этнарха, пообещав сделать его царем при условии, что он того заслужит. Но Архелай так и не заслужил царского достоинства. Подобно отцу, он был жестоким правителем, но не унаследовал от отца государственных способностей. Народ его не любил и боялся так же, как и Ирода Великого. Правление Архелая длилось до 6 года по Р. X. За избиение трех тысяч иудеев в праздник Пасхи и за другие преступления Август сослал Архелая в Галлию, где он и умер.

На место Архелая с этого времени Сенат стал назначать римских чиновников, которые назывались прокураторами (губернаторами). Прокуратор командовал войском, собирал налоги и имел право казнить за важные преступления, действуя именем императора. В то время Синедрион имел только видимую самостоятельность, на самом же деле он был во многом ограничен римскими законами. Управляя Иудеей, Самарией и Идумеей, прокураторы в то же время находились в зависимости от римского правителя, легата Сирии – провинции, в которую входила и Палестина.

Местопребыванием прокураторов был портовый город Кесария, но на большие праздники, особенно Пасху, они переселялись в Иерусалим для наблюдения за порядком и усмирения народных волнений, которые неоднократно происходили во время праздников. Пятым прокуратором Иудеи был Понтий Пилат (26–36 гг. по Р. Х.), при котором был казнен Господь наш . Вскоре после евангельских событий за жестокое избиение самарян он был сослан императором Тиверием в Галлию, где окончил жизнь самоубийством.

Ирод Антипа (4–39 гг. по Р. X.), тетрарх Галилеи и Переи,. был властелином хитрым, тщеславным и развратным. Он оставил свою первую жену, дочь царя Ареты, и женился на Иродиаде, которая была женой его брата Филиппа. За эту преступную связь его обличал св. Иоанн Креститель (). Иродиада возненавидела святого Пророка и добилась его смерти.

Сторонники Ирода Антипы назывались иродианами. Они так же, как и Ирод проводили в Галилее политику Рима и были враждебно настроены по отношению к фарисеям. Несколько лет спустя после евангельских событий римский император Калигула сослал Ирода Антипу в Галлию (39 г. по Р. Х.), откуда впоследствии он был переведен в Испанию, где и умер.

Ирод Филипп управлял северо-восточной частью Палестины. Местом его жительства был г. Пенеас, находившийся у истоков Иордана. Филипп украсил, обстроил этот город назвал его Кесарией Филипповой. Правил он до самой своей смерти (34 г. по Р. X.).

4. Религиозное Состояние Еврейского народа

В первой части Священной Библейской истории уже кратко говорилось о религиозных сектах и религиозной жизни евреев после Вавилонского плена.

Надо сказать, что с тех пор и до времени пришествия Христа на землю в религиозной жизни евреев мало что изменилось. На вершине Сиона, в древнем Иерусалиме, по-прежнему утром и вечером звучали серебряные трубы левитов, возвещавшие о начале богослужения в храме Господнем. Священнослужители и народ собирались в Храм для принесения ежедневной жертвы Богу. А в праздничные дни, особенно на Пасху, в Иерусалим стекались тысячи паломников, чтобы очиститься, помолиться и воздать хвалу Богу Израиля.

Со времени Вавилонского плена религиозная вера в народе не угасала, она постоянно поддерживалась в нем его ревностными учителями: книжниками и фарисеями.

Каждую субботу правоверные иудеи, начиная с двенадцатилетнего возраста, посещали синагоги , которые в то время строились везде, даже в небольших селениях Палестины. В больших городах их было несколько, а в Иерусалиме наряду с великим храмом их насчитывалось до четырехсот. Синагоги не только служили местом для молитвенных собраний верующих, но были также школами для воспитания детей в законе Божием. Благодаря синагогам закон Моисеев внедрялся в народ по всей Палестине и далеко за ее пределами.

Слово «синагога» обозначает собственно «дом собрания». Внутри такие дома представляли собой довольно просторные залы, обыкновенно прямоугольной формы, иногда разделенные колоннадой на три придела. В глубине находился особый шкаф, завешанный покрывалом. В нем хранились свитки Закона и других книг Священного Писания . Посреди синагоги возвышалась кафедра с сидением для чтеца или проповедника и с аналоем для свитков. Читать и толковать Священное Писание в синагоге разрешалось каждому иудею, достигшему тридцатилетнего возраста.

Во главе синагоги стоял книжник , или учитель Закона.

В Евангелии книжники упоминаются или вместе с первосвященниками, или с фарисеями. Но фарисей и книжник–это не одно и то же. Почти все книжники были фарисеями, из чего вовсе не следует, что и все фарисеи были книжниками. Книжники представляли класс образованных людей, знатоков Закона, поэтому их иногда называли законниками; фарисеи же представляли собой партию, выражавшую определенное религиозное течение. По своим религиозным взглядам книжник мог быть и фарисеем, и саддукеем, и ессеем.

Объем деятельности у книжников был большой. Они переписывали Священные книги, хранили в памяти предания. В синагогах, на молитвенных собраниях, они толковали Священное Писание , учили детей Закону Божию, а также были юристами и судьями народа. Книжники придерживались буквального толкования Закона, строго следуя предписаниям предания.

В религиозной жизни они были формалистами, довольствуясь мелочным соблюдением всех внешних правил. За это Христос часто обличал книжников и фарисеев в Своих проповедях.

Как книжники, так и фарисеи в те времена взяли на себя полномочия духовных учителей и вождей избранного народа. Они усиливали в нем религиозное чувство, следили за строгим исполнением закона Моисеева и предания старцев, ограждали свой народ от иностранных языческих влияний и вселяли в него чувство патриотизма.

Но, взяв на себя такую ответственную миссию, книжники и фарисеи сами были далеки от подлинно религиозной жизни.

Религиозность книжников и фарисеев ограничивалась одной лишь обрядностью чисто внешнего характера. Если внешние предписания выполнены, то человек ничего больше не должен Богу. Искреннее раскаяние, смирение и усердная были чужды книжнику и фарисею. Мелочность преданий заслоняла перед ними самые важные основы Божественного Закона. Лицемерие, безмерная гордость и презрение к «толпе» – вот основные черты, составляющие характер книжника и фарисея евангельских времен. Правда, со стороны казалось, будто они живут и действуют исключительно во славу Божию. Однако на самом деле они искали славы и чести только для самих себя.

Разумеется, такие духовные вожди народа и сами были далеки от спасения, и народ вводили в заблуждение. Вот почему в Евангелии мы так часто слышим грозные обличительные слова Спасителя, обращенные к книжникам и фарисеям. За это «слепые вожди» возненавидели Христа, не признали в Нем посланного Богом Спасителя и предали Его смерти. Таким образом, религиозные вожди Израиля, думавшие, что своим «благочестием» они способствуют наступлению Мессианского Царства, сами того не зная, отвернулись от истинного Мессии и стали ждать лжемессию.

Другой религиозной сектой, которая враждебно относилась ко Христу, были саддукеи. По своему составу религиозная партия саддукеев охватывала представителей правящей иудейской аристократии. Входили в нее в основном представители высшего духовенства. Первосвященники, занимавшие высшее положение в синедрионе, были саддукеями. Вся цель их деятельности сводилась к сохранению за собой господствующего положения в стране. Отрицая будущую жизнь и воскресение, они, естественно, приходили к тому, что единственной целью существования считали достижение земных благ.

Народ, уважавший фарисеев за их веру и патриотизм, ненавидел саддукеев, которые открыто смеялись над народной религией, проводили явно антипатриотическую политику и грабили население. Свой авторитет в глазах народа саддукеи потеряли еще в эпоху греческого господства. Тогда они всячески унижали свой сан, чтобы пресмыкательством добиться благосклонности у Птоломеев и сирийских царей. Заразившись греческим полуверием и скептицизмом, они отошли от всякого участия в знаменитой Маккавейской борьбе. Когда же на смену грекам пришли римляне, саддукеи поспешили заверить римских прокураторов в своей преданности кесарю, чтобы только сохранить за собой власть в Иудее. Боясь, как бы Великий Проповедник из Назарета не нарушил их покой и не вызвал гнев Рима, первосвященники осудили Христа на смерть.

Синедрион, который был Высшим Судом у евреев, в то время, как мы уже говорили, состоял из 71 члена. Все члены Синедриона делились на три категории:

1. Первосвященники – правящий первосвященник, все бывшие первосвященники, а также и главы важнейших священнических семейств;

2. Старейшины – священники и миряне, представлявшие наиболее влиятельные и богатые семьи еврейского народа

3. Книжники , или учителя Закона , которые играли важную роль в Синедрионе. Там они являлись как бы судьями – экспертами, указывая в каждом нужном случае подходящие нормы Закона и предания.

Синедрион, учрежденный после Вавилонского плена, выносил решения по важнейшим делам как религиозного, так и политического характера. В евангельские времена римляне во многом урезали его власть, и, в частности, лишили его права выносить смертные приговоры.

В то время ожидание пришествия Мессии в еврейском народе достигло предела. Иудеи невольно чувствовали, что время Мессии пришло. Поэтому при появлении в Иудее выдающегося проповедника или пророка все невольно спрашивали, не он ли Христос. Многие при этом не ясно представляли себе, в каком виде явится Христос, и хотели видеть в Нем земного царя, который покорит иудеям весь мир и создаст на земле вечное еврейское царство.

Самыми страстными мессианистами в то время были зилоты , которые пытались насильственно ускорить явление Мессии. Иосиф Флавий выразительно называет их «мальчишками», которые были готовы отдать свою жизнь за национальное освобождение Израиля. Они возмущались как против Ирода – идумеянина, так и против римлян. Организованные в небольшие группы, они совершали вооруженные нападения по всей стране. Народ называл их сикариями – людьми с кинжалами (). Считая только Бога своим Царем, они открыто призывали иудеев на борьбу с римлянами. Эта деятельность сикариев в 66 году после Р. X. привела в Палестине к взрыву большого восстания против Рима, которое закончилось печально для иудеев.

Но не все иудеи смотрели на Христа как на земного царя, более духовные люди ожидали в Нем Мессию, Который искупит человека от рабства греху, водворит мир в возмущенной душе, призовет к Себе всех труждающихся и обремененных и создаст вечное Божие Царство на земле.

Таково было религиозно-нравственное состояние еврейского народа, когда на землю пришел Господь наш . Сведения об этом периоде жизни иудейского народа взяты из Евангелия и у Иосифа Флавия, из его труда «Иудейские древности».