История по христианской философии развивается. История развития христианской философии
Женщины-ученые в античности
В античности за немногими исключениями (например, школа Эпикура) женщины не имели доступа к философским и научным исследованиям.
Однако в Александрии, центре учености поздней античности, работала выдающаяся женщина-ученый Гипатия (Hypatia). Она была философом-платоником, обладала глубокими математическими и физическими познаниями и получила известность благодаря своей учености и интеллектуальным способностям. Она жила приблизительно с 370 по 415 гг. и была убита по пути в библиотеку.
Именно эти годы стали поворотными в истории Александрии как центра учености и, следовательно, всей интеллектуальной жизни античности. Старые порядки находились в процессе разрушения. Началось переселение народов. Античность (древность) уступала место времени, которое позднее стало называться Средними веками, то есть промежутком между Старым и Новым временем.
Глава 6. СРЕДНИЕ ВЕКА
В конце четвертого века после Р.Х. Римская империя разделилась на две части, и незадолго до этого христианство стало доминирующей государственной религией. В это же время (375-568) происходило переселение германских племен, которое привело к падению Западной Римской империи. Античность закончилась, начались Средние века .
1 Название "Средние века", medium aevum, было дано ретроспективно теми, кто рассматривал промежуток времени между Античностью ("древними временами") и Ренессансом ("возрождением" античной культуры) как Темное время.
Вначале рассмотрим некоторые изменения, происходившие после превращения христианства в доминирующую религию Римской империи, а затем остановимся на преобразованиях, связанных с переходом от Римской империи к средневековому обществу.
Уже говорилось о том, что социальные условия эллинистическо-римского периода, по-видимому, обусловили определенный отход от политики и утрату интереса к теоретической философии. Интересы стали ограничиваться преимущественно этическими вопросами, в центре которых находился индивид. Но на протяжении Поздней античности все больше усиливалась разочарованность и в этой "жизненной философии". Люди обратились к поискам сверхъестественного в собственном внутреннем мире. Они искали решение проблем исключительно тяжелой жизни в религиозной сфере. Неоплатонизм (и в определенной мере поздний стоицизм) стал выражением этой пробудившейся религиозной направленности, в которой христианство нашло благодатную почву для распространения.
Христианство обращалось к каждому. Оно провозглашало надежду для каждого. Вопреки политическому бесправию, материальному неблагополучию и физическим страданиям, вопреки злу и ослаблению силы характера, надежда существует для каждого. Земная жизнь, провозглашало христианство, является частью драматического исторического процесса, в конце которого каждого ожидает справедливое вознаграждение за страдания и несправедливости этой жизни. Превыше всего этого пребывает Бог-Отец, создатель мира, дух всемилостивый, всесправедливый и всеправедный.
Встреча первых христиан с эллинистической интеллектуальной жизнью выглядела приблизительно так. Интеллектуалы были воспитаны в духе греческой и эллинистической философии и жили в мире совершенно других представлений, чем те, которые даны в Библии. Как христианские теологи должны были ответить этим интеллектуалам? Должны ли они пытаться "перевести" Библию на их язык, чтобы обратить их в христианство? Или они должны были осудить всю греческую философию как языческое заблуждение и говорить с интеллектуалами на языке Библии?
Налицо были две стратегии. Первую с некоторой долей анахронизма можно назвать "католической" - языческая философская традиция также создана Богом. Поэтому к ней следует относиться положительно и не бояться излагать христианское учение с помощью философии. Вторую стратегию можно назвать "протестантской" (или "фундаменталистской") - только в Библии, в частности в Новом Завете, заключена христианская истина. Эта истина не должна быть искажена языческой традицией типа греческой философии.
Наиболее эффективной оказалась первая стратегия, которая привела к возникновению христианской теологии в результате усилий с помощью греческой и эллинистической философии сделать более понятным смысл Евангельского послания. Христианская теология началась как апологетика, то есть как защита христианства от возражений со стороны интеллектуалов тех дней, то есть в основном нехристиан. Вначале произошел синтез христианства и неоплатонизма, хотя определенное значение имел и поздний стоицизм. Этот теологический синтез доминировал приблизительно с III до XII в., то есть на протяжении почти всего Средневековья. В XIII веке Аристотель вновь стал известен в западном христианском мире, и христианское учение было синтезировано с аристотелизмом. С тех времен этот синтез стал философией Римской католической церкви.
В Средние века именно философия и теология были интеллектуальными видами деятельности, претендовавшими на истинное постижение. (Естествознание в современном смысле этого слова вряд ли существовало в европейской культурной жизни до позднего Средневековья). Поэтому естественно, что одной из центральных тем стало взаимоотношение веры и разума. Эти два вида духовной и интеллектуальной деятельности должны были определиться по отношению к друг другу. Какие вопросы относятся к философии и какие к теологии? Отметим, что после Ренессанса возникла аналогичная проблема разграничения сферы естествознания и философии (и теологии).
Тесная связь средневековой философии и теологии часто представляется так, как если бы теология, образно говоря, сжимала философию в своих ледяных объятьях. Философия предстает как бы "страдающей" стороной. Однако точно так же можно утверждать, что именно греческая и эллинистическая философия "нанесла ущерб" теологии христианства. Ведь теологические положения (догматика) были сформулированы на языке, который использовали эллинистические (неоплатонистские) философы. К числу таких положений относится, например, догмат о Троице, учение о примате души над телом. Теология оказалась во власти соответствующей философской терминологии даже после того, как люди перестали мыслить в неоплатонистских понятиях. В этом смысле в результате сосуществования философии и теологии страдающей стороной оказалась именно теология.
Здесь не место решать, кто кому "служил". Однако все же следует предостеречь против морализаторства по поводу исторических поворотов судьбы, потому что в этом случае мы легко можем упустить из вида историческую "необходимость" событий.
Вместо этого сформулируем следующий вопрос. Какие новые положения принесло христианство в философскую и интеллектуальную среду? Упрощая ответ, скажем, что это 1) идея "человека как центра всего"; 2) идея линейности истории и 3) представление о Боге как Личности и Творце.
Для греческих философов человек в общем и целом был созданием, существовавшем в космосе наряду с другими творениями. Человек считался созданием, достаточно высоко стоящим, но не занимающим особой, привилегированной позиции. В одной и той же конечной вселенной существуют камни и
земля, растения и животные, люди и боги. Согласно христианскому учению, все обстоит иначе. Бог является Личностью, которая существует над этим миром. Весь земной мир с его камнями, растениями, животными и людьми сотворен Богом как обиталище людей, устроенное таким образом, чтобы люди могли быть спасены. Вселенная является вторичной по отношению к людям и Богу. Все в сотворенном мироздании сконцентрировано вокруг земного странствия человечества по пути, который ведет к спасению.
Тогда же христианские идеи спасения и греха заняли место греческих моральных представлений (например, о хорошей жизни и добродетели). И речь стала идти о спасении каждого человека. Люди бесконечно ценнее, чем любое другое земное творение, и в принципе все люди обладают одной и той же высшей ценностью. Подобное понимание означало, что стоицистские идеи о естественном праве, всечеловеческом братстве и равенстве совпадают с христианскими понятиями. Существует общезначимый закон, а именно Слово Божье. Все люди равны, поскольку они созданы Богом по Своему образу и подобию.
"Человек являлся центром" и космологически и аксиологически. При этом существенна история, а не природа. История является не кругообразной, как для стоиков, а линейной. История движется вперед к Судному Дню: творение, грехопадение человека, рождение, жизнь и воскресение Иисуса Христа, борьба между грехом и спасением.
Христианство, возникшее в I в. н. э в Палестине, восточной провинции Римской империи, уже ко II–III вв. было широко распространено по всей территории империи и даже за ее пределами. О том, что совсем недавно эту веру называли «соблазном для иудеев, безумием для эллинов и недозволенной религией для правительства», быстро забыли. и уже в 325 г. указом императора Константина христианство объявляется государственной религией Римской империи. Считается, что сам император в знак лояльности принял крещение, но, тем не менее, наряду с новой верой продолжали действовать и храмы древних богов.
Просуществовав (с переменным успехом) в данной роли семьдесят лет, в 395 г., когда по приказу императора Феодосия Великого запретили под угрозой смертной казни так называемые языческие религии и закрыли все языческие храмы, христианство становится религиозным монополистом в огромной империи. В это же время начинается, как сказали бы теперь, террор в отношении философов, объявленных приспешниками языческих богов и, соответственно, еретиками. Однако не сама религия была в этом виновата. Тогда что стало причиной гонений? Существует известная поговорка, что историю пишут победители. Ее можно немного дополнить – и дополняют… Искренне проникся римский император проповедью всеобщей любви? Едва ли. Скорее всего, для победившей стороны управлять народом под эгидой новой веры стало выгоднее. И введение (именно введение, а не принятие) христианства – не исключение, а лишь подтверждение этого нерадостного правила. Так было в Римской империи, так было на Руси, когда князь Владимир копьем и мечом «крестил» свой народ, так было в Новом Свете, когда европейские миссионеры, сопровождаемые отрядами солдат, наставляли на «путь истинный» коренных американцев. С прискорбием стоит признать, что история человечества вовсе не полна рассказами о взаимной любви и братстве. Нет больше древних философов с их тягой к прекрасному и проповедью всеобщей дружбы и единства. И даже такой мирной религией, как христианство, некто ухитряется – причем весьма успешно! – прикрывать свои антигуманные поступки. Вспомним крестовые походы, вспомним сотни лет инквизиции, не говоря уже о более мелких печальных фактах из истории религий. Конечно, биография не одного только христианства успела ознаменоваться такими горькими моментами. Не следует забывать, что первых христиан римские власти бросали на корм львам на цирковые арены, такое тоже было. Хотя подобные ситуации не оправдывают того, что последовало дальше.
В 529 г. император Юстиниан закрыл последнюю языческую школу философии – Академию. Кстати, что именно означает слово «язычество», несущее, как правило, негативный оттенок? Можно предположить, что слово «язычество» происходит от слова «язык», т. е. «то, что во языцех», иначе говоря «то, о чем говорят». Естественно, что древние верования и древние философские системы были именно тем, о чем много говорили. Так, что мы видим, что ничего страшного или негативного в этом слове нет. Но историю пишут победители…
На формирование христианской философии значительное влияние оказало учение иудейско‑эллинистического философа Филона Александрийского. В частности – предложенный им метод аллегорического толкования Библии.
Но самые первые философские идеи христианства можно обнаружить в новозаветных текстах: в Евангелии от Иоанна и посланиях апостола Павла. А первыми попытками философского осмысления христианства можно считать гностицизм, учение Оригена, апологетику и патристику.
Важнейшее место в христианской философии занимает учение о спасении, то есть путях обретения райского блаженства и приближения к Богу.
Евангелие от Иоанна начинается упоминанием Божественного логоса – Слова. Иисус Христос как мессия – спаситель мира – отождествляется с Божественным логосом.
В посланиях апостола Павла затрагивается вопрос об отношении христианства к иудаизму и язычеству. В «Послании к Римлянам», например, сказано, что нет ни эллина, ни иудея, что Иисус пришел спасти всех. В некоторых других посланиях апостол Павел говорит, что вся языческая мудрость и философия – ничто перед божественной мудростью и что языческая философия только совращает верующих с истинного пути, указанного, естественно, в Библии. Но в то же время апостол Павел утверждает, что и язычники должны иметь возможность достичь познания Бога. На этих противоречивых высказываниях и базируется как позитивное, так и негативное отношение христиан к языческой философии.
Термин «гностицизм» происходит от древнегреческого «гносис» – «познание». Для гностицизма характерен синтез различных религий и философских учений. Возникнув в I в. в Сирии или Александрии, во II в. гностицизм получил широкое распространение, даже соперничал с христианством.
Вообще существует три вида гностицизма: христианский, языческий и семитско‑вавилонский. Для всех характерно представление о едином божественном начале, из которого посредством череды эманаций возникает иерархически организованный мир, предельно удаленный от Бога. Иногда присутствует и второе первоначало (за что, вероятно, гностицизм в первую очередь и осуждался церковью как источник ереси), являющееся антиподом Бога, это либо материя, либо мрак, либо хаос.
Крупнейшими представителями христианского гностицизма считаются жившие во II в. Василид и Валентин. Василид, к примеру, трактовал Библию следующим образом: ветхозаветный бог Яхве является только главой ангелов так называемого, низшего, т. е. видимого нам, неба. Он же творец‑демиург нашего мира, созданного из света и тьмы (или из добра и зла). Человек вообще – существо тьмы, однако некоторые люди, которых следует именовать пневматиками, обладают душами из надкосмической сферы.
Приход на землю мессии – Иисуса Христа предназначался именно для того, чтобы пневматики – светлые души – могли обрести нечто, именуемое гнозис, и освободиться от оков материального мира и вернуться на небо.
Суть гнозиса сложна как для понимания, так и для объяснения. Как считал Феодот, ее можно постичь, ответив на вопросы: «Кто мы? Где мы? Куда идем? Как освобождаемся?» и так далее. Обладание гнозисом – что, как мы уже поняли, присуще очень немногим людям – позволяет человеку познать свое внутреннее Я и восстановить внутреннее единство с высшим, духовным, невидимым небом.
Живший во II–III вв. философ Ориген родился и долгое время жил в Александрии. Он учился философии в школе Аммония, а потом и сам возглавил философско‑христианскую школу в Александрии, где раньше преподавал Климент Александрийский. Говорят, что, дабы избежать греховных плотских искушений, Ориген оскопил сам себя. Несмотря на столь ревностное отношение к вере, в 231 г. Ориген, осужденный двумя синодами, лишенный звания пресвитера, был изгнан из Александрии. После изгнания, перебравшись в Палестину, он открыл собственную школу. Однако во время антихристианских волнений был арестован и брошен в тюрьму, где скончался от пыток.
Ориген разработал учение о трех уровнях смысла Библии. Первый смысл – буквальный, или телесный, второй – моральный, или душевный, третий, самый важный, – философскомистический, или духовный. При этом, развивая свое понимание духовного смысла Библии, Ориген ориентировался на стоицизм и неоплатонизм, т. е. языческую философию, в которой он пытался найти обоснование христианских идей. Мыслитель считал, что языческая мудрость – это первый шаг на пути духовного роста человека, необходимая подготовка восприятия христианства, поэтому обучение учеников в своей школе он начинал именно с античной философии.
Описанная в Библии история мироздания в понимании Оригена выглядела примерно следующим образом: прежде чем сотворить время, Бог создал некое количество духовных существ (духов) и наделил их нравственной свободой. Один из духов так сильно возлюбил Бога, что слился с логосом и стал его сотворенным носителем. Посредством этой души позднее Сын Божий и воплотился на Земле. Все остальные свободные духи стали вести себя по‑разному, в результате чего возникло три вида существ: различные ангелы – те духи, которые возлюбили Бога; демоны – духи, отвернувшиеся от Бога; люди – духи, в душах которых установилось равновесие между любовью и нелюбовью к Богу.
Высшая цель Божественного творения заключается в том, чтобы все духи обрели любовь к Богу. Поскольку Бог не действует принуждением, он создал физический мир, куда и попадают падшие (демоны) или не определившиеся (люди). В физическом мире все, кто попадает в него, могут ощутить на себе, что такое зло и его последствия, и сделать свой выбор в пользу добра и любви к Богу. Таким образом, физический мир – это средство для исправления заблудших. Нашему физическому миру предшествовало бесконечное количество таких же миров, и в дальнейшем будут существовать новые и новые, до тех пор, пока все заблудшие духи не возлюбят Бога и не вернутся в духовный мир. Таким образом, Ориген утверждал обязательное спасение для всех, в том числе и дьявола, и временность адских мук.
Поскольку учение Оригена очень отличалось от сформировавшейся позднее официально принятой христианской теологии, не удивительно, что оно вызвало осуждение церкви, и особенно за идеи неизбежного спасения для всех; существования бесконечного количества предыдущих миров; предсуществования душ; о душе Христа как о сотворенном духе, что ставит Христа ниже Бога Отца, тогда как официальная церковь считала их равными.
В связи с таким положением вещей в 543 г. по приказу императора Юстиниана Ориген был объявлен еретиком. Но, несмотря на это, учение Оригена оказало немалое влияние и на видных деятелей христианского вероучения, и на средневековую философию в целом.
Теперь коснемся апологетики. В переводе с древнегреческого слово «апологетика» означает «оправдание». Апологетикой назвали течение в христианской философии, развившееся в II–V вв. и имевшее целью защиту христианского вероучения. Особо актуальна апологетика была до 325 г., до того момента, как христианство стало государственной религией в Римской империи, а христиане из «недозволенных соблазнителей» превратились в пример для подражания. Защита христианского вероисповедания проходила по трем основным направлениям. Целью первого было доказать иудеям, что пришествие именно Иисуса Христа было предсказано в Ветхом Завете и что христианство сменяет иудаизм по Божьей воле. Целью второго – дать приемлемое для так называемых язычников (т. е. рациональное и философское) обоснование христианскому вероучению. Целью третьего было доказать правительству собственную лояльность.
Как показала история, доказать иудеям то, что мессия – это Иисус Христос, христианам не удалось и до сих пор. Что же касается философии, то собственно философские идеи обнаруживались в первую очередь в тех апологиях, которые были направлены против язычников. В процессе решения поднятой в них проблемы отношений между разумом и верой, языческой философией и христианством сформировались две противоположные точки зрения, сохраняющиеся и по сей день.
Патристикой называлось религиозно‑философское учение так называемых отцов церкви, то есть философов и богословов периода раннего христианства, чьи точки зрения стали лидирующими при формировании ортодоксальной христианской теологии. Развитие патристики происходило в основном в III–VIII вв.
Догматы христианского вероучения принимались в ходе жесточайших дебатов на многочисленных соборах (съездах церковной элиты). Окончательное утверждение догм происходило на самых главных для христиан Вселенских соборах. Таким образом, стоит понимать, что догматы любой религии – это просто мнения обыкновенных земных людей, которые в какой‑то момент перетянули чашу весов в свою пользу.
Главные философско‑теологические проблемы, обсуждавшиеся в патристике, были следующими: троичность Бога и соотношение между божественными ипостасями; природа Иисуса Христа – божественная, человеческая или богочеловеческая; отношение веры и разума и так далее.
Патристику принято делить на раннюю и зрелую, восточную и западную. К ранней патристике обычно относят тех философов‑богословов, чьи учения позднее были приняты не полностью, а взгляды частично даже осуждены церковью (например, взгляды Оригена). Таких лиц именуют не отцами церкви, а церковными писателями.
Что же до восточной и западной патристики – учение западных отцов церкви сыграло роль главным образом для развития католического вероучения, а восточных – для православного.
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Размещено на http://www.allbest.ru/
Введение
2. Патристика
4. Схоластика
5. Фома Аквинский
Заключение
Введение
Важный период в развитии европейской философии - средневековье. Его временные рамки - с первых веков нашей эры до XIV века. Философская мысль, пройдя на протяжении нескольких веков через причудливый синтез античной мысли и христианских идей, стала основой взлета идей эпохи Возрождения. Без средневековой религиозной философии Европы не было бы последующих этапов, это важный и закономерный этап развития общественной мысли.
Августин Блаженный (самое известное произведение - «О граде земном и граде божьем») и Томас Аквинский («Сумма теологии» и «Сумма против язычников» («Сумма философии») - два наиболее известных философа этого периода, представители двух этапов средневековой философии - патристики и схоластики.
Цель работы - общая характеристика средневековой философии, обзор ее периодов и наиболее крупных представителей.
1. Формирование христианской философии, периодизация и основные черты средневековой теологической философии
Понятие "Средневековье" впервые было введено в XV в. гуманистами Возрождения. В XVIII веке оно приобрело уничижительный смысл межеумочного, "темного времени", синонимом которого являлись "средние века". Серьезные исторические исследования XIX века изменили эту точку зрения. Сейчас общепринят взгляд на философию средних веков как на итог своеобразного сближения, слияния, синкретизма христианства с достижениями античной мысли. "Христианские авторы поступали с языческими подобно евреям в книге Второзакония, которые своим пленницам брили головы, стригли ногти, обряжали в новое платье, а затем брали в жены".
До недавнего времени средневековую философию чаще всего представляли как конгломерат эклектических и релятивистских идей. Господствующим мировоззрением средних веков было христианство, магистральные идеи этого времени - это идеи теологические, касавшиеся того, как понимать Бога, Троицу, творение и пр. Философия полагалась "служанкой богословия", в чем философы нового времени, а зачастую и современности, усматривали ее приниженный статус. Само понятие о том, что такое философия, калькировалось с понятия о ней в античности или в новое время, потому средневековая философия могла казаться пара- или псевдофилософией, внутри которой отдельные свободные умы перекраивали христианское мировоззрение в духе платонизма, аристотелизма или стоицизма. При таком подходе это означало: самостоятельного философствования в ту пору не существовало, оно было консервантом античных традиций при одном инструменте теоретизирования - формальной логике и при одном инструменте согласования всеобщего и единичного - символе.
Специфика философии средневековья была обусловлена возникновением и развитием христианства. Конец античной философии - это конец языческой цивилизации. Однако античная философия дала начало развитию того, что мы называем европейской традицией в философии, и что органически вошло в философскую мысль новой цивилизации, связанной с возникновением христианства.
На всех этапах своего развития - примерно первые 14 веков - средневековая философия органически была связана с интерпретацией идей Платона, Аристотеля и неоплатоников.
I-III вв. можно считать переходным периодом от античности к средневековой философии. В это время складывается пестрый и сложный конгломерат старых и новых идей. Первые попытки философского осмысления христианского вероучения, то начало средневековой философии следует отнести ко II веку.
Можно выделить следующие этапы средневековой философии.
1. Патристика.
2. Переходный период от патристики к схоластике (Северин Боэций).
3. Схоластика
Время "исчерпания" средневековой схоластики все исследователи единодушно датируют XIV веком.
2. Патристика
Патристика (от греч. рбфЮс, лат. pater -- отец) -- философия и теология отцов церкви, то есть духовно-религиозных вождей христианства до VII века. Учения, выработанные отцами церкви, стали основополагающими для христианского религиозного мировоззрения. Патристика внесла огромный вклад в формирование этики и эстетики позднеантичного и средневекового общества.
Выделяют римское и греческое направления патристики.
Семантико-аксиологические источники оформления патристики -- античная философия (общерациональный метод и конкретное содержание таких философских течений, как платонизм и неоплатонизм, стоицизм и др.), с одной стороны, и христианская телеологическая доктрина (прежде всего идея откровения, а также семантические фигуры теизма, креационизма, телеологизма и др.) -- с другой. В эволюции патристики могут быть выделены три содержательных этапа:
1. Ранняя патристика, или апологетика (2--3 вв.), связанная с деятельностью таких авторов, как Юстин (ум. ок. 165, осн. соч.: "Апология" к Антонину Пию и "Апология" к Марку Аврелию, "Беседы с Трифоном-иудеем" и др.); Татиан (ок. 120 -- ок. 175, осн. соч.: "Обращение к грекам", свод четырех Евангелий "Диатессарон" и др.); Афинагор (ум. ок. 177, осн. соч.: трактат "О воскрешении мертвых" и "Послание" к Марку Аврелию); Тертуллиан; Климент Александрийский (ум. до 215, осн. соч.: трактаты "Увещевание к эллинам", "Педагог", сборник эссе "Строматы" ("Лоскутный ковер"), беседа "Какой богатый спасется?"; Ориген.
Центральная проблема патристики -- проблема соотношения христианства с античным наследием, в рамках решения которой оформились как направление, ориентированное на гармонический синтез христианской идеи откровения с философской традицией античного рационализма (Юстин, Афинагор, Климент Александрийский и др.), так и направление, прокламировавшее их несовместимость и резко дистанцирующее христианство как "мудрость варваров" (Татиан) эллинской книжной учености (Татиан, Тертуллиан и др.); идея остро актуализировалась в христианской мистике, ценностно акцентировавшей "искреннее молчание безграмотного простолюдина" по сравнению с изощренно-спекулятивным мудрствованием ученого теолога с его "сладострастием слов" (Иероним) и рассудочностью вместо сердечной веры, а также в протестантизме в ранних его версиях).
2. Зрелая патристика (3--5 вв.), реализующая себя на греческом Востоке -- в деятельности каппадокийского кружка: Василий Великий Кесарийский (ок. 330--379, осн. соч.: "О святом Духе", "Шестоднев"), его брат Григорий Нисский (ок. 335 -- ок. 394), Григорий Богослов Назианзин (ок. 330 -- ок. 390, осн. соч.: "О моей жизни", "О моей судьбе", "О страданиях моей души"), Амфилохий Иконийский и др., синтезировавшие христианское вероучение и философские методы античности; а на латинском Западе -- в деятельности Августина.
Центральное направление в развитии патристики этого периода -- борьба с ересями (арианство, монтанизм, докетизм, монофизитство, гностицизм и др.), что связано с обретением христианством статуса государственной религии и официальной формулировкой христианского Символа веры на Никейском вселенском Соборе (325), конституировавшем основные догматы вероучения. В рамках зрелой патристики оформляются тексты Псевдо-Дионисия Ареопагита ("Ареопагитики"), заложившие основы апофатической теологии и христианской мистики в целом.
3. Поздняя патристика (5--8 вв.), центрирующаяся на проблеме систематизации христианского вероучения. Ключевая фигура -- Иоанн Дамаскин (ок. 675--753) -- византийский богослов и поэт, завершивший систематическое оформление основ христианской теологии; также Леонтий (ок. 475--543) на Востоке и Боэций (Анций Манилий Торкват Северин, ок. 480--525, осн. соч.: "Утешение философией") на Западе. Систематизаторская деятельность Иоанна Дамаскина и ориентация Боэция на античную философскую традицию (прежде всего, комментарии к Аристотелю и Порфирию) заложили основы средневековой схоластики. Несмотря на то, что многие тезисы патристики (особенно в раннем ее варианте) были осуждены после принятия Никейского Символа веры (идеи Оригена о множественности миров, всеобщем спасении, предсуществовании душ, приоритетности второй ипостаси -- Бога-Отца -- в структуре Троицы; отрицание Татианом двойственной природы Христа (в "Диатессороне" была опущена земная биография Христа и сведения о его происхождении из рода Давидова) и его докетизм -- учение об иллюзорности телесности Иисуса), патристика сыграла выдающуюся роль в развитии христианской культуры.
В рамках патристики были заложены основы систематической христианской теологии как в катафатическом (от Климента Александрийского и Оригена до Иоанна Дамаскина), так и в апофатическом (от Августина до Псевдо-Дионисия Ареопагита) ее вариантах, сформирован исходный фундамент экзегетики (от Оригена до Григория Нисского), оформлены первые христианские катехизисы (Тертуллиан), введены многие основополагающие понятийные структуры христианской теологии (например, Тертуллианом -- касательно структуры Троицы). Патристика не только значительно способствовала содержательной стабилизации христианской догматики, но и существенно повлияла на развитие глубинного психологизма христианства с его рафинированной культурой рефлексивной интроспекции (от Григория Богослова до Августина). Именно в рамках патристики окончательно конституировалась концептуально фундаментальная для христианства идея приоритета индивида (Персонализм) по отношению к абстрактному человечеству (антропология Григория Нисского).
Проблематика патристики во многом определила проблемное поле как православной (паламитские дискуссии в рамках исихазма и анализ христологической проблемы в патристике), так и в католической (проблема воли и благодати в патристической и антилютеранской литературе) теологии.
Самым известным философом патристики следует назвать Августина Блаженного.
Аврелий Августин (лат. Aurelius Augustinus; 354--430) -- епископ Гиппонский, философ, влиятельнейший проповедник, христианский богослов и политик. Святой католической и православных церквей (при этом в православии обычно именуется с эпитетом блаженный -- Блаженный Августин). Один из Отцов Церкви, основатель августинизма. Родоначальник христианской философии истории. Христианский неоплатонизм Августина господствовал в западноевропейской философии и католической теологии до XIII века, когда он был заменён христианским аристотелизмом Альберта Великого и Фомы Аквинского. Его самый известный теологический и философский труд -- «О граде Божием».
Человеческая история, которую Августин излагает в своей книге «О граде Божием», «первой мировой истории», в его понимании есть борьба двух враждебных царств -- царства приверженцев всего земного, врагов божьих, то есть светского мира (civitas terrena или diaboli), и царства Божия (civitas dei). При этом он отождествляет Царство Божие, в соответствии с его земной формой существования, с римской церковью. Августин учит о самодостоверности человеческого сознания (основа достоверности есть Бог) и познавательной силе любви. При сотворении мира Бог заложил в материальный мир в зародыше формы всех вещей, из которых они затем самостоятельно развиваются.
Влияние Августина на судьбы и догматическую сторону христианского учения почти беспримерно. Он на несколько столетий вперёд определил дух и направление не только африканской, но и всей западной церкви. Его полемика против ариан, присциллиан и, в особенности, против донатистов и других еретических сект, наглядно доказывают степень его значения. Проницательность и глубина его ума, неукротимая сила веры и пылкость фантазии лучше всего отражаются в его многочисленных сочинениях, которые имели неимоверное влияние и определили антропологическую сторону учения в протестантизме (Лютер и Кальвин). Ещё важнее, чем разработка учения о св. Троице, его исследования об отношении человека к божественной благодати. Сущностью христианского учения он считает, именно, способность человека к восприятию Божьей благодати, и это основное положение отражается также и на понимании им других догматов веры.
4. Схоластика
Схоластика (греч. учплбуфйкьт, «учёный, школьный») -- систематическая средневековая философия, сконцентрированная вокруг университетов и представляющая собой синтез христианского (католического) богословия и логики Аристотеля.
Ранняя схоластика (IX--XII века), стоявшая ещё на почве нерасчленённости, взаимопроникновения науки, философии, теологии, характеризуется оформлением схоластического метода в связи с осмыслением специфической ценности и специфических результатов деятельности рассудка и в связи со спором об универсалиях. Главные представители схоластики: в Германии -- Рабан Мавр, Ноткер Немецкий, Гуго Сен-Викторский; в Англии -- Алкуин, Иоанн Скот Эриугена, Аделард из Бата; во Франции -- Иоанн Росцелин, Пьер Абеляр, Гильберт Порретанский, Иоанн Сольсберийский, Бернард Шартрский, Амальрик из Бена; в Италии -- Пётр Дамиани, Ансельм Кентерберийский, Бонавентура.
Средняя схоластика (XIII век) характеризуется окончательным отделением науки и философии (особенно натурфилософии) от теологии, а также внедрением в западное философское мышление учения Аристотеля, имевшегося, правда, только в латинском переводе. Формируется философия больших орденов, особенно францисканского и доминиканского, а также системы Альберта Великого, Фомы Аквинского, Дунса Скота. Затем последовал спор между сторонниками Августина, Аристотеля и Аверроэса, спор между томистами и скотистами. Это было время великих философско-теологических энциклопедий.
Другие главные представители схоластики: в Германии -- Витело, Дитрих Фрейбергский, Ульрих Энгельберт; во Франции -- Винсент из Бове, Иоанн Жандунский; в Англии -- Роджер Бэкон, Роберт Гроссетест, Александр Гэльсский; в Италии -- Эгидий Римский; в Испании - Раймунд Луллий.
Поздняя схоластика (XIV и XV века) характеризуется рационалистической систематизацией (благодаря которой схоластика получила отрицательный смысл), дальнейшим формированием естественно-научного и натурфилософского мышления, выработкой логики и метафизики иррационалистического направления, наконец, окончательным отмежеванием мистики от церковной теологии, становившейся все более нетерпимой. Когда в начале XIV века церковь уже окончательно отдала предпочтение томизму, схоластика с религиозной стороны стала историей томизма. Главные представители поздней схоластики: в Германии -- Альберт Саксонский, Николай Кузанский; во Франции -- Жан Буридан, Николай Орезмский, Пётр д"Альи; в Англии -- Уильям Оккам; в Италии -- Данте; в Испании -- Саламанкская школа.
В период гуманизма, Возрождения, Реформации схоластика перестала быть единственной духовной формой западной науки и философии.
По общему своему характеру схоластика представляет религиозную философию в смысле применения философских понятий и приёмов мышления к христиански-церковному вероучению, первый опыт которого представляет предшествовавшая схоластике патристическая философия. Патристика и схоластика тем отличались одна от другой, что для последней этим содержанием служило Св. Писание и для догматической формулировки собственно откровенного учения она пользовалась философией -- тогда как для патристики содержание веры заключалось в установленных отцами догматах и философия применялась преимущественно к уяснению, обоснованию и систематизации последних.
Отношение между схоластикой и патристической философией точнее можно определить так: первая осуществляет и развивает то, что не достигло ещё осуществления и развития в последней, хотя и находилось в ней в качестве зародыша.
Взгляд на философию как на служанку богословия хотя и не проводился строго всеми схоластиками, однако выражал, можно сказать, господствующую тенденцию времени. Тон и направление всей духовной жизни в средние века давала церковь. Естественно, что и философия в это время принимает теологическое направление и судьба её связывается с судьбою иерархии: с возвышением последней и она достигает высшего расцвета, с падением её -- падает. Отсюда историки выводят и некоторые другие черты схоластической философии.
Учреждения практического характера должны представлять собою строго организованную систему: это -- одно из условий их процветания. Поэтому и католическая иерархия в период своего постепенного возвышения была озабочена собранием в систему канонических правил, которые должны лежать в основе её строя. Такое систематизаторское стремление отражается и на философии средних веков, которая тоже стремится к системе и на место опытов фрагментарного, носящего более или менее случайный характер патристического философствования даёт ряд более или менее цельных систем. Особенно это обнаруживается в цветущее время схоластики, когда появляются богословско-философские системы Альберта Великого, Фомы Аквината и Дунса Скота.
Писание говорит нам трояким способом: через свою речь, через своё учение и через свои заповеди, регулирующие нашу жизнь. «Многообразная мудрость Божия, как она нам ясно передана в Писании, лежит скрытно в основе всякого познания и природы». Троицею речи, учения и заповеди даётся расчленение науки или философии; истина разума тройная -- истина речей, истина вещей и истина нравов. На эти три области истины направлены три отрасли философии. Рациональная философия направлена на истину речей. Но всякая речь служит троякой цели: выражать мысль, содействовать её усвоению другими и склонять последних к чему-либо, она должна быть соответствующей, истинной и действенной -- чем определяется задача трёх отделов рациональной философии: грамматики, логики и риторики.
христианский философия патристика теологический
5. Фома Аквинский
Фома Аквинский (иначе Фома Аквинат или Томас Аквинат, лат. Thomas Aquinas итал. Tommaso d"Aquino) (родился в 1225, замок Роккасекка, близ Аквино, умер недалеко от Неаполя -- 7 марта 1274, монастырь Фоссануова, около Рима) -- философ и теолог, систематизатор ортодоксальной схоластики, учитель церкви, Doctor Angelicus, Doctor Universalis, «princeps philosophorum» («князь философов»), основатель томизма, член ордена доминиканцев; с 1879 года признан наиболее авторитетным католическим религиозным философом, который связал христианское вероучение (в частности, идеи Августина Блаженного) с философией Аристотеля. Сформулировал пять доказательств бытия Бога. Признавая относительную самостоятельность естественного бытия и человеческого разума, утверждал, что природа завершается в благодати, разум -- в вере, философское познание и естественная теология, основанная на аналогии сущего, -- в сверхъестественном откровении.
Труды Фомы Аквинского включают два обширных трактата, охватывающих широкий спектр тем -- «Сумма теологии» и «Сумма против язычников» («Сумма философии»), дискуссии по теологическим и философским проблемам («Дискуссионные вопросы» и «Вопросы на различные темы»), подробные комментарии на несколько книг Библии, на 12 трактатов Аристотеля, на «Сентенции» Петра Ломбардского, на трактаты Боэция, Псевдо-Дионисия и на анонимную «Книгу о причинах», а также ряд небольших сочинений на философские и религиозные темы и стихотворных текстов для богослужения, например работа "Этика". «Дискуссионные вопросы» и Комментарии» явились во многом плодом его преподавательской деятельности, включавшей, согласно традиции того времени, диспуты и чтение авторитетных текстов, сопровождающееся комментариями.
Аквинат разграничивал области философии и теологии: предметом первой являются «истины разума», а второй -- «истины откровения». Философия находится в услужении у теологии и настолько же ниже её по значимости, насколько ограниченный человеческий разум ниже божественной премудрости. Теология -- священное учение и наука, основывается на знании, которым обладает Бог и те, кто удостоен блаженства. Приобщение к божественному знанию достигается через откровения.
Теология может что-то позаимствовать у философских дисциплин, но не потому что испытывает в этом необходимость, а лишь ради большей доходчивости преподаваемых ею положений.
У Аристотеля выделялись четыре последовательных ступени истины: опыт (empeiria), искусство (techne), знание (episteme) и мудрость (sophia).
У Фомы Аквинского мудрость становится независимой от других ступеней высшим знанием о Боге. Она основывается на божественных откровениях.
Аквинат выделял три иерархически соподчиненных типа мудрости:
* мудрость Благодати.
* мудрость богословская -- мудрость веры, использующая разум.
* мудрость метафизическая -- мудрость разума, постигающая сущность бытия.
Каждая наделена своим «светом истины».
Некоторые истины Откровения доступны для понимания разумом человека: например, что Бог существует, что Бог един. Другие -- понять невозможно: например, божественное триединство, воскрешение во плоти.
На основе этого Фома Аквинский выводит необходимость различать теологию сверхъестественную, основанную на истинах Откровения, которые человек своими силами не способен понять, и теологию рациональную, основанную на «естественном свете разума» (познающую истину силой человеческого интеллекта).
Фома Аквинский выдвинул принцип: истины науки и истины веры не могут противоречить друг другу; между ними существует гармония. Мудрость -- стремление постичь Бога, наука же -- способствующее этому средство.
Познание начинается с чувственного опыта под действием внешних объектов. Объекты человеком воспринимаются не целиком, а частично. При вхождении в душу познающего познаваемое теряет свою материальность и может войти в неё лишь в качестве «вида». «Вид» предмета является его познаваемым образом. Вещь существует одновременно вне нас во всем своем бытии и внутри нас в качестве образа.
Истина -- это «соответствие интеллекта и вещи». То есть понятия, образуемые человеческим интеллектом, истинны в той мере, в какой они соответствуют своим понятиям, предшествующим в интеллекте Бога.
На уровне внешних чувств создаются первоначальные познавательные образы. Внутренние чувства обрабатывают первоначальные образы.
Внутренние чувства:
* общее чувство -- главная функция, которого собирать воедино все ощущения.
* пассивная память -- является хранилищем впечатлений и образов, созданных общим чувством.
* активная память -- извлечение сохраненных образов и представлений.
* интеллект -- наивысшая чувственная способность.
Познание свой необходимый исток берет в чувственности.
Чем выше духовность, чем выше степень познания.
* Ангельское познание -- умозрительно-интуитивное познание, не опосредованное чувственным опытом; осуществляется с помощью присущих понятий.
* Человеческое познание -- обогащение души субстанциональными формами познаваемых предметов.
Три умственно-познавательных операции:
1) создание понятия и задержка внимания на его содержании (созерцание).
2) суждение (позитивное, негативное, экзистенциональное) или сопоставление понятий;
3) умозаключение -- связывание суждений друг с другом.
Три вида познания:
1) ум -- вся сфера духовных способностей.
2) интеллект -- способности умственного познания.
3) разум -- способность к рассуждению.
Началами нравственных деяний с внутренней стороны являются добродетели, с внешней -- законы и благодать. Нравственную жизнь Фома не мыслит вне наличия теологических добродетелей -- веры, надежды и любви. Вслед за теологическими идут четыре «кардинальные» (основополагающие) добродетели -- благоразумие и справедливость, мужество и умеренность, с которыми связаны остальные добродетели.
Учение Фомы Аквинского, несмотря на некоторое противодействие со стороны традиционалистов (некоторые из томистских положений были осуждены парижским архиепископом Этьеном Тампье в 1277 г.), оказало большое влияние на католическую теологию и философию, чему способствовала канонизация Фомы в 1323 г. и признание его наиболее авторитетным католическим теологом в энциклике Aeterni patris папы Льва XIII (1879 г.). Идеи Фомы Аквинского получили развитие в рамках философского направления, именуемого «томизмом», оказали некоторое влияние на развитие нововременной мысли (особенно явное у Лейбница). В течение ряда веков философия Фомы не играла заметной роли в философском диалоге, развиваясь в узко-конфессиональных рамках, однако с конца XIX века учение Фомы вновь начинает вызывать широкий интерес и стимулировать актуальные философские исследования; возникает ряд философских направлений, активно использующих философию Фомы, известных под общим наименованием «неотомизм».
Заключение
Идеологической основой нового средневекового общества Европы стала христианская философия. Зародившаяся в последние века существования Западной Римской империи, она стала мостиком от позднего античного общества к новому, от варварских королевств развивающемуся в европейский средневековый христианский мир. На всех этапах своего развития - примерно первые 14 веков - средневековая философия органически была связана с интерпретацией идей Платона, Аристотеля и неоплатоников.
Первый его этап - патристика - заложил идеи, которые позднее получат дальнейшее свое развитие в схоластике. Самым известным философом патристики следует назвать Августина Блаженного. Христианский неоплатонизм Августина господствовал в западноевропейской философии и католической теологии до XIII века, когда он был заменён христианским аристотелизмом Альберта Великого и Фомы Аквинского. Его самый известный теологический и философский труд -- «О граде Божием».
Дальнейшее развитие средневековая христианская философия получила на втором этапе - схоластике. Его классик - Фома Аквинский. Он связал христианское вероучение (в частности, идеи Августина Блаженного) с философией Аристотеля, сформулировал пять доказательств бытия Бога; признавая относительную самостоятельность естественного бытия и человеческого разума, утверждал, что природа завершается в благодати, разум -- в вере, философское познание и естественная теология, основанная на аналогии сущего, -- в сверхъестественном откровении.
В наше время философия Фомы (Томаса) Аквинского стала основой философского течения - неотомизм.
Список использованной литературы
История философии: Энциклопедия. -- Мн.: Интерпрессервис; Книжный Дом. 2002
Кириленко Г.Г., Шевцов Е.В. Философия. Высшее образование - М.: Филол. о-во "СЛОВО": ООО "Изд-во "ЭКСМО"", 2003
Кузнецов В.Г., Кузнецова И.Д., Миронов В.В., Момджян К.Х. Философия: Учебник. - М.: ИНФРА-М, 2004
Спиркин А.Г. Философия: Учебник. -- 2-е изд. -- М.: Гардарики, 2006.
Философия: Учебник. 2-е изд., перераб. и доп. Отв. редакторы: В.Д. Губин, Т.Ю. Сидорина, В.П. Филатов. - М.: ТОН - Остожье, 2001
Размещено на Allbest.ru
...Подобные документы
Понятие, мировоззрение и общие принципы философии. Особенности средневековой философии и религии. Основы христианского вероучения, периоды развития философии и христианства. Период патристики и схоластики. Реализм и номинализм в философии средневековья.
реферат , добавлен 13.01.2011
Сущность средневековой теологической философии, ее особенности и размышления. Понятие патристики и формирование теоцентрического типа философствования. Аврелий Августин: синтез христианства и платонизма. Представители философского мышления средневековья.
реферат , добавлен 09.08.2009
Возникновение Христианства как религии. Средневековая христианская философия. Появление христианских общин в Римской империи. Периоды развития христианства и философии. Период Патристики и учение А. Августина. Период Схоластики. Философия Аквинского.
контрольная работа , добавлен 05.03.2009
Философия Средневековья. Философы этого периода. История средневековой философии. Общие черты средневековой философии и периода патристики. Стержневые положения христианской теологии.
реферат , добавлен 19.12.2003
Тесная связь теологии и средневековой философии, исторические условия ее развития. Сущность и особенности патристики, учение Августина Блаженного. Этапы формирования схоластики, философия Фомы Аквинского. Роль человека в системе культурных ценностей.
контрольная работа , добавлен 19.01.2012
Общая характеристика атомистской этики, ее основные представители и особенности их учения. Место эпикуреизма в атомистской этике. Формирование христианской философии и христианской этики: их взаимоотношение. Отношение христианской идеологии к эпикуреизму.
реферат , добавлен 11.05.2011
Изучение значения славянской философии на развитие философской мысли в мировом масштабе. Отличительные черты "философии сердца" Г. Сковороды и его понимания сущности человека. Христианская антропология П.Д. Юркевича. "Украинская идея" Т.Г. Шевченко.
реферат , добавлен 21.11.2010
Понятие философии, ее функции и роль в обществе. Специфика философского знания. Древнегреческая философия. Милетская школа, пифагоризм. Философия Платона и Аристотеля. Бог, человек и мир в средневековой христианской философии. Философия эпохи Возрождения.
курс лекций , добавлен 31.05.2010
Роль церкви в жизни западноевропейского средневекового общества, проблема соотношения веры и разума, философии и теологии, доказательства бытия Бога в философии Фомы Аквинского. Теоцентризм как главная характеристика европейской средневековой философии.
контрольная работа , добавлен 22.10.2010
Основные черты философии Средних веков: патристика и схоластика. Патристика как духовное наследие отцов церкви. Реалисты и номиналисты как течения средневековой философии. Проблемы души и тела. Философия Аквинского как официальная доктрина католицизма.
Философия в христианстве предстает в целостной системе ценностей человечества в качестве одного из уникальнейших духовных феноменов культуры. Христианство, вступив на историческую арену во второй половине I века новой эры, надолго приковало к себе свободную человеческую мысль (разум), подчинив своим интересам практически все известные античные философские учения. Христианская мысль, сама претендуя на роль духовной философии, представляла нравственно-этические сюжеты относительно ортодоксальной религии. Поэтому она имеет одинаково важное значение как для искренне верующего, так и для светского человека, если он стремится к культуре и просвещению. Речь, конечно, идет только о новых (но обязательно религиозных) воззрениях на Мироздание, общество и самого человека. В современном христианстве совершенно иначе представлен мир человеческой мысли. Оно, как и прежде, будучи целиком и полностью опосредовано откровением из Священного Писания, стремится к свободе толкования последнего.
Христианская философия с самого начала была тесно сопряжена с теологией. Ее тематика охватывала бытийные отношения (Бог — человек), то есть все традиционные философские дисциплины — онтологию, гносеологию, логику, этику, эстетику и т.д. Она складывалась исторически постепенно и трудно, выкристаллизовываясь из хаоса разнообразных античных учений, противоречивых домыслов, возникших в отдельных христианских обществах. Первым систематическим философствованием, связанным с христианством (но еще не христианской философией), считаются произведения так называемых гностиков (греч. gnosis — знание). Гностиками называли тех, кто не хотел довольствоваться слепой верой в Бога, а стремился понять и углубить свою веру в него. При этом они делились на два класса. Первый составляли гностики, принадлежащие церкви, которые стремились логически последовательно обосновать христианскую веру. Гностики же, не связанные с официальной церковью, хотели свое учение увязать с идеалами древневосточных мифических представлений о мире и греческой античной мистической философией.
Гностицизм стал первым довольно критичным течением философской мысли в раннем христианстве, где весьма оригинально сочетались учение Христа и светская мудрость античных философов. Но самым главным было то, что гностики смело невежественной вере противопоставляли «просвещенное» знание о Боге. Однако при этом их не без основания называли мистиками, так как они учили, что самого Бога можно познать только посредством откровения или прямого (личного) общения с ним. Самыми известными представителями христианского гностицизма были Климент (конец II-начало III в.) и Ориген из Александрии (ок. 185-254), основанной в 331 году до н.э. Александром Македонским (356-323 до н.э.).
Однако основным способом существования философско-религиозной мысли в христианстве первоначально стала древняя римская апологетика. Философско-религиозные апологеты (греч. apologetes — защитник), защищая духовные интересы раннего христианства, апеллировали к представителям власти — римским императорам, наместникам, убеждая их в необходимости лояльности к новой религии. Одновременно они выдвигали в качестве интеллектуальных опор философские начала главных древнегреческих философских систем — платонизма, а много позже — и аристотелиз-ма. Не создав своих философских направлений, они, тем не менее, наметили круг мировоззренческих проблем, которые впоследствии стали главными для всех христианских философов. Это были вопросы о Боге, о сотворении мира, о природе человека и смысле его жизни и некоторые другие. В средние века христианские философы создали мощную систему защиты Священного Писания и Предания, призванную оберегать истины веры.
А в I-II веках, в период становления и начала функционирования церкви, апологетика расцвела пышным цветом уже как способ рациональной (теоретической) защиты христианства. При этом, разрабатывая основные принципы христианской философии, апологеты активно использовали понятийный аппарат и методологию древнегреческой и древнеримской философии. Наибольшая роль в становлении и развитии апологетики как первой философии веры принадлежит Филону Александрийскому (20 до н.э-54 н.э.). Он считается одним из выдающихся представителей нового религиозно-философского течения — экзегетики (гр. exegesis — толкование), то есть толкователей религиозных текстов. В то время главным условием постижения божественной истины было толкование сокровенного смысла Библии. По Филону, толкование Библии, с одной стороны, есть божественная благодать, а с другой — философское осмысление. Специалисты полагают, что в толковании Библии проявляется особое отношение к Слову, а точнее — к библейскому тексту как носителю божественной истины.
Слово мудрого человека (философа) — это лишь отражение божественного Слова. В этой связи Филон указывает, что библейская мудрость и творчество древнегреческих философов имеют один источник — божественный разум. Однако греки-философы и первые христиане открывали для себя умопостигаемую истину очень по-разному. Филон, например, в отличие от античных философов, видевших в Боге абсолютную монаду, которая, будучи неразложимой и неделимой, представляла абстрактную целостность, увидел в Боге личность, к которой, кроме всего прочего, должно быть и личностное отношение. Безусловно, он помещает Бога за пределы материального (ощущаемого) мира, характеризуя его как трансценденцию, однако уверен в его особом личностном самовыражении. Бог, по Филону, сам при необходимости представляется человеку, но в том виде, какой считает нужным. Так, Моисею он представился как Яхве (в греческом варианте Иегова), что по-русски означает «Сущий».
Таким образом, Филоном Александрийским впервые в истории философской и религиозной мысли представлено принципиально новое личностное отношение к Богу. Характеристика Бога как личности была существенным шагом вперед в направлении создания феномена христианского миросозерцания. Однако она не предполагала полного преодоления существующей в религии пропасти между Богом и реальным миром. Только Логос как всеобщий закон, как мировой порядок, красота и гармония способен был привести все разнообразие мира к единству. По Филону, именно Логос есть царство вечных умопостигаемых идей, тождественных божественным мыслям. Но, в отличие от античной философии, у Филона Логос выступает как сотворенный Богом дух, который первоначально представлял собой божественный разум.
Таким образом, в новой философии веры Филоном впервые поставлена проблема наименования Бога, к которому неприложимы никакие прежние слова и понятия о нем. Однако, по мнению Филона, уже Моисей, постигнув истину непосредственно от самого Бога, смог доступно изложить ее людям на понятном им языке, опираясь на образы и мистические примеры. Поэтому для толкования божественной истины стал необходим человеческий разум, способный сделать божественное откровение понятным людям. Человеческий разум Филон называл отражением вселенского разумного миропорядка, или Логоса. В связи с этим сам он не видел ничего предосудительного в том, что античные философы стремились своим умом постичь тайны мироустройства. Это был своего рода тренинг человеческого ума, который необходимо было активно подключить к разработке и освоению рафинированного поля христианского учения.
Использование сначала платоновских, а позже — аристотелевских философских принципов и идей необходимо было для доказательства того, что христианские истины не являются простыми деформациями философской мысли великих греков, так как они не противоречат устоям человеческого разума. Напротив, в них разум находит свою полнейшую реализацию. Но это одна из многочисленных версий о диалектике соотношения разума и веры в христианской религии. Есть и другие, противоположные этому, мнения. Так, Квинт Тертуллиан, самобытный христианский мыслитель, уверял, что вера в Бога и человеческий разум не только несовместимы, но, более того, — взаимоисключающи. Вера Тертуллиана — антипод разума. Для того и дана человеку вера, убеждал он, чтобы воспринимать буквально все, что стоит выше человеческого разумения. Не мудрость, а невежество является оплотом веры. Тертуллиан был искренне убежден, что только в необразованной, невоспитанной душе христианина изначально существуют истины о Боге и Царстве Божьем.
Бог сам является человеку, утверждает Тертуллиан, к тому же самым неразумным образом — в противоречии. Так, к примеру, рождение Христа, сына Божьего, произошло от обыкновенной женщины. Христос, истинный Бог, одновременно является подлинным человеком. Где логика? Ее нет, и не надо искать никакую логику там, где все кажется нам абсолютно абсурдным. «Верую, потому что абсурдно», — вот девиз Тертуллиана . Естественное состояние человека — это следование здравому смыслу и чистая вера в Бога. Страстная проповедь Тертуллиана о чистой вере, абсолютно несовместимой с разумом, оказала разное влияние на многих христианских мыслителей. Одни соглашались с ним, другие же не менее страстно возражали, например гностики. А так как учения Тертуллиана и гностиков были противоположны, возникла необходимость выработать некую промежуточную систему взглядов. Отталкиваясь от этих противоположных воззрений, новые философствующие теологи (их назвали святыми Отцами церкви) сформулировали особую точку зрения, а точнее, выработали принципиально иное религиозно-философское учение, так называемую патристику (лат. pater — отец).
– это не философия. В христианской Церкви есть своя философия. Но жизнь христианина не исчерпывается философией, и она не питается философией и не основывается на ней. Философия есть некая прикладная дисциплина для Церкви, скорее миссионерского характера. Христианство есть религия. Задача любой религии – найти путь единения с Божеством . И этот путь и степень единения разные религии понимают различно. В некоторых – надлежащая мера единения с Богом – это слушать Его заповеди и исполнять Его закон. Но христианство с таким толкованием законничества не согласно. Мало исполнять заповеди Божии и соблюдать некие ритуалы, приносить некие жертвы и хранить заповеди. Сердце человека жаждет, чтобы Бог действовал во мне. Не просто в мире, не просто в соседе или в великом подвижнике древности. Мое сердце хочет, чтобы Христос действовал во мне, а не только в ком-то другом, пусть даже очень почитаемом человеке.
На эту жажду личного, непосредственного общения с Богом Евангелие отвечает – не просто возвещением о том, что Христос когда-то воплотился.
Когда мы пробуем друг другу, нам самим объяснить таинство Христа, таинство Церкви, мы часто находим какие-то формулы, которые очень понятны, ярки, и в своей яркости таят искушение, таят соблазн. Потому что можно купиться на них, и они заслонят поиск большей глубины . Так и сегодня – часто люди вполне благочестивые и церковно настроенные, пробуя пояснить, что происходит в Православной Церкви, почему у нас есть таинства и т.д. – говорят о том, что Господь освящает мир, освящает наши дары, воду, масло, хлеб и вино. И эти освященные дары Он дает нам, чтобы через них и мы были освящены. И основная идея – Господь дает людям Свою благодать, мы эту благодать должны принять, чтобы она нас меняла и в нас возрастала. Это очень правильно и справедливо.
Но когда этих разговоров становится очень много, и когда этими разговорами ограничивается кругозор христианина, тогда возникает вопрос – все хорошо, а воплощаться зачем надо было Богу? Что Ему мешало издалека словом Своим освятить хоть все Мертвое море? Берите, пейте от него все – источник воды живой… Или взять и освятить какие-нибудь, скажем, амбары зерна. Примите, вкусите, пусть вон тот склад № 5 будет телом Моим. Примите от него вси! Почему недостаточно было такого дистанционного послания Божественной энергии в мир, почему Ему Самому надо было прийти к нам?
Дело в том, что христианство говорит не просто о том, как Бог спасает людей, освящает их, оправдывает, помазует. Есть две основные религиозные схемы.
1 – это религии самоспасения. Это ряд индийских религиозных школ, других языческих практик, современный оккультизм. Ты сам – почти бог, ты сам можешь развить в себе такие способности, что ты войдешь в мир богов.
И есть другой вариант (2) – когда человек считает, что Бог ему все дал, и человек должен только слушаться. Может быть, в исламе так. Там человек ничего для Бога сделать не может, он должен только не выходить за рамки тех заповедей, которые Он предписывает. И если он будет жить, соблюдая правила жизни в этом общежитии, то Бог его приведет в вечные обители.
А вот христианство совмещает в себе обе эти интуиции. Итак, с одной стороны, Бог действует в человеке, но этот дар Божий действует не просто сам по себе. Это специфика православного понимания благодати. Благодать дается человеку, чтобы усилить его собственные действия . Принцип синергии. Благодать укрепляет, преобразует естественные способности человека. И благодать человек должен своим подвигом принять и взрастить в себе ее.
Итак, спасение и освящение не может быть нам просто подано извне. Оно должно быть творчески воспринято изнутри. Поэтому то, что произошло между Богом и людьми, та трагедия, которая произошла в наших отношениях, во грехе Адама и во всех последующих грехах человечества – трагедия в том, что пространство смерти разверзлось между миром людей и Богом. И это пространство смерти нельзя было отменить декларированием, зачитыванием небесного декрета. «Я, люди, на вас больше не сержусь и не гневаюсь, Я вас прощаю…» Никаких судебных решений здесь было бы недостаточно. Эту пропасть нельзя было просто заполнить и человеческой деятельностью. Иначе получилась бы Вавилонская башня – образ явно негативный в Библии – когда люди сами, своими усилиями пробуют долезть до неба. Люди утратили Бога, и поэтому именно Бог к ним должен был прийти. И Бог сходит на землю . Но сходит не просто Сам по Себе, а сходит через человека.
Ведь грехопадение произошло из-за того, что человеческая воля не пожелала вполне быть с Богом. Это смысл любого греха. «Я буду жить иначе, чем воля Божия меня призывает». Это источник греха. Исцелить же человека – значит исправить этот источник греха . Потому что бесполезно чинить последствия, латать их. Надо исцелить сам корень греха, а этот корень – в нашей воле. А беда в том, что человеческая воля привыкла грешить.
С одной стороны, оказывается, что если человеческая воля в Адаме не была направлена к Богу, и в этом был грех – значит, Бог не может вторгнуться в наш мир для исправления потомков Адама без нашего желания, без того, чтобы воля человеческая всецело согласилась: да, Господи, приими и […] Поэтому и необходимо было единство Бога и человека, в Божественном действии устроевающее наше спасение.
Вот отсюда – потребность в Богочеловечестве, в Богочеловеке, в котором бы вся полнота Божества обитала бы телесно, в Котором было бы две воли, во взаимном любовном порыве устремленные друг ко другу, во взаимном послушании, если хотите. Ибо здесь поистине взаимное послушание. По слову , Бог становится слугой для нашего спасения и поэтому воплощается, но и человеческая воля Иисуса всецело отдается во исполнение Троичной воли, Божественной воли Христа.
Это соединение произошло. Оно прошло даже страшные испытания Гефсиманского сада и Голгофы. Дальше стоит вопрос – как сделать так, чтобы тот дар, то чудо, которое произошло во Христе, стало доступно для всех остальных?
Патристика различает две человеческие воли. У каждого из нас есть воля природная. Это естественная «гравитация», стремление человеческой души. И тела, между прочим, тоже. Например, стремление удовлетворить чувство голода, стремление к любви, стремление к знаниям, совестное чувство, жажда познания… Это все благие естественные порывы человеческого естества. Поэтому стремления этих вот воль называется природной волей.
Но каждый из нас есть личность. Каждый из нас своей личностной свободой, своим решением определяет, какой из этих импульсов моей природы я реализую здесь и сейчас. Вот во мне есть масса импульсов – одновременно и поесть хочется, и поспать, и почитать чего-нибудь, и пообщаться с другим человеком – все это мне хочется одновременно. Но этих импульсов много, а я один. Моя личность говорит: вас много, а я одна. И личность решает, какой же из этих многих импульсов, которые толпятся на пороге бытия – какой из них пустить в реализацию, какой из них воплотится в эту минуту в моих всецелых действиях.
Поэтому православие различает две воли человека: воля личностная (гномическая воля) и воля природная.
И вот представьте себе: откуда рождается грех? Грех рождается тогда, когда некое благое само по себе стремление нашей природы (это очень четкий догмат православия – все, что есть в человеке – все добро, в человеке нет ничего лишнего, от нашего разума до нашей сексуальности, все добро сотворено Богом) – зло рождается тогда, когда тот или иной импульс реализуется не вовремя и некстати. Нет никакого греха в том, что человек хочет поесть. Но если он начинает кушать хот-дог перед царскими вратами на литургии – в неудобной обстановке, атмосфере, в неудачном контексте реализует природное желание своего желудка… Здесь сердце надо питать, а ты питаешь желудок.
Так вот, эти желания толпятся перед моей личностной волей, и я решаю, даю согласие на то, чтобы низший импульс я реализовывал вместо высшего импульса именно сейчас. Это происходит. Проходит несколько дней. Этот низший импульс вновь дает о себе знать, и опять в похожей ситуации, идя на этот грех, я еще сомневался и метался, сделать или нет – второй раз все проходит гораздо быстрее, я прохожу путь от первого помысла до греха уже гораздо быстрее; в третий раз – просто мгновенное замыкание происходит, а в четвертый раз моя дурная голова сама уже будет искать и провоцировать пробуждение этого низшего импульса, когда человек сам ищет повода ко греху. На языке аскетики это называется «страстное пленение» – когда моя личностная воля оказалась пленена неправильной структурой моей собственной природы. Но это еще не самое страшное. Хуже всего происходит то, что постепенно становится уже как бы такое прочное замыкание моей личности с низшими, скажем, слоями моей психики, минуя верхние. И тогда какая-то такая скукоженная фигура выстраивается в моей жизни, и оказывается, мое греховное произволение, личностное произволение – искорежило структуру моей природы. Все по принципу: «посеешь поступок – пожнешь привычку, посеешь привычку – пожнешь [тюрьму?]». Человек сам уродует свою судьбу, уродует свою природу своими грехами. Это началось с первых людей, это происходит с каждым из нас.
Более того, есть такая печальная реальность, которую я, например, объяснить не могу. Я могу на нее просто указать вслед за многими русскими философами. Безумие, на которое каждый из нас в одиночку совершенно не способен, мы спокойно это сделаем, находясь в толпе. Оказывается, общество способно быть резонатором греха. Не столько добра, сколько греха. Чем больше масса людей, тем больше гарантия того, что при возможности выбора они выберут дурной путь, нежели благой. Каждый из нас вполне свободен в своих личных выборах. Семья или небольшой коллектив при более-менее нормальных условиях, скорее всего, изберут добрый путь. Когда люди сливаются в огромный коллектив, вместе в толпе – слишком велик шанс, что при возможности разрушения или созидания они изберут путь разрушения. Это философский вопрос – почему общество часто выступает резонатором для греха , почему человек, который в одиночку не пойдет убивать своего соседа, в толпе готов участвовать в любом погроме.
Богословски это можно объяснить до некоторой степени. Дело в том, что человек создан социальным существом. Или скажем иначе – он создан соборным существом. Мы созданы для жизни вместе. И поэтому в нас есть некоторые такие стороны нашей души, характера, которые раскрываются именно в соборном общении. Но если у нас есть такие резонаторы, то они вначале должен быть резонаторами добра. Но в результате грехопадения исказилась их мощь, их вектор действия. И эта мощь, которая изначально была им дана, начинает действовать в разрушительную сторону.
После грехопадения постепенно в поколениях грех нарастает, от поколения к поколению. И первые страницы Ветхого Завета дают поразительную картину поистине эпического нарастания зла – от грехопадения Адама, от Каина и Авеля – до допотопного человечества. И даже потоп не может остановить эту инерцию зла. Он ее приостанавливает, но она заново набирает дальше ход, уже начиная с сыновей Ноевых и с поступка Хама.
Так вот, эту инерцию зла надо было остановить. Чтобы остановить инерцию дурной истории, нужно было вторжение того, что находится вне истории, вне времени. Вторжение вечности во время.
Хорошо, Бог воплотился, но что дальше? Христос берет в Себя нашу человеческую природу такой, как она есть. Вполне возможно, что даже такую, искореженную последствиями греха. Поскольку Христос человеческую природу вбирает в Божественную Личность, это означает, что ни один импульс человеческой природы – даже если он привык реализовываться недолжным образом – не может этого сделать. Потому что Божественная Личность Христа никогда не дает согласия ни на какой грех. Св. это изъясняет так: неизменностью Своего Божества Бог исцеляет нашу природу, которая прежде изменилась ко греху. Теперь она изменяется к свету, к праведности. Итак, Христос тем, что Он не может грешить (Он Бог), Он как бы разглаживает те складки человеческой природы, те рубцы греховные, которые в нашей природе появились. Он их разглаживает в Себе Самом. И в конце концов сама человеческая природа Христа становится обоженной, преображенной.
И вот вопрос: как этот дар преображения передать людям, всем остальным?
Вот для этого и устанавливается величайшее христианское таинство – таинство Причастия Тела и Крови Христа.
Суть этого таинства состоит в том, что мы приобщаемся человеческой природе Христа, не Божественной. Мы вкушаем Тело и Плоть Христа, но это частицы преображенного космоса, преображенной Плоти Христовой, облагодатствованной. Святой , ученик апостола Иоанна, пишет в послании к Смирнийцам (конец 1 века): «Евхаристия есть Плоть Спасителя нашего, которая пострадала за наши грехи, но которую Отец воскресил».
Итак, к Воскресшему Телу Христа мы приобщаемся. Не к тому, которое было до преображения, до страдания, а к Воскресшему, в котором нет тления, которое победило тление, в котором смерть сломалась, и там нет смерти.
Эти частицы иного бытия, бытия занесенного в наше время и в наш мир – из беспредельного будущего, из Царства будущего века, где после конца истории, при сотворении нового неба и новой земли – там обещано нам такое бытие, где не будет ни смерти, ни болезни, ни воздыхания, ни страданий, ни слез. Вот из этого, иного порядка бытия – отдельные, как бы авангард, обетованные частицы – прорываются здесь уже к нам и поселяются в нас. Эта преображенная Плоть Христа входит в жизнь каждого христианина через Причастие.
Зачем? – затем, чтобы начать действовать внутри христианина и изнутри влиять на него.
Можно сказать, что у Христа есть два способа воздействия на Своих учеников. 1 – знакомый всем нам, лицом к лицу, прямая проповедь, обращение к личности человека, к его совести, разуму. Вот тебе Евангелие, свидетельство о распятом и воскресшем Христе – уразумей его, пойми, поверни свое сердце к Спасителю. Это прямое воздействие, можно даже сказать, культурное, потому что воздействие культурными средствами – средствами речи, слова, образа.
Но в христианстве есть и бескультурное воздействие на человека – в том смысле, что оно глубже любой культуры – онтологического воздействия. Это мистика, таинство. Когда в человека вселяется, встраивается иная частица бытия, которая изнутри подталкивает его совесть к доброму выбору.
И это не насилие. Апостол Павел однажды говорит: бедный я человек! Доброго, которого я хочу, я не делаю, а злого, которого не хочу – делаю. Это вещь, прекрасно известная любому христианину, и которую в упор не хотят замечать люди, воспитанные в идеологии просвещения, хотя в том числе и философы, а именно – для многих направлений античной философии, даже для Платона, например […], вплоть до позитивизма и даже марксизма в некоторой степени – зло – это порождение невежества. «Если бы человек знал, что есть добро, он бы стремился к добру и к истине. Но люди не представляют себе, что является настоящим добром, и поэтому калечат свои судьбы и судьбы других людей».
Но христианство увидело, что есть более глубокие корни зла. Бывает, сознательная воля оказывает воздействие – но человек прекрасно знает, что это грех, прекрасно знает, что это безумие – и идет на него. Вспомните Достоевского – идеал [содомский] Карамазова, грех как идеал. И при этом идеал Богородицы и идеал содомский вместе присутствуют в его сознании. Апостол Павел это и отображает – оказывается, есть такое доброе, которое я знаю, которое я хочу, а все-таки не могу. Это уже другой такой уровень – когда человек не только знает добро и стремится против него (это уровень Карамазова), а то, о чем говорит апостол Павел – я и знаю добро, и стремлюсь к нему, но все-таки не могу достичь! И напротив – я знаю зло, я отвращаюсь от него, и все-таки я вновь и вновь его делаю.
Так вот, человек пленен своим грехом, своими страстями. И его греховное прошлое, греховные привычки давят на него. Ни один из нас вне Церкви и вне благодати не находится в состоянии абсолютно свободного выбора. Когда кажется, что есть одинаковые пути, равные, и я свободно решаю – идти туда или сюда. Увы, в каждом из нас живет огромная инерция греха, которая подталкивает нас именно к злому выбору. Гравитация добра слабее, чем гравитация зла.
И чтобы человек свободно мог принять дар Христа, свободно исправить свою жизнь, его нужно заслонить от этой гравитации, создать в нашей душе атмосферу антигравитации, установить такую антигравитационную установку. Чтобы не было чрезмерного, ассиметричного притяжения зла.
Вот это и есть смысл церковных таинств, и таинства Причастия – прежде всего. Частица Тела и Крови Христовых даются тебе, чтобы эта Кровь Христа лилась в твоих жилах, и она установит такой заборчик между греховной инерцией моей прошлой жизни и тем, что выбирает моя личность сейчас. Тем самым человек подвигается к ситуации более свободного действия. Это то, о чем апостолы без конца свидетельствуют – что Христос сделал нас свободными. Мы куплены для свободы дорогой ценой , но сделаны свободными, и не будем возвращаться вновь под рабство.
Это означает, что инерция греха – и греха первородного, и грехов прежних поколений, и моих прежних грехов – уже не действует. Выйдя из купели крещения, впервые приняв таинство Причастия – после этого я начинаю жизнь как бы с нуля. С нуля в том смысле, что у меня есть возможность сказать, что-то греховное, что было за мной раньше – его уже нет. Я живу вне него, оно осталось там, и это был не я.
У Канта есть его знаменитый категорический императив, одна из формулировок которого гласит: поступай так, как если бы история всей вселенной началась с этого мгновения. Это великая формулировка, она означает: действуй в понимании того, что ничто из того, что было в прошлом, ты не имеешь права привести в оправдание той подлости, на пороге которой ты стоишь сегодня. Не смей ссылаться на прецеденты «все так делают, и я так раньше делал…» – нет, перед тобой сейчас выбор, и ты должен понять, что не можешь оправдать себя тем, что было раньше. Как будто бы ничего не было, и ты, зная нравственный закон и зная закон Божий о твоей свободе, должен решиться.
Кант об этом мечтает. Ему хотелось бы, чтобы люди так думали. Но в христианстве это не мечта, это практика. Через покаянное обновление, через соучастие в Христовых таинствах, через принятие Его преображенной Плоти в себя мы можем действительно каждый наш день каждый поступок начинать как бы с нуля – в том смысле, что мы не испытываем чрезмерного давления со стороны нашего прошлого. Оно до конца, может быть, не уничтожается. Человеческие психологические привычки есть привычки, многие их них остаются. Но если человек всерьез решил: я пойду за Христом, я последую дорогой добра – ему дается сила, которая защитит его от чрезмерных нападений со стороны злых сил.
Тем, что Личность Христа, Личность Бога была непогрешима, Он исцелил человеческую природу. Затем эти частицы исцеленной человеческой природы Он вложил в нас – чтобы исцеляющаяся человеческая природа в нас могла бы освободить и исцелить нашу личную волю, каждого христианина. И это и есть такой сложный путь к исцелению источника греха. То есть, мы говорили, что источник греха – в личной воле человека, и эту личную волю человека нельзя отменить! Бог не может совершать благие поступки вместо нас заменить Собою в этом смысле. Он находит такой как бы окольный сложный путь, чтобы поддержать благие порывы нашей души, чтобы колебания в сторону добра и зла по крайней мере уравновесились , чтобы не было диктата, диктатуры бессовестности. Это высший смысл таинства Причастия. Приняв в себя частицу Тела Христова, мы сами становимся частицей Тела Христа.
Это то, что отличает литургическую трапезу от любой другой. Когда мы вкушаем обычный хлеб, по логике событий мы перестраиваем этот хлеб в ткани нашего организма. Однако когда мы участвуем в трапезе небесной, в литургической трапезе – происходит нечто обратное: не Хлеб, который я ем, становится мною, а мы становимся Тем, что мы вкушаем. Люди становятся тем небесным Хлебом, которому они причастились. Это призвание литургии – соделать нас причастниками, частицами Тела Христа.
Поэтому важнейшим предметом, который подлежит освящению на литургии, является не вино и не хлеб, а мы с вами. И в евхаристической молитве священник молится: «Господи, ниспосли Духа Твоего Святаго на нас и на предлежащие дары сия». Мы, собравшиеся в , есть первый по важности предмет освящения. А то, что находится в алтаре в Чаше, есть на самом деле средство к этому. восклицает, обращаясь к людям, которые стоят перед престолом: Братья, это ваша тайна лежит на престоле. Вы возложены на престоле. Причаститесь к тому, чем вы должны быть!
Есть в древнехристианской литературе некоторые тексты о литургии (кстати, этих текстов очень мало – это таинство, о нем не очень-то много писали) – они поражают своим радикальным отличием от того, что сейчас принято думать и писать о литургии.
Например – в любой популярной брошюрке будет сказано, что на литургии происходит преложение, преосуществление хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы. И чудо состоит в том, что хлеб и вино, которые такими были вначале, затем становятся Телом и Кровью. Однако в древнехристианских текстах об этом говорится противоположным образом. Например, старца спрашивают: отче, почему мы причащаемся, почему есть это таинство причастия? Почему мы видим в чаше хлеб и вино? – и старец отвечает: видишь ли, Господь знает немощь человеческого естества, и знает, что мы не могли бы есть сырое мясо. И поэтому Господь, нисходя к нашим немощам, прелагает Свое Тело в Хлеб, а Свою Кровь претворяет в Вино.
Значит, смысл таинства – что Христос прячется в Дары, а не в том, что Он открывается в них.
Или другое сегодняшнее направление толкования Евангелия – пытаются доказать, что Христос действительно был Сыном Божиим, Мессией, что Он поистине был Богом. Однако по мысли отцов 1-го тысячелетия, Христос не открывает Свою Божественность, а прячет ее. И только если мы знаем эту миссионерскую установку Христа, мы можем понять логику Евангелия: Христос запрещает говорить о Себе тем, кто догадался о том, Кто Он. Христос до поры до времени прячет тайну о том, Кто Он есть. Он в зраке (образе) раба пришел, и Ему важнее, чтобы люди приняли Его уничиженность, а не в том, чтобы воздали ему славу.
Так же и в литургии. Это как в Вифлееме – Господь спрятал Себя в сына плотника. Так же и на литургии Господь прячет Себя в смиреннейшие дары земли – хлеб и вино. Только в крайних случаях дается понять, что это не просто хлеб и вино.
В наших служебниках публикуется Учительное известие. Это увещевание, обращенное к новопоставленному священнику. Там есть инструкция, где рассказывается, как вести себя в разных бытовых случаях. Например, если служишь литургию зимой, а чаша замерзла. А бывает – вдруг действительно видишь, что в чаше Тело и Кровь Христовы. То есть действительно видишь, что там Младенец лежит в чаше. Или видишь, что Божественный огонь из чаши исходит – прекрати служить, поставь чашу на престол, отойди в сторону, тихонечко молись, а когда увидишь, что все придет в нормальный вид, вино будет казаться вином, а хлеб – хлебом – тогда вернись и продолжай литургию. И помни, что это дано тебе было видеть по твоему неверию. То есть вместо того, чтобы сказать – ах какой я благодатный старец, такого сподобился увидеть – Учительное известие предупреждает, что не превозносись.
Мы называем священников священнослужителями, и при этом нам часто кажется, что священник совершает таинство – приносит жертву, освящает Дары, что священник сам по себе носитель особой благодати, которой как бы нет у мирян, и т.д. На самом деле священник не совершает никакой литургии, таинства. Таинство совершает Господь Духом Своим. Священник служит таинству, поэтому и называется священнослужитель. То есть субъект совершения таинства есть Сам Бог.
В 12 веке в Константинополе (1148 год, если не ошибаюсь) прошел собор, где обсуждались два вопроса: 1 – кому приносится Жертва Христа. И соответственно – кому приносится Жертва литургии? Если это называется Жертвой, то кому она приносится? Были варианты, предполагали – Богу Отцу. Собор ответил – нет, это Жертва, обращенная к Троице. И вспомнили слова из молитвы на литургии Иоанна Златоуста: «Ты еси приносяй и приносимый, приемляй и раздаваемый». Ты Тот, Кто приносит и Кого приносят, Тот, Кто приемлет, и Тот, Кого раздают. По Своей человеческой природе Христос приносит Свою волю, Свою жизнь в жертву для исполнения воли замысла Божия о нашем спасении. Но как Бог по Своей Божественной природе Он приемлет эту же Жертву, потому что это Его замысел был от создания мира – о спасении падших людей через Крестную Жертву. Поэтому человеческая природа Христа приносит Себя в послушание Божественной воле, а Божественная природа Христа приемлет эту Жертву, и это приемлющее действие Божественной природы Христа – оно едино и нераздельно с волей и действием Отца и Духа Святаго. Поэтому здесь вся Троица участвует в примирении с человеком, и вся же Троица участвует в литургическом действе. Значит, Христос есть истинный Первосвященник, по слову апостола Павла, единственный Священник в христианской Церкви. Потому что Он единственный принес ту Жертву, в которой мы можем быть соединены с Богом. Мы же можем соучаствовать в этой Жертве, или точнее – принимать ее плоды.
И второй вопрос, который тогда же обсуждался на том константинопольском соборе – вопрос более понятный и более сложный. Что такое литургия? Как наши литургии, совершаемые в каждых храмах, соотносятся с Тайной Вечерей? Вот когда-то Христос причастил Своим Телом и Кровью апостолов. Были варианты – что литургия есть воспоминание о Тайной Вечере, или что литургия есть повторение Тайной Вечери. При внимательном рассмотрении оказалось, что оба варианта неудовлетворительны. Потому что, если мы просто вспоминаем о Тайной Вечери – значит мы остаемся голодными. Сколько бы мы ни вспоминали о трапезе, которая была позавчера, сегодня мы от нее не станем сытнее. Воспоминание о позавчерашнем ужине никого сегодня не накормит и не утешит. Как будто бы повезло только 12-ти апостолам, которые причастились когда-то Телом и Кровью Его, а нам-то что с этого? Неужели у нас нет доступа к этой же Чаше? Как же быть со словами Христа о том, что Он есть Хлеб жизни, и кто не будет есть Плоти Его и Крови Его, тот не увидит жизни вечной.
Вариант о том, что мы повторяем Тайную Вечерю – тоже безумие, ибо как можно повторить ту Жертву, которая принесена единожды? Апостол Павел в послании к Евреям многократно подчеркивает – единожды Христос закалается. Кроме того, тогда Христос сказал: приимите, ядите, сие есть Тело Мое. А сейчас что, любой поп то же самое делает? Какой-нибудь отец Василий скажет: приимите, ядите, сие есть тело мое, и начнет раздавать свое тело и кровь? Но он же Кровь Христа раздает. Значит, это тоже неудачное суждение.
И тогда собор 1148 года принимает решение и говорит, что каждая литургия не есть только воспоминание Тайной Вечери, ибо этого недостаточно, и не есть повторение Тайной Вечери, ибо это невозможно. Каждая литургия есть сама Тайная Вечеря. Мы соучаствуем в той самой единственной трапезе, «силы Небесныя с нами невидимо служат, се бо входит Царь Славы». Мы незримо для телесных очей входим в пространство Сионской горницы и из рук Христа приемлем ту самую Чашу, и мы находимся в Царстве будущего века, в котором нет преград между прошлым и будущим, нет пространственных преград. Поэтому через благодатное действие Святаго Духа (а субъектом таинства является Святой Дух, Он совершает это таинство, а не священнослужитель), это нисхождение Святаго Духа на , собравшуюся вокруг Чаши – оно истончает толщу времен и пространств, которые отделяют нас от Сионской горницы. И мы соучаствуем вкупе с апостолами в причастии Телу и Крови Христа.
Не случайно поэтому церковная символика росписи в древности предполагала, что апостольский лик должен быть изображаем в алтарной апсиде вокруг престола. Апостолы стоят вокруг престола, и мы вместе с ними подходим к Чаше, а они – за нашими спинами. А сегодня этот апостольский лик пишется в иконостасе, так называемый Деисусный чин.
Здесь нельзя не заметить, что произошел удивительнейший исторический казус. Те суждения, что были отвергнуты православной Церковью в 1148 году, позднее, спустя 400 лет, были приняты западными христианами. Догмат о том, что литургия есть воспоминание Тайной Вечери, был позднее принят протестантами (где-то с 16 века некоторыми протестантскими толками), а догмат о том, что литургия есть повторение Тайной Вечери, был принят католиками на Тридентском соборе контрреформационном, и как бы тем самым протестанты и католики подпали под анафему константинопольского собора 1148 года.
Еще хотелось бы сказать вот что. Литургия по-гречески – это «совместное служение, совместное действие, общее действо». Перевод Николая Федорова на русский язык – «общее дело». И в служении литургии участвуют не только священнослужители, но и народ. Поэтому по православным правилам священник не имеет права совершать литургию один. Если в храме нет причастников, священник не имеет права служить литургию. Если в храме нет народа – хотя бы псаломщик пусть будет, хотя бы хор. Потому что священник не сам от себя участвует в литургии, а от лица народа, уполномочен народом. А если народа нет, то его мандат недействителен.
Это важнейшее различие между православным и католическим пониманием Церкви. В католическом понимании, которое, кстати, является чрезвычайно понятным, потому что примитивным (на самом деле поскобли православного – найдешь католика очень часто) – католики официально убеждены, что священник – это ходячий аккумулятор благодати. Он стал на несколько степеней святее и благодатнее, чем остальные христиане. На самом деле священник отличается от мирян не тем, что он благодатнее и святее, а тем, что он в Церкви как во всецелом организме уполномочен для совершения особого служения. Поэтому священство есть некая функциональная реальность. Он осуществляет служение, необходимое в Церкви. Это служение собирания Церкви, служение евхаристическое, потому что в Евхаристии собирается Церковь. В Евхаристии происходит так, что толпа, которая зашла с улицы – преложилась, стала Телом Христовым. Совершил это чудо Господь. Священник же от лица всех молился, чтобы это чудо совершилось. Если не на ком этому чуду совершаться (народа нет, он один), то его служение не может быть исполнено.
Из этого следует очень интересное различие в церковном праве. Согласно католическому церковному праву, священник никогда не может быть лишен сана. Он может быть запрещен в служении, даже отлучен от Церкви, но он останется священником. Потому что они полагают, что раз произнесены молитвы и правильным образом совершено рукоположение во священника – то священник получил власть совершать таинства (это тоже важная деталь). У католиков такое юридическое мышление сильно – священник – это иерарх, он владыка прежде всего, у него есть власть совершать таинства.
Когда крестит православный священник, он говорит: крещается раб Божий такой-то. Когда католический священник крестит, он говорит: Я крещаю тебя во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Православная формула подчеркивает, что это действие самого человека, крещающагося. Католическая формула – «я крещаю…». Православная формула причастия: причащается раб Божий такой-то. Католическая – «я причащаю тебя…». А в формуле исповеди – увы, мы сейчас используем католическую формулу исповеди: «я, иерей такой-то, властью мне данной, прощаю и разрешаю тебя от всех грехов…» И эту формулу не используют в Антиохийском патриархате, и не используют в Греции. Это влияние киево-могилянских идей. Православная формула, которая была в ходу на Руси до 17го века: «Грехи твои на вые моей, чадо». Грехи твои на моей шее. То есть священник выражает свою солидарность даже в грехах духовного чада. Он готов разделить перед Богом ответственность за грехи этого человека, который действительно стал его духовным сыном. А в восточных православных Церквах формулы все-таки разные, но примерно такие: «прощаются тебе грехи твои по вере твоей», т.е.евангельская формула такая, но не «я прощаю…»
В католическом понимании священник имеет харизму власти, прерогативу власти. Ему эту прерогативу дали – и затем никакими путями ты назад ее не выбьешь. Даже на следующий день епископ схватился – ой, нет, что это я такого дурака в попы поставил – а поздно, его можно и анафематствовать, отлучить от Церкви, а он останется попом. Он создаст свою секту, и католики скажут – эта секта благодатная. У них сейчас такая ситуация во Франции. Парижский кардинал [Лефевр] в 70х годах взбунтовался против Ватикана, ему очень не понравились реформы 2-го Ватиканского собора, и он ушел в раскол. И будучи в расколе, рукоположил новых епископов. И Ватикан должен официально признать, что эти епископы и священники благодатны. Ведь Лефевр получил законным путем власть, и этой властью он пользуется даже вне пределов католической церкви.
Или другое деяние Ватикана – одним из своих деяний они признали благодатность одной из старообрядческих русских иерархий, Белокриницкой иерархии. Для Русской Церкви это проблема, потому что Белокриницкая иерархия берет свое начало от епископа, который находился уже, судя по многим документам, под запрещением в Константинопольском патриархате. Он там был под запретом, не служил, а потом перешел к старообрядцам, они его нашли где-то в Австро-Венгрии (нынешняя территория Боснии), уговорили переехать поближе к России и посвятить им нескольких новых епископов. Он это сделал. Православный мир сказал нет, поскольку он не осуществлял свое служение как епископ, и он не мог совершать такие таинства как епископские рукоположения. Католики говорят иначе – он был епископом, значит, неважно, что был под запрещением, что был на покое.
Странная практика. Поразительная дисгармония, несоответствие между вхождением в мир церковных таинств и уходом из него. Есть обряды принятия таинств, но нет обрядов «раскрещения» или «развенчания», «лишения сана» и проч. Это несоответствие понятно. Во всех этих случаях Церковь лишь фиксирует факт. Не провоцирует событие, а фиксирует, что когда-то прежде произошли действия, из-за которых распался брак, из-за которых человек оказался вне Церкви, или священник оказался уже не священник.
Но дисгармония чувствуется, и поэтому в католической церкви возникла такая практика анафем. Когда лишали сана Джордано Бруно (а он был священником и монахом), то был совершен специальный обряд его расстрижения и низведения на степень мирянина. И в церковных архивах Италии сохранились даже записи о том, что выплачено сколько-то там талеров такому-то епископу и священнику за совершение обряда лишения Джордано Бруно сана священника. И есть даже описание этого обряда.
Еще хотел бы сказать, что я много раз употреблял слово таинство. Феодор Зелинский, один из крупнейших специалистов в области античной культуры, полагает, что греческое слово мистерия происходит от глагола миэйн – жмурить глаза. Человек, посвящаемый в мистерии, он закрывал глаза, и это означало не страх перед теми сведениями, которые ему сообщают, а как бы это закрытие внешнего зрения ради откровения внутреннего зрения. Как бы я повернул глаза зрачками внутрь, в душу. Некую истину, которую ты должен узреть в себе самом и о себе самом. То, что не видно внешнему взору, что происходит сокровенно и что ощущают очами сердца. Это таинство, мистерия. И христианская жизнь – это есть такая огромная мистерия, где происходит действие благодати, которое ощутимо сердцем и которое лишь в крайне редких случаях становится зримо и для телесных глаз.
В древней Церкви была так называемая дисциплина аркана. Это дисциплина тайны, научения. Тогда не дозволялось проповедовать о некоторых вещах. Например, христианин не имел права читать такие лекции, какие я вам сегодня читаю. По правилам Церкви 2 или 3 века за такую лекцию меня должны были отлучить от Церкви, лишить сана по крайней мере – точно. Можно было рассказывать о Евангелии, обличать язычество, многобожие, можно было рассказывать о таинстве крещения. Нельзя было рассказывать о таинстве Причастия. Не потому что это такая большая тайна, а по миссионерским соображениям. Слишком легко было такими рассказами смутить людей – что мы причащаемся Телом и Кровью Спасителя. Ходили разные слухи – что у христиан какое-то странное таинство, они пьют чью-то кровь, и чье-то тело по ночам кушают. Что они младенцев едят и т.д. И пишет в одной из своих апологий: что вы утверждаете, что мы едим младенцев? Ваша полиция прекрасно знает, где мы собираемся. Более того, несколько раз ваши чиновники врывались на наши ночные собрания. Так спросите тех, кто участвовал в карательных экспедициях – кто-нибудь заметил там недоеденного младенца? Или кусочек хлеба, облитого кровью? – Тем не менее, слух есть слух. Например, сегодня тоже есть свои сплетни о Церкви, которые распространяются весьма быстро. Скажем, на тему: Церковь и КГБ. И так же, если во 2 веке выйти на улицу и говорить – братья, вот вам чаша Тела и Крови Господней, приидите и причаститесь – то сразу бы избили, и еще потом бы рассказали всем друзьям, какое я правильное дело сделал, и вообще надо их казнить, этих врагов рода человеческого.
Так у древних христиан было два табу:
1 – они не изображали открыто креста, потому что крест был орудием казни, и людей продолжали распинать. Поэтому тайно крест почитался, но именно в катакомбах. Его маскировали, прятали – скажем, изображение якоря, потому что в нем крест вписан. А внизу полумесяц. И сейчас на храмах кресты с полумесяцем – это элементарный якорь. Он встречается еще в храмах, построенных до всякого татарского ига. Конечно, ко 2-му тысячелетию это забылось, и родилось другое толкование – что это чаша Грааля, которая собирает стекающую Кровь Христа. Но изначально это простая маскировка. И напоказ крестики не носили.
И 2-е, о чем молчали – это таинство Причастия.
Отголоски этой мистериальной дисциплины молчания дожили до сих пор. Например, сейчас диакон возглашает на литургии: оглашеннии, изыдите – т.е. те, кто не крещены, выйдите вон. В принципе, диакон должен обойти весь храм и попросить удалиться всех тех, кого он не знает в лицо. «Двери, двери, премудростию вонмем». Внешние двери храма закрываются на замок, и остаются только те, кто будет причащаться. Это древняя практика, и сейчас от нее осталась лишь некая символика…
Но мы должны помнить, что обряд – это то, что обряжает, это внешняя плоть, а за этим стоит таинство, когда действуют уже не люди, а Господь.
И смысл литургии заключается в том, что в начале ее мы приносим Богу свои земные дары (просфора – буквально приношение) – затем, чтобы Господь сделал принесенный нами хлеб тем Хлебом, который Он Сам принес нам. Мы приносим наши дары Богу, чтобы забрать их назад, но уже как тот величайший Дар, который Господь принес людям.