Трудно найти в средневековой Руси какой-либо иной художественный центр, который мог бы сравниться с Новгородом по древности своей истории, непрерывности развития и масштабу сохранившегося культурного наследия. Особенности новгородской живописи в ее необычайной суровости, величественности, в исключительной скупости художественного языка. Эти качества присущи уже наиболее ранним памятникам христианского искусства Новгорода, его зодчеству и иконам , образцы которых известны начиная с XI века. Среди различных видов живописи в Новгороде едва ли не самое важное место занимала иконопись .

Самые ранние из сохранившихся новгородских икон происходят их Софийского собора и исполнены, вероятно, сразу после окончания его строительства около 1050 года. Это наиболее древние из дошедших до нас икон, т. к. Киев и другие русские города в результате многократных разорений утратили свое убранство, иконы были уничтожены.

Иконы «Спас на престоле» («Спас Златая риза») и «Апостолы Петр и Павел» из Софийского собора имеют совсем особую иконографическую программу, не встречающуюся нигде в византийском мире и созданную, вероятно, специально для Руси.

Следующая по времени группа новгородских икон дошла до нас от первой трети XII века, когда после почти полувекового перерыва в Новгороде возобновилось строительство каменных храмов. Приблизительно во второй четверти XII века в художественной культуре Новгорода происходит существенный перелом. В соответствии со стилистическими изменениями, наметившимися в византийском искусстве, масштаб форм в местной живописи становится относительно умеренным, а образы - более эмоциональными и экспрессивными. Несмотря на то, что дошедшие до нас новгородские иконы этого времени происходят, вероятнее всего не из Софийского собора, а из более скромных городских храмов, они без сомнения, пользовались в Новгороде особым почитанием и поэтому были увезены в XVI веке в Москву. К их числу относятся иконы «Спас Нерукотворный» из церкви Святого Образа и «Ангел Златые власы» . Многие из ранних новгородских икон еще в древности приобрели значение исторических реликвий, а после переноса в Москву стали своего рода общенациональными святынями.

Центральными памятником новгородской иконописи второй половины XIII века является икона «Святитель Николай Чудотворец, с избранными святыми на полях» , исполненная в 1294 году Алексеем Петровым для Никольской церкви на острове Липно. Святитель Николай, самый почитаемый святой на Руси, представлен как заступник всех христиан, как надежный защитник.

Вторая половина XIV века была исключительно плодотворным временем для новгородского искусства. Один из главных памятников 30–40 годов XIV столетия - иконы из праздничного ряда иконостаса Софийского собора. Их пришлось писать в связи с ремонтом храма после большого летнего пожара 1340 года.

На рубеже XIV–XV веков в культуре византийского мира важнейшее значение получает новый вариант позднепалеологовского стиля. Спокойные, незатесненные композиции, стройные фигуры, задумчивые лики, ритмичные, округлые контуры, согласованные оттенки мягко светящихся красок передают гармонию небесного мира. Восприятие нового стиля в Новгороде шло, в сравнении с Москвой, медленнее, а его воплощение в новгородской культуре XV века отличалось самостоятельностью и послужило толчком к исключительно интенсивному развитию местной иконописи , принесшей новгородскому искусству наибольшую известность. Поскольку сохранившиеся новгородские иконы первой половины XV века исполнены в ведущих мастерских, они с наибольшей достоверностью отражают оригинальный путь развития местной живописи. Так, «Сошествие Святого Духа» из Духова монастыря - это плоть от плоти новгородской иконописи конца XIV столетия, с ее глубоким, чуть приглушенным колоритом и мерцанием тонкого золотого ассиста на одеждах.

Современные знания о развитии русской живописи в XV столетии позволяют заметить, что первые десятилетия после падения Византии, т. е. приблизительно третья четверть XV века, стали временем сложения того гармоничного стиля, который опирался на традиции искусства Андрея Рублева и его круга, но в изменившейся ситуации приобрел новые качества. Русскому искусству третьей четверти XV века свойственны лаконичность контуров и их тонкий ритм, сдержанные движения и скупые жесты, стилизация очертаний фигуры, в которых слабо выявляются анатомические закономерности, всегда соблюдавшиеся в византийской традиции. Новгородские иконописные произведения конца XV века со всей ясностью показывают бережное сохранение византийской и местной традиции, воспроизведение древних иконографических схем и канонов, а также живописных приемов, сложившихся в Новгороде.

* Издательство предоставляет скидки постоянным покупателям.

Новгород - один из древнейших центров культуры. Здесь при Софийском Соборе в ХI веке впервые возникло русское летописание. Более половины письменных памятников древней Руси XI-XVII веков находится в Новгороде.

Здесь образовалась собственная, выделявшаяся своей самобытностью школа иконописи, многие шедевры которой сохранились и до наших дней.

Среди сложившихся к XII-XIII векам художественных центров Новгород занимает ведущее место, являясь хранителем традиций древнерусской культуры предшествующих столетий.

Условная, как и все древнерусское искусство, новгородская икона отличалась жизнеутверждающей силой. Художественный язык новгородской иконы прост, лаконичен, четок. Композиция строится на противопоставлении крупных форм и ярких локальных тонов.

Произведений древнейшего времени сохранилось сравнительно мало, и определить их принадлежность к новгородской иконописи в большинстве случаев затруднительно, так как самые ранние иконы испытывали на себе сильное влияние византийской живописи. В Новгороде той поры было много Византийских икон, там жили и творили греческие художники.

К числу древнейших (конец XII начало XIII веков), возможно написанных в Новгороде, могут быть отнесены иконы "Святой Георгий" и двухсторонняя икона, на одной стороне которой был изображен "Спас", а на другой - "Прославление Креста". Судя по стилю, сторона, изображающая "Прославление креста", была написана позднее и другим мастером. На написание ее в Новгороде указывает ее схожесть с росписью новгородской церкви Спаса Нередицы.

Новгородская иконопись - наиболее яркая школа древнерусской монументальной живописи, сложившаяся в Новгороде и его владениях в период феодальной раздробленности.

Свойственные новгородской школе особая полнокровность, конкретность, энергичный лаконизм стиля отчасти проявились уже на раннем этапе ее становления - в новгородской архитектуре и живописи периода Киевской Руси. Во 2-й пол. 12 в. на смену монументальным, соборам предшествующей эпохи (Софийский собор в Новгороде, Юрьев монастырь) приходят сравнительно небольшие, 1-главые, 4-столпные церкви (Георгия в Старой Ладоге; Петра и Павла на Синичьей горе в Новгороде, 1185-92; Спаса на Нередице).

Одновременно и в монументальной живописи формируется самобытный новгородский стиль с его энергичной манерой письма, экспрессивной трактовкой образов (в росписях церквей Георгия в Ст. Ладоге, около 1167. Благовещения в Аркажах, 1189, Спаса на Нередице, 1199), Связью с народным творчеством, обобщЕнным рисунком, ярким колоритом отличается ряд икон 13-начала 14 вв. ("Евангелист Георгий и Власий").

В поисках выразительности архитектурных форм с конца 13 в. зодчие новгородской школы, переходят к 3-лопастным завершениям фасадов (церкви Николы на Липне, 1292, Успения на Волотовом поле), широко используют разнообразные декоративные элементы (Федора Стратилата церковь. Спаса на Ильине церковь). Фрески церквей Спаса на Ильине (1378, Феофан Грек), Федора Стратилата (1370-80-е гг.), Успения на Волотовом поле (ок, 1390) выделяются одухотворенной патетикой образов, стремительностью движения, техника письма отличается свободой и смелостью. Линейно-графические, близкие к иконописи приемы, статичные композиции свойственны росписям церквей Спаса на Ковалеве (1380) и Рождества на кладбище (1380-90-е гг.)

В иконах конца 14-15 вв., замечательных своей артистической выразительностью, лаконичностью силуэтов изысканным колоритом отразились народные представления и верования, события истории города ("Флор и Лавр", "Битва новгородцев с суздальцами"- обе иконы в Государственной Третьяковской Галерее). Высоким уровнем мастерства отличались миниатюра и прикладное искусство новгородской школы, ярко выразившие своеобразие новгородской художественной культуры. После включения Новгорода в состав Русского централизованного государства (1478) его искусство развивалось в общем русле древнерусской культуры.

В Великом Новгороде сосредоточены сохранившиеся до сих пор выдающиеся памятники средневековой архитектуры и живописи. Среди них древнейший в России храм - Софийский собор, сооруженный в середине XI в., и древнейший в России - Юрьев монастырь, основанный в начале ХIIв. Многие памятники архитектуры сохранили фресковую живопись (к сожалению, фрагментарно) ХII, ХIV, ХV, ХVIII вв.

В Великом Новгороде работали лучшие иконописцы своего времени, создавшие школу новгородской иконописи. Сохранившиеся до наших дней иконы ХII - ХVIII вв. хранятся в Новгородском музее, в Третьяковской галерее в Москве, Русском музее в Санкт - Петербурге. В 1478 году в результате острейшей политической борьбы между Великим Новгородом и великокняжеской Москвой, а также внутри самого новгородского боярства Новгород со всеми его владениями был присоединен к Московскому государству, что послужило основой образования в XV в. Русского централизованного государства.

Монументальная живопись Новгорода.

Самым ранним памятником новгородской монументальной живописи является совершенно уникальный по своему стилю фрагмент росписи, сохранившийся в южной галерее собора св. Софии в Новгороде. Этот собор был построен между 1045 и 1050 годами и оставался нерасписанным до 1108 года. По-видимому, до этого времени ин- терьер украшали лишь отдельные изображения святых, размещенные на столбах и выполнявшие роль своеобразных монументальных икон. К их числу и относится фрагмент южной галереи, на котором представлены свв. Константин и Елена в рост. В лицах отсутствует малейший намек на моделировку. Изящные, графически точные линии проведены уверенной опытной рукой, искушенной во всех тонкостях каллиграфии. Светлые, нежные краски (преобладают воздушные голубые, белоснежные и розовато-оранжевые цвета) подкупают своей прозрачностью и какой-то особой легкостью. Стиль фрагмента настолько своеобразен, что ему трудно найти сколько-нибудь близкую аналогию среди памятников восточно-христианской и византийской живописи.

От росписи 1108 года, когда, по свидетельству I Новгородской летописи, начали украшать фресками Софийский собор, дошли только семь фигур пророков в барабане, фигуры свв. Анатолия, Карпа, Поликарпа Смирнского и патриарха константинопольского Германа в световых проемах над проходами из главной апсиды в боковые и найденные под новым полом незначительные фрагменты фресок, сбитых со стен при варварской реставрации 1893 года. По отчетам об этой реставрации можно составить представление об общей системе росписи. В апсиде были изображены Богоматерь-Оранта, евхаристия и святительский чин, по сторонам от триумфальной арки - благовещение, на арках - погрудные фигуры святых в медальонах, на сводах - евангельские сцены, на стенах - фигуры и полуфигуры святых в прямоугольных обрамлениях. Если присовокупить сюда еще Пантократора в куполе, окруженного четырьмя архангелами, то мы получим иконографическую систему, весьма близкую к киевским храмам.

Если бы не свидетельство I Новгородской летописи и не палеография надписей, указывающая на XII столетие, фрески барабана Софии Новгородской легко можно было бы принять за произведение XI века, настолько они еще связаны с ранними традициями. Во всяком случае, эти росписи дают известные основания к тому, чтобы подвергнуть сомнению позднее и мало достоверное свидетельство III Новгородской летописи, выводящей расписывавших Софию Новгородскую «иконных писцев из Царяграда». Два других памятника новгородской монументальной живописи раннего XII века -росписи Николо-Дворищенского собора и собора Антониева монастыря - говорят о том, что в это время в Новгороде наблюдалось большое разнообразие стилистических направлений. Возможно, это было связано с деятельностью различных артелей живописцев, часть из которых могла быть и пришлой.

Фрагменты фресок княжеского дворцового Николо-Дворищенского собора, возведенного в 1113 году, относятся ко второму десятилетию XII века. Они были открыты в юго-западной части подцерковья (остатки монументальной композиции «Страшный суд» и редко встречающейся сцены «Иов на гноище») и в центральной апсиде (нижние части трех фигур святителей). Стройная пропорциональная фигура жены Иова, с тонким, строгим лицом (илл. 180) восходит к киевским традициям. Вполне возможно, что это работа заезжего киевского мастера, либо прошедшего киевскую выучку новгородского художника.

Из иной школы вышли росписи собора Рождества Богородицы Антониева монастыря, исполненные, согласно свидетельству I Новгородской летописи, в 1125 году. В алтаре и башне собора было расчищено между 1923 и 1971 годами довольно много фресок: фигуры и головы святых, медальоны с полуфигурами святителей, остатки «Сретения» в жертвеннике, две сцены из житийного цикла Иоанна Крестителя в диаконике («Обретение главы Иоанна Крестителя» и «Поднесение главы Иоанна Крестителя Иродиаде»), фрагменты «Поклонения волхвов» и «Успения» на стенах. Фрески повреждены насечками, сделанными для того, чтобы лучше держался новый грунт, по которому были написаны новые фрески, долгое время закрывавшие старые росписи. Массивные головы с крупными мясистыми чертами лица выделяются своим не чисто византийским типом. Лица очерчены энергичными красновато-коричневыми линиями, поверх охряного тона карнации положены зеленые притенения и румянец, от времени потемневший и потому резко выступающий в виде темных пятен. Фактура широкая. Графическая стилизация светов, столь характерная для памятников XII века, почти отсутствует, намеки на нее имеются лишь в одном изображении - бородатого старца в центральной апсиде. К росписям первой половины XII века примыкают недавно расчищенные фрески башни Георгиевского собора Юрьева монастыря (фигуры святителей, великомученика Георгия и поясное изображение Одигитрии между окнами барабана). Эти сильно попорченные фрески вряд ли относятся ко времени постройки собора (1119), но они были выполнены не позднее середины XII века. В волевых, мужественных лицах с крупными чертами уже так много новгородского, что это не оставляет сомнений в принадлежности фресок местным мастерам. Среди чистых красок преобладают золотисто-желтые, зеленые и голубые цвета, волосы стариков имеют голубоватый оттенок.

Новгородские фрески первой половины XII века лишены стилистического единства. По-видимому, в это время в Новгороде работали различные артели живописцев, часть которых могла быть приглашена из других городов. Если исходить из фрагментов росписи княжеского Николо-Дворищенского собора, то можно предполагать, что княжеский двор ориентировался на блестящее искусство Киева. Фрески световых проемов собора св. Софии, а также собора Рождества Богородицы Антониева монастыря выполняли другие художники, связанные с более архаическими традициями (в частности, с романскими). Параллельно начала складываться и своя местная школа живописи (фрагмент XI века в южной галерее собора св. Софии, росписи башни Георгиевского собора), которая стала играть господствующую роль со второй половины XII века. Весьма показательно, что во всех перечисленных выше памятниках, в отличие от памятников Киева и Владимира, уже не встречаются греческие надписи.

Среди новгородских росписей конца XII века самыми ранними являются фрески церкви Успения (теперь Благовещения) у деревни Аркажи (в трех километрах к югу от Новгорода). Так как церковь была освящена новгородским архиепископом Гавриилом 4 июня 1189 года134, то около этого времени были исполнены и украшающие ее фрески. Долгое время они были скрыты под сплошной побелкой и записями, пока их не начали раскрывать в 1930 году. Эта работа была продолжена в 1966-1969 годах. В диаконике представлены сцены из жизни Иоанна Крестителя и фигуры святых, в жертвеннике - восходящий к апокрифическим источникам богородичный цикл, в арках, ведущих из средней апсиды в боковые, - изображения святых и святых воинов, в центральной апсиде - фигуры святителей, фигура архидиакона; в конхе размещена необычная для византийских росписей композиция - Христос во славе посреди приближающихся к нему с обеих сторон святителей, которые держат развернутые свитки. Эта композиция восходит к романским источникам. Среди новгородских фресок XII века аркажские обнаруживают наибольшее сходство с романскими памятниками. Все фрески написаны в той широкой и смелой манере, которую так любили новгородцы.

Резьба по камню была известна на Руси с древнейших времен. Наиболее широкого распространения и блестящего расцвета она достигает в декоре зданий, высекавшемся чаще всего из белого известняка, шифера и мрамора. Резьба по камню в мелких предметах применялась довольно ограниченно. Из камня - шифера, сланца, известняка - выполнялись резные иконки, кресты, литейные формы для металлического литья, пряслица, рыболовные грузила, шахматы. Нагрудные каменные иконки ХI - ХIV веков, в отличие от мелкой пластики в металле, вырезались самими мастерами. Поэтому они никогда не повторяют друг друга, кроме случаев подражания. Иконки резали из розового и серого шифера, из сланцев и из светло-желтого известняка. Изготовлялись они во многих русских городах, в том числе и в Новгороде. Новгородские иконки кроме символических сюжетов на лицевой стороне имели на обороте изображения патрональных святых, как, например, иконки с именами святых Ивана, Захарии, Георгия, Никиты, Власия и других. В Новгороде найдены иконки работы не только местных, но и византийских, западноевропейских и южнорусских мастеров. Всего на раскопках найдено двадцать семь каменных иконок.

Одним из лучших образцов древнерусского прикладного искусства является шиферная иконка, найденная в Новгороде в слоях первого десятилетия ХIV века. На одной стороне (лицевой) изображены святые Симеон Столпник и Ставрокий, по бокам колончатые надписи. На другой стороне - святой Георгий на коне. Следует отметить высокое художественное мастерство резчика лицевой стороны. Он сумел, несмотря на плоскостность изображения, передать рельеф разной высоты и сделать плавный переход к фону. Высокое профессиональное мастерство, палеографические признаки надписей и аналогии с иконкой Бориса и Глеба, происходящей из Солотчинского монастыря, позволяют датировать иконку первой третью ХIII века. В совершенно иной манере выполнена резьба на оборотной стороне. Она отличается большей резкостью линий, контрастным переходом от фигур к фону, схематичностью деталей и некоторым примитивизмом. Иной и характер надписей. Иконка была сделала в мастерских Киева или Старой Рязани и затем попала в Новгород. В конце ХIII века новгородский владелец иконки вырезал на ней изображение своего патрона Георгия.

Печные глиняные изразцы в Новгороде появляются в конце ХIII века. Изразцы представляли собой кирпич из красной или (довольно редко) белой глины размером 13x13x7 см. В центре лицевой стороны изразца имелся цилиндрический выем. Плоские лицевые поверхности изразца украшались нарезками в виде прямых или изогнутых линий, иногда фигурами в виде квадратов с диагоналями или треугольников. В ХV веке в связи с появлением дымоходов эта форма изразцов сменяется другой. На ней уже нет цилиндрического выема и вся гладкая лицевая поверхность украшается рельефным изображением, часто с жанровыми сценками.

Художественные изделия из глины в Новгороде были распространены достаточно широко. Среди них встречаются фигурные рукомойники, всевозможные лепные сосуды, в том числе фигурные переносные фляги, детские игрушки, поливные чаши, плитки и многое другое.

Двусторонняя икона

Двусторонняя икона

Двусторонняя икона

Двусторонняя икона

Иконка с рельефным изображением Богоматери Одигитрии

Крест нательный

Крест нательный

Носик водолея в виде головы животного

Свистулька - птичка

Изразец с изображением гусляра и человека с посохом и птицей

Тигель для изготовления красителей

Тигель - льячка для изготовления красителей

Золотоордынская поливная чаша

Сосуд в форме горшка

Светильник

Лицевая и оборотная стороны литейной формы

Свечи восковые, круг воска

Грамоты, письменность

Грамоты берестяные - письма и записки на березовой коре. Первая берестяная грамота была найдена в Новгороде 26 июля 1951 года. На сегодняшний день в Новгороде найдено 753 грамоты. Берестяные грамоты образовали прочный мост между специфическими источниками археологии и традиционным кругом письменных источников, дав возможность судить об уровне городской культуры по письмам и запискам, полученным или написанным самими жителями изучаемых в процессе раскопок древних усадеб. Многие из этих усадеб утратили, казалось бы, неизбежную анонимность и обрели своих былых владельцев, порой хорошо известных по летописным сообщениям. Древнейшая из обнаруженных в Новгороде берестяных грамот относится к первой половине ХI века, самая поздняя к середине ХV века, когда на смену бересте пришла широко распространившаяся бумага. Тексты берестяных писем выдавливались с помощью специального инструмента - "стилоса" (по-древнерусски "писало"), изготовленного из железа, бронзы или кости. Противоположный острию конец писала оформлялся для писания по воску на деревянных дощечках - церах (лопаточкой стирали написанное по воску). На восковых дощечках маленькие новгородцы выполняли и первые уроки овладения грамотой. Широкое распространение берестяное письмо получает с ХII века. В числе найденных берестяных грамот письма-распоряжения феодалов зависимым от них людям, крестьянские жалобы, донесения сельских старост, черновики завещаний, хозяйственные и ростовщические записи, сообщения политического и военного характера, школярская шутка, частные письма разнообразного бытового содержания, ученические упражнения, судебные документы. Разнообразие почерков берестяных грамот, частная переписка, эмоциональный характер многих писем, надписи на различных предметах, сделанные с целью их узнавания, многочисленные писала, дощечки (церы) для обучения письму свидетельствуют, что кроме профессиональных книжников и писцов, грамоте обучались почти все слои населения.

В 1973 - 1982 годах была исследована усадьба и мастерская художника Олисея Гречина, жившего и работавшего на рубеже ХII-ХIII веков. Среди берестяных грамот этой усадьбы около двух десятков заказов на изготовление икон. Летописные свидетельства характеризуют Гречина и как художника-фрескиста. Анализ его берестяных автографов в сопоставлении с надписями фресок церкви Спаса на Нередице позволил сформулировать гипотезу о его руководящем участии в создании этого прославленного ансамбля новгородской фресковой живописи. Важнейшая особенность берестяных грамот - их древность и подлинность. Подлинных памятников письменности XI - XII вв., кроме церковных, практически не сохранилось. До наших дней дошли лишь две грамоты, написанные на пергаменте - Мстислава грамота около 1130 г. и Варлаамова грамота конца XII - начала XIII в. (обе хранятся в Новгороде).

Берестяных грамот, датированных XI в. и рубежом XI - XII в. найдено уже 27 и число их ежегодно увеличивается.

Бытовое содержание писем на бересте отразилось и на особенностях их языка - он близок к живой разговорной речи. Благодаря этому они открыли ученым новые слова, выражения, мысли и способы их высказывать. Лингвистический анализ берестяных грамот из Новгорода (особенно раннего периода) выявил существование древненовгородского диалекта, характерной чертой которого является наличие многих признаков, связывающих его с западнославянскими языками (преимущественно с севернолихитскими). Это открытие заставило историков по-новому рассмотреть проблему происхождения Древнерусского государства, а лингвистов - историю русского языка.

Грамота N 558. Конец XII в.

Грамота N 363. Конец XIV в.

Писало. XI в.

Писало. Середина XI в.

Писало. XII в.

Писало. Середина XIV в.

Ико-на эта про-сла-ви-лась в XII ве-ке в Нов-го-ро-де, ко-гда вла-ди-ми-ро-суз-даль-ский князь Ан-дрей Бо-го-люб-ский всту-пил в со-юз с кня-зья-ми смо-лен-ским, по-лоц-ким, ря-зан-ским, му-ром-ским и дру-ги-ми и за-мыс-лил с их по-мо-щью по-ко-рить Ве-ли-кий Нов-го-род и для это-го по-слал сы-на сво-е-го Мсти-сла-ва. Со-ста-ви-лась гро-мад-ная рать, — по сло-вам ле-то-пис-ца «ма-ло не вся зем-ля рус-ская со-во-ку-пи-ся, еди-ных бо кня-зей то-гда бя-ше 72». Еще за-дол-го до Нов-го-ро-да лю-ди ста-ли гра-бить и жечь се-ла, из-би-вать муж-чин, а де-тей и жен-щин брать в плен, чтоб сде-лать из них сво-их ра-бов. Зи-мой 1170 го-да гро-мад-ное опол-че-ние это об-ло-жи-ло Нов-го-род, по-тре-бо-вав сда-чи. Не раз обе сто-ро-ны на-чи-на-ли пе-ре-го-во-ры, но не мог-ли прий-ти к со-гла-сию.

На-ча-лось сра-же-ние. Яс-но бы-ло, на чьей сто-роне прав-да, и нов-го-род-цы с чи-стым серд-цем мог-ли про-сить Бо-га о по-мо-щи и ждать небес-но-го за-ступ-ле-ния. Так они и по-сту-пи-ли. Хра-мы не за-тво-ря-лись ни днем ни но-чью, и пе-ние цер-ков-ное сме-ши-ва-лось с пла-чем на-ро-да. Ар-хи-епи-скоп Иоанн с тех пор, как под Нов-го-род под-сту-пи-ли вра-ги, три дня и три но-чи неустан-но мо-лил-ся в со-бо-ре св. Со-фии — Пре-муд-ро-сти Бо-жи-ей о спа-се-нии го-ро-да. В тре-тью ночь, стоя пе-ред ико-ной Все-ми-ло-сти-во-го Спа-са, он вдруг по-чув-ство-вал свя-щен-ный тре-пет, и то-гда от ико-ны раз-дал-ся го-лос:

— Иди в цер-ковь Гос-по-да на-ше-го Иису-са Хри-ста, что на Ильин-ской ули-це, возь-ми там об-раз Пре-свя-той Бо-го-ро-ди-цы, воз-не-си его на го-род-ские сте-ны, и то-гда узришь спа-се-ние гра-да.

Чуд-ное успо-ко-е-ние про-ли-лось то-гда в ис-том-лен-ное серд-це свя-ти-те-ля. В го-ря-чей, уми-лен-ной мо-лит-ве без слов пал он ниц пе-ред ико-ной и про-вел в мо-лит-ве всю ночь. Утром со-брал он ду-хо-вен-ство и го-род-ских пред-ста-ви-те-лей и рас-ска-зал им о та-ин-ствен-ном го-ло-се. То-гда у скорб-ных нов-го-род-цев по-яви-лась на-деж-да. Ар-хи-епи-скоп Иоанн по-слал про-то-дья-ко-на и кли-ри-ков в цер-ковь Спа-са на Ильин-ской ули-це, чтоб при-не-сти от-ту-да ико-ну Бо-го-ма-те-ри, а сам стал петь со-борне мо-ле-бен. Но несмот-ря на все уси-лия по-слан-ных они ни-как не мог-ли сдви-нуть ико-ну с ее ме-ста, и с этим из-ве-сти-ем воз-вра-ти-лись к ар-хи-епи-ско-пу. То-гда сам свя-ти-тель Иоанн во гла-ве крест-но-го хо-да, со-про-вож-да-е-мый на-ро-дом и ду-хо-вен-ством, по-шел в цер-ковь Спа-са. Там упал он на ко-ле-ни пе-ред ико-ной Бо-го-ма-те-ри и со сле-за-ми взы-вал:

— О Пре-ми-ло-сти-вая Вла-ды-чи-ца Бо-го-ро-ди-ца, упо-ва-ние и за-ступ-ни-ца гра-ду на-ше-му, не пре-дай нас за гре-хи на-ши вра-гам на-шим. Но услышь плач наш и по-ща-ди лю-дей Тво-их.

Ста-ли слу-жить мо-ле-бен, и ко-гда за-пе-ли: «Пред-ста-тель-ство хри-сти-ан непо-стыд-ное, хо-да-тай-ство ко Твор-цу непре-лож-ное, не пре-зри греш-ных мо-ле-ний гла-сы», ико-на са-ма за-ко-ле-ба-лась, как бы дви-га-ясь к ар-хи-епи-ско-пу. Ви-дя это чу-до, на-род и клир ра-дост-но взы-ва-ли: «Гос-по-ди, по-ми-луй!».

Ар-хи-епи-скоп при-нял на ру-ки чу-до-твор-ный об-раз, при-ло-жил-ся к нему, и за-тем ико-ну с тор-же-ством по-нес-ли на го-род-скую сте-ну и по-ста-ви-ли ее ли-цом к на-па-дав-шим. Но во-и-ны Мсти-сла-ва не смяг-чи-лись и пу-сти-ли на это ме-сто сте-ны це-лые ту-чи стрел. И вот од-на из них ра-ни-ла свя-щен-ный лик. То-гда со-вер-ши-лось но-вое чу-до: ико-на об-ра-ти-лась са-ма ли-ком к го-ро-ду, и из очей ее по-тек-ли сле-зы. В то же вре-мя на на-па-дав-ших на-пал ужас. У них по-мра-чи-лось зре-ние, и они ста-ли по-ра-жать друг дру-га. Нов-го-род-цы, обод-рен-ные зна-ме-ни-ем, от-во-ри-ли во-ро-та, бро-си-лись на вра-гов, раз-би-ли их на-го-ло-ву и мно-гих уве-ли в плен. Те же, ко-то-рые спас-лись бег-ством, не мог-ли най-ти се-бе про-пи-та-ния там, где рань-ше са-ми про-из-ве-ли без-жа-лост-ное опу-сто-ше-ние. Они гиб-ли от го-ло-да и бо-лез-ней, и как с ужа-сом го-во-рит ле-то-пи-сец, в Ве-ли-кий пост пи-та-лись мя-сом сво-их ло-ша-дей.

Ар-хи-епи-скоп Иоанн то-гда же уста-но-вил празд-но-ва-ние в па-мять чу-дес-но-го за-ступ-ле-ния, ока-зан-но-го Бо-го-ма-те-рью Нов-го-ро-ду. Так как 25 фев-ра-ля — день, ко-гда со-вер-ши-лось это со-бы-тие — по-чти все-гда при-хо-дит-ся на мас-ле-ни-цу или Ве-ли-кий пост, то празд-ник пе-ре-но-сит-ся на 27 но-яб-ря.

По-чти два ве-ка чу-до-твор-ная ико-на «Зна-ме-ние» Бо-го-ма-те-ри сто-я-ла на Ильин-ской ули-це, в де-ре-вян-ной церк-ви Спа-са. В 1357 го-ду ее пе-ре-нес-ли во вновь по-стро-ен-ную на той же Ильин-ской ули-це ка-мен-ную цер-ковь во имя Зна-ме-ния.

В 1566 го-ду в Нов-го-ро-де вспых-нул силь-ный по-жар, охва-тив-ший мно-го улиц. Ни-ка-ки-ми уси-ли-я-ми нель-зя бы-ло оста-но-вить гроз-ную сти-хию. То-гда мит-ро-по-лит Ма-ка-рий по-шел с крест-ным хо-дом в цер-ковь Зна-ме-ния и там, пре-кло-нив ко-ле-ни пе-ред чу-до-твор-ной ико-ной, мо-лил-ся о пре-кра-ще-нии бед-ствия. За-тем, под-няв ико-ну, он по-нес ее крест-ным хо-дом по бе-ре-гу Вол-хо-ва. Ско-ро ве-тер по-дул в сто-ро-ну ре-ки, и по-жар от это-го стал ути-хать.

В 1611 го-ду Нов-го-ро-дом овла-де-ли шве-ды. Из-би-вая нов-го-род-цев, они гра-би-ли до-ма и их хра-мы. Ико-ны они под-вер-га-ли по-ру-га-нию, а свя-щен-ную по-су-ду и утварь уно-си-ли. Как-то несколь-ко шве-дов по-до-шли к церк-ви Зна-ме-ния, где в то вре-мя со-вер-ша-лась служ-ба, и две-ри по-это-му бы-ли от-кры-ты. Они ри-ну-лись в цер-ковь, чтобы огра-бить ее, но неви-ди-мая си-ла от-бро-си-ла их на-зад. Они сно-ва бро-си-лись к две-рям и сно-ва бы-ли от-бро-ше-ны. Это ста-ло из-вест-но всем шве-дам, и ни-кто из них уж боль-ше не пы-тал-ся вой-ти в Зна-мен-скую цер-ковь.

В 1636 г. за-ду-мал обо-красть эту цер-ковь се-реб-ря-ных дел мас-тер Лу-ка Пла-виль-щи-ков. По окон-ча-нии ве-чер-ней служ-бы на 27 но-яб-ря он при-та-ил-ся в церк-ви, а но-чью во-шел в ал-тарь, со-брал се-реб-ря-ные со-су-ды с жерт-вен-ни-ка, вы-сы-пал день-ги из кру-жек и, на-ко-нец, стал под-хо-дить к чу-до-твор-ной иконе, чтобы со-рвать с нее дра-го-цен-ные укра-ше-ния. Но ед-ва он кос-нул-ся ри-зы, как был от-бро-шен от ико-ны и без чувств упал на пол. Пе-ред утре-ней явив-ший-ся в цер-ковь по-но-марь вы-вел его, по-ла-гая, что Лу-ка в пья-ном ви-де остал-ся в церк-ви. Он не за-ме-тил при этом, что при Пла-виль-щи-ко-ве бы-ли цер-ков-ные со-су-ды. Кра-жа об-на-ру-жи-лась, ко-гда ста-ли слу-жить утре-ню, и все на-шлось в до-ме Лу-ки. Вор на вре-мя по-те-рял рас-су-док и толь-ко впо-след-ствии рас-ска-зал о быв-шем от ико-ны чу-де.

Чу-до-твор-ная ико-на «Зна-ме-ние» Бо-го-ро-ди-цы сто-ит в ико-но-ста-се Зна-мен-ско-го со-бо-ра, сле-ва от цар-ских врат. Она име-ет 13 1/2 верш-ков вы-ши-ны и 12 ши-ри-ны. Над ле-вым оком Бо-го-ма-те-ри остал-ся след от стре-лы. По сто-ро-нам ико-ны име-ют-ся изо-бра-же-ния ве-ли-ко-му-че-ни-ка Ге-ор-гия По-бе-до-нос-ца, му-че-ни-ка Иа-ко-ва Пер-си-я-ни-на и пре-по-доб-ных Пет-ра и Онуф-рия Афон-ских. В 1565 го-ду ико-на воз-об-нов-ле-на мит-ро-по-ли-том Ма-ка-ри-ем. На иконе зо-ло-тая ри-за ве-сом свы-ше 71/2 фун-тов с дра-го-цен-ны-ми ка-ме-нья-ми.

Ико-на «Зна-ме-ние» пред-став-ля-ет Бо-го-ма-терь с мо-лит-вен-но под-ня-ты-ми ру-ка-ми и яв-ля-е-мым на лоне ее Бо-же-ствен-ным Мла-ден-цем. Изо-бра-же-ние это по-ме-ща-лось на пе-ча-тях епи-ско-па Нов-го-род-ско-го. Оно весь-ма древ-не-го про-ис-хож-де-ния, так как в Ри-ме, в ка-та-ком-бах св. Аг-нии, есть изо-бра-же-ние IV в. Бо-го-ма-те-ри с мо-лит-вен-но рас-про-стер-ты-ми ру-ка-ми и с Пред-веч-ным Мла-ден-цем на ко-ле-нях. В Гре-ции та-ким изо-бра-же-ни-ем озна-ча-лось обык-но-вен-но Рож-де-ство Хри-сто-во, и толь-ко у нас, в Рос-сии, ико-ны по-лу-чи-ли на-име-но-ва-ние «Зна-ме-ния», т. е. зна-ка ми-ло-сти Бо-го-ма-те-ри. На неко-то-рых го-род-ских ико-нах в трех де-я-ни-ях изо-бра-жа-ет-ся са-мо чу-дес-ное со-бы-тие 1170 го-да: ввер-ху — пе-ре-не-се-ние ико-ны из церк-ви Спа-са на го-род-скую сте-ну; ни-же — пе-ре-го-во-ры меж-ду обе-и-ми сто-ро-на-ми, а вни-зу — са-ма бит-ва, где нов-го-род-цам по-мо-га-ют ан-ге-лы с длин-ны-ми пи-ка-ми.

Самым древним на Руси образом Божией Матери «Знамение» является новгородская икона, написанная во второй четверти – середине XII века. Но название «Знамение» начинает связываться с ней, как ни странно, только в конце XV столетия, особенно четко – с XVI века, а окончательно закрепляется в XVII. Отмечать праздник иконы 27 ноября стали, по всей видимости, еще до явления ею чуда новгородцам, что случилось 25 февраля 1169 года (1170). В Новгородской первой летописи сообщается, что новгородцы одолели суздальцев «силою крестною и святою Богородицею» , то есть какое-либо наименование с иконой еще не связывается. Икону летописец называет просто «святою Богородицею», без конкретного эпитета. Слово «знамение» тогда по обыкновению употреблялось в том же значении, что и у В.И. Даля: «Знамение – знак, признак, примета; клеймо, тамга, печать; явление природы или чудо для знаменования, доказательства; предвещенье чего-либо» .

Этимология слова «знамение» напрямую связана с глаголом «знать». Индоевропейское ĝen – «знать» тождественно ĝen – «рождать, рождаться» и происходит из этого последнего . Именно понятия «рождать(ся)» и «знать» составляют смысл слова «знамение».

Рассмотрим символический и богословский смыслы иконографии образа. При этом не будем забывать об условности языка иконы и о разнице между изображением и изображаемым. И.К. Языкова пишет: «В момент созерцания иконы молящемуся как бы открывается святая святых, внутренняя Марии, в недрах Которой Духом Святым зачинается Богочеловек» . Подчеркнем это «как бы». С такой оговоркой одно из значений круга, в котором изображен Эммануил, следует понимать и воспринимать как символ откровения. Но все-таки откровения – Божественного знамения. И хотя нам открывается самое сокровенное, тем не менее это только первая ступень беседы иконы с нами, когда знамение есть «предвещение чего-либо». На второй ступени Богородица, зная Спасителя еще до Рождества, еще во чреве, рождает – на иконе как бы извечно отправляет – Богомладенца в мир для спасения рода человеческого.

Руки Богородицы воздеты к небу, они распахнуты навстречу Тому, Кто выше всей вселенной, и в то же время они благословляют молящихся. Это очень древний молитвенный жест: по свидетельству Тертуллиана, руки христианами его времени воздевались и распростирались, «подражая страсти Господней» . Молитвенно воздетые руки Богородицы означают также заступничество за людей пред Богом. Надпись на одной из византийских печатей начала XIII века гласит: «Простирая Свои руки и принося заступничество Свое всей вселенной, дай и мне Свой покров, о Пречистая, для того, что я должен совершить» . С руками, воздетыми к небу, молился и Моисей во время битвы израильтян с амаликитянами: «И когда Моисей поднимал руки свои, одолевал Израиль, а когда опускал руки свои, одолевал Амалик; но руки Моисеевы отяжелели, и тогда взяли камень и подложили под него, и он сел на нем, Аарон же и Ор поддерживали руки его, один с одной стороны, а другой с другой стороны. И были руки его подняты до захождения солнца» (Исх. 17: 11–12). Здесь наглядно подтверждается значение всей психофизической стороны моления: мало произносить слова в сердце, не последнюю роль играет поза молящегося и его жесты. Обратим также внимание на тему света и благодати, сопровождающую этот жест. Имя «Аарон» переводится как «гора света», «Ор» – «свет». А руки самого Моисея были «подняты до захождения солнца», то есть руки, поддерживаемые «светами», протягивались к Свету и получали благодать Божию. Точно так же во время литургии перед престолом протягивает руки священник, возглашая: «Горе имеем сердца». Потому можно говорить о каноничности данного жеста, издревле применяемого в литургии, о своеобразной связи через этот жест Ветхого и Нового Заветов.То же самое заложено в иконографии Богородичного образа «Знамение». И здесь мы видим исполнение Ветхого Завета в Новом. Богомладенец в изобразительном отношении условно, но извечно рождается в мир на его спасение. Потому Он нередко и помещен в мандорле, сквозь круги которой как бы исходят в мир Божественные энергии (опять тема света и благодати, отраженная даже в цвете одежды Эммануила). Мандорла в данном случае выступает в роли знака движения – движения Младенца и света. И когда при осаде Новгорода стрела суздальцев попала в икону и икона отвернулась от нападавших, то суздальцы тем самым лишились света и благодати, а новгородцы, напротив, получили эту благодать для решительных действий и победы над противником. Напомним, что греч. ενέργεια переводится как действующая сила, а знамение, по В.И. Далю, есть знак. Но по греч. знамение – σημειον – это чудесный знак, а не обычный. В новгородской Праздничной минее (ок. второй четверти XIV в.) данное слово в отношении чудотворной иконы употребляется именно в значении «предзнаменование», «чудо». Другое назначение мандорлы в данном случае – подчеркнуть христоцентризм иконы: и концентрическими кругами вокруг Богомладенца – «Свет пришел в мир» (Ин. 3: 19) , и своим высоким иерархическим статусом в системе иконописных символов. Простертые из медальона руки Богомладенца в Великой Панагии (от греч. Παναγία – Всесвятая) указывают на проникновение вечности во время , а значит – на упразднение времени, что характерно для православного мировосприятия .

Итак, первый смысл иконы «Знамение» – откровение. Вместе с тем в ней кроется и другое значение: христиане со своей стороны узнают Рождение и приход в мир Спасителя, знают Его и свидетельствуем о Нем как об узнанном . То есть рождение (γέννησις), собственно, и происходит во имя творения (γένεσις), чтобы вернуть творение к Божественному плану: дабы человек стал тварным богом по благодати. Иначе говоря, без разделения и смешения возникает двойственное единство «Бога и меня» – единство, о котором писал в свое время С.Л. Франк. Напомним, что слово «Божество» указывает в богословии на свойство, на природу, а слово «Бог» – на Личность. В качестве сверхвременного или вневременного акта происходит исполнение слов пророка Исаии: «Се, Дева во чреве приимет и родит Сына и нарекут имя Ему Эммануил, что значит: с нами Бог» (Ис. 7: 14; Мф. 1: 23). В XV веке этот текст Исаии приводится не только на иконах пророческого чина иконостаса, как в Успенском соборе Кирилло-Белозерского монастыря , но и служит основой для вольных литературных переложений, в которых по отношению к пророчеству употребляется слово «знамение» .

Религиозный опыт молитвенного общения с иконой позволяет обнаружить в себе новое состояние, исполненное Божественных энергий. Для его обозначения подходит греческий термин ένθεος – букв. «наполненный божеством». На это состояние указывают слова Христа: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17: 21). Мы облечены во Христа, а Христос пребывает в нас. В этом случае на личном уровне между Первообразом и человеком при посредстве иконы устанавливается реальная взаимосвязь, а на общественном – икона становится общенародной святыней. Так священной охранительницей Великого Новгорода стал образ именно Божией Матери «Знамение». Эта икона считалась в Византии и на Руси также покровительницей Церкви, чем объясняется частое употребление ее иконографии на печатях монастырей, епархий и митрополий , в люнетах над входом в храм , в конхах апсид . Есть основания для установления связи образа Божией Матери «Знамение» с иконой Благовещения. Если в недрах Марии «Духом Святым зачинается Богочеловек», как богословски верно отметила И.К. Языкова, то это и есть начало исполнения пророчества об Эммануиле: благая весть перешла в стадию своего осуществления. Поэтому Э.С. Смирнова совершенно права, считая изображения на обратной стороне иконы образами Иоакима и Анны, а не апостола Петра и мученицы Наталии, как полагал В.Н. Лазарев с последователями. Тема Боговоплощения – центральная для иконы «Знамение» (поэтому данная иконография и канонична для центра пророческого чина иконостаса). Обе стороны знаменитого новгородского образа с нарастанием содержания свидетельствуют именно о Боговоплощении. В противном случае теряется богословская связь между аверсом и реверсом этой иконы, что приходит в противоречие практике церковной жизни. Подобная связь присутствовала в подавляющем большинстве выносных православных образов.

С иконой «Знамение» непосредственно связан особый чин в честь Матери Божией, получивший название «Чин возношения Панагии». Но мы знаем, что Панагией называется и энколпион – небольшое изображение Богородицы, носимое архиереем на груди поверх облачения, и просфора, из которой на литургии изъята частица в память Пречистой. Просфора во время трапезы обязательно ставилась на специальное блюдо – панагиар – с изображением Богоматери «Знамение», часто в окружении пророков. На византийских панагиарах XII–XIII веков можно видеть надпись: «Христос есть Хлеб. Дева дарует тело Богу Слову». Надпись наносилась не только ради украшения; смысл ее заключался в том, чтобы таинственно соединить чин Панагии и смысл святого хлеба – тела Христова, полученного Им от Своей Матери. Так чин Панагии возвращает нас к теме Боговоплощения.

Родословная иконографии «Знамения» восходит к изображению Оранты, которую на Руси называли еще «Нерушимой стеной», потому что «считали заступницей “всех городов, предградий и весей” в борьбе против извечных врагов – степных кочевников» . Правильно ли считать, что Оранту изображали как заступницу, начиная с росписей катакомб? В них можно видеть немало похожих по иконографии изображений: так первоначально изображались, например, души умерших, которые молились за еще живых христиан.

Оранта была и есть символ Небесной Церкви. Она стала таковым в полной мере и осознанно с того момента, когда была отождествлена с личностью Богородицы. Уже в катакомбах «под образом молящейся жены древние христиане имели обыкновение изображать иногда не кого другого, как Пресвятую Деву Марию» , сопровождая фрески надписями «Maria» и «Mara». Тем не менее, «в этих орантах мы имеем не портретный, индивидуальный тип Богоматери, но условное Ее изображение, принятое для каждой степенной христианской женщины» . Однако в клейме «Вознесение» ампулы Монцы (иконография клейм восходит к IV–VI вв.) мы видим Оранту уже, несомненно, в лице Божией Матери, видим Ее как персонификацию апостольской Церкви.

С IX века Пречистую начали писать в конхе апсиды. Как отмечает И.К. Языкова, с тех пор «тема заступничества обретает более широкий аспект: молитва Богоматери связывает воедино Небесное Царство, представленное в верхней части храма, с “миром дольним” – у Нее под ногами. Богоматерь Оранта как бы раскрывается навстречу Христу, Который снисходит чрез Нее на землю, воплощается в человеческом образе и освящает Своим Божественным присутствием человеческую плоть, превращая ее в храм – отсюда Богоматерь Оранта трактуется как олицетворение христианского храма, а также всей новозаветной Церкви» .

Сербскими изографами в XIV веке написана фреска по типу новгородской иконы «Знамение», где Матерь Божия, изображенная в рост, одета не в привычную тунику, а в хитон с клавами. Подобные примеры можно видеть на некоторых фресках Оранты в катакомбах. Богородица в данном случае понималась как сама Церковь и как посланница. Если раньше заступничество Пречистой подразумевало движение от дольнего к горнему, то здесь оно понимается как апостольское и направлено от горнего к дольнему.

Протографы образа Богоматери «Знамение» известны тоже с IV века (катакомбы святой Агнессы в Риме) и, судя по отсутствию нимба у Богомладенца, созданы были до I Вселенского Собора, то есть до 325 года. А в V–VI веках их писали уже на иконах и в настенных росписях храмов, чеканили на монетах, воспроизводили на печатях византийских императоров, что говорит об их константинопольском происхождении. Особенно широкое распространение данная иконография получает с XI–XII веков и становится популярной во всей православной ойкумене. Тем не менее, многие искусствоведы считают временем появления этого извода лишь середину XI столетия, ссылаясь на сохранившиеся изображения монет (номисма императриц Зои и Феодоры, 1042 г.) и на сфрагистику (печати императрицы Евдокии Макремволитиссы, жены Константина Х в 1059–1067 гг. и Романа IV в 1068–1071 гг.). По всей видимости, путаница здесь происходит из-за нечеткой классификации названий иконографических типов, поскольку традиция закрепления устойчивых наименований того или иного типа Богородичных икон складывается лишь ко времени заката Византийской империи, а возможно и позже – уже в поствизантийское время.

По мнению И.К. Языковой, иконография Оранты есть сокращенный и усеченный вариант образа Богоматери «Знамение». Такое мнение не может не вызвать возражения. Поскольку извод Оранты древнее «Знамения», то первый не может быть «сокращенным вариантом» второго: усекать можно лишь то, что уже есть. Здесь мы имеем дело не с сокращением иконографии образа, а его строительством. Поэтому схема «Знамения» и сложней схемы Оранты, причем не только внешне, но и внутренне. «Это наиболее богословски насыщенный иконографический тип», – убеждена и сама И.К. Языкова .

Мы уже удостоверились на примере кипрских фресок в несомненной связи изображений образа «Знамение» с образом Богоматери Влахернитиссы , что лишь подтверждает понимания слова «знамение» как чуда, ведь события 910 года, имевшие место во Влахернском храме , уже более восьмиста лет отмечаются Русской Православной Церковью как праздник Покрова Божией Матери. Видимо, закономерно, что икона именуется «Знамение» только на Руси и нигде больше. В других странах она известна под иными названиями, преимущественно взятыми из акафистов.

В искусстве византийского круга для данной иконографии использовалось несколько терминов, которыми часто оперируют и историки искусства: «Платитера» (от «Πλαντυτέρα τόν ουρανόν» – «Ширшая небес», из литургии Василия Великого), «Эпискепсис» («Επίσκεψις» – «Покровительница, Заступница»), «Мегали Панагия» («Μεγάλη Παναγία» – «Великая Всесвятая»)» . Добавим сюда «Пантонассу» («παντο» – «все» + «νάσσα» от «ναίω» – «жить, обитать; находиться; населять»).

Следует отметить и определенную иконографическую связь между образом Божией Матери «Знамение» и иконой Богоматерь Никопея (Победотворная) . При реставрации Влахернского храма (1030–1031) во время правления императора Романа III Аргира строителями была обнаружена замурованная в стене икона, которую спрятали от иконоборцев, скорее всего, в VIII веке при императоре Константине Копрониме. Найденный образ описал свидетель событий Иоанн Скилица. Его текст достаточно долго понимался как описание извода, идентичного тому, что и извод новгородской иконы «Знамение», однако современные исследователи сделали более точный перевод, из которого следует, что Богородица держит мандорлу с Богомладенцем в Своих руках. Так была найдена Никопея, известная с доиконоборческих времен. До наших дней дошла аналогичная Синайская икона VII века. Роль этого извода, по мнению академика Н.П. Кондакова и В.Н. Лазарева, перекликается с той ролью, которую призвана играть новгородская святыня – икона Богоматери «Знамение».Отметим, насколько точно наши предки дали название образу! Чудо неразрывно связано с этой иконой. Особенно для новгородцев. Чудесным образом они получили от нее помощь при осаде города суздальцами. В 1356 году пожар, возникший в церкви, утих после молебна перед этой иконой. В 1611 году из Знаменского собора были выброшены шведы, пытавшиеся его ограбить. Сравнительно недавно многие присутствовавшие были свидетелями небесного явления: 15 августа 1991 года при передаче иконы из музея, где она долго хранилась, Новгородской епархии, радуга окружила кольцом золотой купол Софийского собора, а потом стала подниматься и растворилась в чистом, без единого облачка, небе.

В заключение напомним, что слово «чудо» образовано от глагола «чути» – то есть «слышать, ощущать». Бог, учитывая человеческую природу, для спасения Своего народа обращается к нему при помощи знамений. Пока мы будем «чуять» всеприсутствие Божие и всемирный покров Богородицы, можно надеяться на Ее заступничество и помощь в скорбях. А через Ее образ «Знамение» будет и дальше нисходить на нас светоносная благодать Божия.

Цит. по: Смирнова Э.С . Новгородская икона «Богоматерь Знамение»: Некоторые вопросы Богородичной иконографии XII в. // Древнерусское искусство. Балканы. Русь. СПб., 1995. С. 289.

Зал отведен памятникам XIV - начала XVI в. В нем представлена, главным образом, живопись двух северных областей древней Руси - Новгорода и соседнего с ним Пскова.

В небольшой иконе «Чудо Георгия о змие» (XV в.) на красном фоне изображен молодой воин в развевающемся плаще, скачущий на сказочном белом коне; торжествующий всадник поражает копьем дракона. Яркие контрастные краски и динамичный рисунок помогают созданию необычайно впечатляющего образа светлой и доброй силы, которая побеждает зло.

Икона «Чудо Георгия о змие»
Новгород, XIV век

В XIII в. татарское нашествие нанесло тяжелый удар русской культуре. Однако Новгород, принадлежавший к наиболее древним и крупным художественным центрам Европы, не был разорен татарами и стал в те времена оплотом русской культуры.

Поэтому новгородское искусство лучше других позволяет постичь существо и смысл поступательного движения русского искусства ХШ - XIV вв. В Новгороде ранее, чем в других областях, сложилась мощная художественная школа с исторически обусловленными особенностями.

Даже беглое ознакомление с памятниками, сосредоточенными в зале, позволяет уловить изменения, происшедшие в искусстве в XIV - XV вв.,- исчезли торжественность и величие, присущие эмоциональному строю произведений в XII-XIII вв., размеры икон и фигур на них стали гораздо меньше. Но еще важнее то, что эти фигуры, ранее как бы застывшие в строгой неподвижности, стали более живыми. В лицах, позах, жестикуляции больше разнообразия, много почерпнутого художниками из жизненных наблюдений. Все чаще в иконе передавались всем близкие и понятные человеческие чувства и переживания, а иногда зритель узнавал привычные ему предметы и места. Новгородские и псковские мастера раньше других внесли в строгую церковную живопись более свободное понимание религиозного образа и элементы своеобразного «реализма». Не было случайным, что это произошло именно в искусстве Новгорода. И не только потому, что город не был разорен татарским нашествием. Особенности развития феодальных отношений привели к установлению в Новгороде республики. Хотя во главе ее и стояла боярская знать, городская ремесленная среда являлась активной политической силой. Это определило значительно более демократичный характер новгородской культуры.

Местные условия отразились на многих особенностях нов городской живописи, выделяющих ее среди других русских школ. Так, наряду с общими для всего русского искусства сюжетами и персонажами икон у новгородцев свои излюбленные святые, с которыми ремесленник и крестьянин представляли себя повседневно связанными: Кузьма и Демьян - кузнецы и лекари, Параскева Пятница и Анастасия - помощницы в торговле, Илья Пророк - громовержец, Никола - добрый защитник от беды и другие.

В новгородском искусстве можно заметить отсутствие сложности и изысканности, склонность к простоте, понятности и наглядности изображений. В композициях обычно небольшое количество фигур, дающее лишь общее представление о происходящем действии. На некоторых иконах святые предельно просто расположены в ряд. Сами фигуры святых по-народному крепки, коренасты, простоваты. Одна из существеннейших черт новгородских икон - их чисто народная, яркая, жизнерадостная красочность. Они сияют золотыми или киноварными (красными) фонами и чистыми, звонкими красными, зелеными, желтыми, белыми красками.

Икона «Флор, Лавр и Иаков»
Новгород, XIV век
Санкт-Петербург, Государственный Русский музей.

Особенности новгородской школы постепенно складывались еще в предыдущем периоде. В памятниках XIV и XV вв. мы видим их в полном развитии. Эти особенности можно проследить на ряде таких маленьких жемчужин новгородской живописи, как «Богоматерь и Власий», «Флор, Лавр и Иаков», «Афанасий и Кирилл», «Успение» , а еще лучше - на трех больших иконах: «Сошествие во ад», «Четырехчастная» и «Осада Новгорода суздальцами».

Икона «Сошествие в ад»
Новгородская школа, XIV век. Из г.Тихвин
Санкт-Петербург, Государственный Русский музей.

«Сошествие в ад» (XIV в., из г. Тихвина) по четкости композиции, в которой ничего нет лишнего, по силе цвета и общей декоративности - классическое произведение новгородской живописи. Икона написана на сюжет сказаний из апокрифических, запрещенных евангелий; воскресший Христос сошел в ад и вывел оттуда томившихся прародителей человеческого рода.

Икона «Четырехчастная икона»
Новгород, XV век.
Санкт-Петербург, Государственный Русский музей.

Столь же типичное произведение - происходящая из самого Новгорода «Четырехчастная икона» с изображениями «Воскрешения Лазаря», «Троицы», «Сретения» и «Иоанна Богослова с Прохором» (начало XV в.). Все ее четыре композиции лаконичны, чужды дробности, их краски редкой чистоты и звучности.

Знаменитая икона «Осада Новгорода суздальцами» (XV в.) - одна из трех известных древних икон на эту тему (две другие в Новгородском музее и Третьяковской галерее). Икона изображает историческое событие - защиту Новгорода от нападения суздальского войска, эпизод междоусобной феодальной борьбы ХП в. Последовательные сцены приготовления горожан к отражению нападения, переговоров с осаждающими и, наконец, разгрома их представлены на одной доске в трех горизонтальных ее делениях. Сцены переданы языком иконописи, но действие происходит в конкретной обстановке: на иконе изображены мост через реку Волхов, кремль, собор Софии и крепостные стены древнего Новгорода.

В XV в. в новгородской живописи получают развитие новые черты. Изощряя формально-техническое мастерство, новгородские художники утрачивают в известной степени былую эпическую простоту, свежесть и непосредственность чувства, остроту народной красочности. Образцами этой, все еще весьма характерной, новгородской живописи являются Царские врата из Гостинополья на р. Волхове и, в особенности, иконы «Архангел Михаил» и «Архангел Гавриил» из Муромского монастыря на Онежском озере. Они очень красивы. Фигуры архангелов стройны и изящны. Рисунок гибок. Живопись стала более сдержанной и артистичной.

В одном зале с новгородской находятся памятники псковской живописи. Псков, как и Новгород, избежал татарского нашествия. Князья в нем играли еще меньшую роль, чем в Новгороде, а городская торгово-ремесленная среда, со свойственным ей духом свободомыслия, была столь же сильна и активна. Отсюда сходный с новгородским демократический характер культуры и искусства древнего Пскова. Однако в псковской живописи, особенно в ее колористическом строе, имеются отличия от новгородской иконописи.

Местные черты уже были отмечены в ранней псковской иконе «Деисус», находящейся в первом зале. Eй присущи сумрачность общего колорита, плотные зеленые и оранжево- красные тона, а также разделка светлых мест на одеждах золотыми бликами (ассистами). Экспонаты второго зала сохраняют эти особенности.

Икона «Сошествие в ад», с резкими ракурсами фигур, отражает завоевания искусства XIV столетия. Лишь какая-то застылость внешне энергичных поз и жестов позволяет отличить ее от соседних новгородских памятников. Насыщенный колорит, со своеобразными зелеными и коричневыми тонами, основанный, по-видимому, на использовании местных красителей, еще более отличает икону от новгородских памятников. Иконы «Архангел Гавриил» (конец XV в.) и «Дмитрий Солунский» (XV в.) характеризуются, кроме того, известным архаизмом, также свойственным псковской школе.

Псковская живопись долго сохраняла свои оригинальные черты. К началу XVI в. относится такое замечательное произведение, как большая икона «Сошествие в ад с избранными святыми», происходящая из г. Острова. Многофигурная, осложненная введением сцен, каких не было на одноименных иконах XIV в., она тем не менее сохраняет легко ощутимые псковские «приметы» как в основах композиции, так и в колорите.

→