Эвристическая функция науки. Эвристическая функция

методологический подход политический

Согласно данному подходу политические явления и процессы истолковываются как божественный промысел. Поэтому исследуется главным образом не реальная политическая жизнь общества, а божественное откровение, изложенное в соответствующих религиозных источниках.

В христианстве основным источником религиозного толкования политических явлений является «Вечная книга» - Библия. В средневековой Европе эти толкования с наибольшей полнотой были представлены в произведениях Августина Аврелия (354-430) и Фомы Аквинского (1226-1274). В их учениях христианская убежденность, даже фанатизм, сочетались с реализмом и умеренностью. Сформулированные ими положения по сей день играют основополагающую методологическую роль в христианских исследованиях политических явлений.

Августин Аврелий - философ, влиятельный проповедник и политик католической церкви, родился на севере Африки. Его отец был римским патрицием, язычником, мать - христианкой. Учился в Карфагене в школе красноречия. Совершив восход к высотам римской языческой культуры (входил в круг лиц приближенных к императорскому двору), к тридцати годам резко изменил образ жизни, стал христианином. Был рукоположен в священники, а затем посвящен в сан епископа в Гиппоне - городе, расположенном недалеко от Карфагена.

Августин, прозванный блаженным, развивал взгляды о божественном преодолении развития человеческого общества, в том числе и его политической жизни. Государству - «граду Земному» он противопоставлял «град Божий»: «Один из градов желает жить по плоти, а другой по духу» См.: Сочинение Блаженного Августина «О граде Божием». - Харьков, 1891. - С. 23.. Этим определяется глубокое различие принципов жизни в том и другом граде.

В граде Земном постоянно проявляется «похоть господствования», властолюбия, «управляемая и правителями и подчинёнными», т.е. присущая тем и другим. В граде же Божием «по любви служат взаимно друг другу и предстоятели, руководя, и подчинённые, повинуясь» См.: Сочинение Блаженного Августина «О граде Божием». - Харьков, 1891. - С. 24..

Соответственно решается и проблема свободы. Исходя из христианских воззрений, Августин отмечал, что человек рождается свободным, однако проявления его свободы препятствуют многие ограничения, существующие в обществе. Чтобы их преодолеть, необходима сильная воля, в том числе политическая, поскольку речь идёт об ограничениях, устанавливаемых государством. Благонамеренная политическая воля необходима, чтобы творить добро и бороться со злом в любом государстве.

Под впечатлением от захвата Рима Августин пишет тракт «О граде Божьем» (413-426), главная идея которого состоит в замене единства Римской всемирной империи (государственной власти) на единство всемирной католической церкви (духовной власти). Он обосновывает разделение власти на церковную и светскую (государственную), Августин указывал на безусловный приоритет церковной власти, идущей от бога.

Власть государственная, объяснял он, регулирует поведение людей в их временном земном существовании и сама является временной. Уже поэтому она должна подчиняться божественной власти, направляющей жизнь вечную. Земным олицетворением божественной власти, по мнению Августина, является христианская церковь.

Ход человеческой истории, по мысли Августина, предопределен Божественным проведением и представляет собой борьбу светлых и темных сил. Божество есть лишь источник добра, зло проистекает из свободной воли стремящейся к самостоятельности и не признающей Божественных установлений. В соответствии с борьбой светлых и темных сил и всемирная история распадается на два направления: приверженцы бога на земле, признающие Его волю, войдя в лоно церкви, строят град Божий, а сторонники сатаны строят град человеческий: светское, земное государство. Августин отрицательно относился ко всякого рода насилию, но понимал его неизбежность в этом мире. Поэтому он признавал и необходимость государственной власти, хотя ее носители им же самим охарактеризованы как «большая шайка разбойников». Связав царство дьявола с государством, Августин положил начало многим средневековым ересям. Смысл истории - по Августину - в победе христианства во всемирном масштабе.

XIII в. - век наивысшего могущества Римской церкви. В это время происходит окончательное становление средневековой религиозной догматики. Этим церковь обязана Фоме Аквинскому, который помимо богословия и философии трактовал проблемы права, морали, государства, экономики. Фома Аквинский родился под Неаполем, принадлежал к аристократическому роду. Фома - первый схоластический учитель церкви («князь философии»). Учился в Кельне, Болонье, Риме, Неаполе. С 1279 г. признан официальным католическим философом, который связал христианское вероучение с философией Аристотеля. Его политические взгляды изложены в работе «О правлении властителей», в комментариях к «Политике» и «Этике» Аристотеля. Одна из частей главного произведения «Сумма теологий» специально посвящена законам. В 1323 г. причислен к лику святых.

Политические взгляды Ф. Аквинского излагаются главным образом в его труде «О правлении властителя». Он утверждал, что государство берёт своё начало от Бога и направляет развитие общества, как рулевой направляет корабль. Находясь под сильным влиянием учения Аристотеля, Ф. Аквинский уделял большое влияние проблеме формы существования различных политических явления, в том числе формам государственной власти, государственного устройства и правления.

Он пытался осмыслить роль и значение в жизни людей таких форм государства, как монархия, аристократия, олигархия, демократия, тирания, при каждой из которых реализуется соответствующая форма власти. По мнению Ф. Аквинского, ни одна из названных форм государства не является совершенной, ибо не может создать всех необходимых условий для блага и счастья людей. В то же время он утверждал, что «наилучшую форму власти представляет государство, в котором сочетаются элементы монархические, аристократические и демократические» См.: Боргош Ю. Фома Аквинский. - М.: Мысль, 1975. - С. 122..

Обосновывая превосходство церковной власти над светской, Фома Аквинский доказывал, что вмешательство церкви в политические дела государства, даже её участие в свержение монарха, может быть вполне обосновано: если правитель пришёл к власти путём обмана народа, подавляет народ и в целом правит несправедливо, то народ может лишить его власти См.: Боргош Ю. Фома Аквинский. - М.: Мысль, 1975. - С. 125.. В учении Фомы Аквинского признавался суверенитет власти народа: «Король, изменивший своему не может требовать повиновения. Это не восстание, направленное на свержение короля; поскольку он сам восстал, народ вправе низложить его. Однако лучше ограничить его власть, чтобы не допускать злоупотреблений. С этой целью весь народ должен участвовать в управлении. Государственный строй должен соединять ограниченную и выборную монархию с аристократией по признаку учености, и такую демократию, которая обеспечивала бы доступ к власти для всех классов посредством народных выборов. Ни одно правительство не вправе взимать налоги сверх меры, установленной народом. Всякая политическая власть осуществляется с согласия народа, и все законы должны приниматься народом или его представителями. Мы не можем быть в безопасности, пока зависим от воли другого человека».

Заслугой Фомы Аквинского является разработка теории закона. Человек как гражданин христианского государства имеет дело с четырьмя видами законов: вечным, естественным, человеческим и Божественным. Вечный закон - это Божественный разум, правящий вселенной. Вечный закон заключен в Боге и потому существует сам по себе. Все остальные законы производны и подчинены вечному. Естественный закон есть отражение Божественного закона в человеческом разуме. В силу причастности ума человека к Божественному разуму, ум человека управляет всеми его нравственными силами и является источником закона естественного (он повелевает делать добро и избегать зла). По закону естественного права протекала блаженная жизнь людей до грехопадения. Из естественного закона вытекает закон человеческий, созданный по воле людей. Целью человеческого закона должно быть общее благо, которое Фома понимает так же, как и Аристотель: Оно имеет в виду интересы, которые касаются одинаково всех граждан. Законы человеческие имеют целью принудить людей делать то, что они должны делать. А достигается эта цель тремя способами: повелевая, допуская и запрещая. Помимо направленности к общему благу, закон должен быть издан компетентной властью и обнародован. Что касается Божественного закона - то это законы Ветхого и Нового Завета, те, что ведут человека к достижению блаженства в потусторонней жизни, для чего и требуется Божественное откровение по причине недостаточности одного естественного разума.

В своих политических воззрениях Фома отвергал общественное равенство и утверждал, что разделение на сословия установлено Богом. Все виды власти на земле - от Бога. «Государственное сообщество, - писал он, - является приготовлением к высшему сообществу - государству Бога. Таким образом, государство подчиняется церкви как средство цели». При этом следует различать сущность, форму и использование власти. Установленная Богом власть несет людям добро, поэтому ей следует беспрекословно подчиняться. Главная задача государственной власти - содействовать общему благу, заботиться о справедливости в общественных делах и обеспечивать мир подданным. Но использование власти может быть дурным. Поэтому в той мере, в какой светская власть нарушает законы Бога, Подданные вправе оказывать ей сопротивление.

Благодаря Христианству политическая мысль поднималась на новый уровень. Будучи прямым источником индивидуальной морали, христианство вносило в общение людей дух нового христианского правосознания. Оно утверждало, что человеку от Бога дан индивидуальный способ существования и подчеркивало его самоценность. Наряду с этим христианство учило человека не видеть в подчиненности ненавистного бремени, а воспринимать власть как великое бремя ответственности.

Политические воззрения А. Аврелия и Ф. Аквинского оказали существенно влияние на дальнейшее развитие христианской политической мысли. На их основе и в настоящее время формируются основные методологические подходы.

В ФОКУСЕ ВНИМАНИЯ - СОВРЕМЕННАЯ МЕДИЦИНА.*

Теологический подход к медицинскому воздействию

, профессор, доктор философских наук,

зав. кафедрой биомедицинской этики РГМУ.

История христианства свидетельствует, что медицина никог­да не была чужеродным образованием для православной куль­туры.

Раздел XI «Основ социальной концепции РПЦ» - «Здоро­вье личности и народа» - начинается с утверждения, что «по­печение о человеческом здоровье - душевном и телесном - искони является заботой Церкви»1. Эта констатация основана на библейском отношении к медицине, которое выражено в книге Иисуса, сына Сирахова: «Почитай врача честью по надобности в нем; ибо Господь создал его, и от Вышняго врачевание... Гос­подь создал из земли врачевства, и благоразумный человек не будет пренебрегать ими. Для того Он и дал людям знание, что­бы прославляли Его в чудных делах Его: ими Он врачует чело­века и уничтожает болезнь его. Приготовляющий лекарства де­лает из них смесь, и занятия его не оканчиваются, и чрез него бывает благо на лице земли. Сын мой! В болезни твоей не будь небрежен, но молись Господу, и Он исцелит тебя. Оставь гре­ховную жизнь, и исправь руки твои, и от всякого греха очисти сердце... И дай место врачу, ибо и его создал Господь, и да не удаляется он от тебя, ибо он нужен. В иное время и в их руках бывает успех. Ибо и они молятся Господу, чтобы Он помог им подать больному облегчение и исцеление к продолжению жиз­ни» (Сир. 38:1-2, 4, 6-10, 12-14).

И в Новом Завете нет осуждения применения медицинских средств. Более того, профессия врача освящена Священным Преданием - один из учеников Христа, апостол Лука, был вра­чом. Врачевание - одна из профессий первых христиан, свя­тых Космы и Дамиана, мученика Пантелеймона. История Церк­ви полна примерами, когда священники и даже епископы зани­мались врачеванием телесных недугов2. «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные... Ибо Я пришел призвать не пра­ведников, но грешников к покаянию» (Мф. 9:12-13). «Исце­ляйте больных», - научает Христос своих учеников (Лк. 10:9).

Именно «принадлежность» духовного и телесного враче­вания православной культуре с особой остротой ставит сегодня вопрос о новых методах медицинского воздействия, которые не только отличаются от тех, что применялись в библейские вре­мена, но и от тех, которые применялись в медицине вплоть до второй половины 20 в.

Со второй половины 20 в. изменения в медицинской теории и практике принимают принципиально новый характер. Новые воз­можности медицины связаны не столько с лечением, сколько с управлением человеческой жизнью. Современная медицина по­лучает реальную возможность «давать» жизнь (искусственное оплодотворение), определять и изменять ее качественные пара­метры (генная инженерия, транссексуальная хирургия), отодви­гать «время» смерти (реанимация, трансплантация, геронтология).

Согласуется ли новая медицинская практика с внутренним духом и строем Православия? Является ли «делом» Церкви в конце 20 в. медицина и все, что происходит с болеющим и страждущим современным человеком? Появление в «Основах…» к раздела XII – «Проблемы биоэтики» - связано с необходимостью ответить на нетрадиционные для православного богословия вопросы, вызванные «бурным развитием биомедицинских технологий»3.

Однако сам факт обращения Церкви к этим проблемам, вос­производство и оперирование нетрадиционной для православия терминологией («репродуктивные права (аборт)», «сексуаль­ность», «половые клетки» и т. п.) расценивается многими как яв­ление церковного модернизма. Действительно, не симптом ли это перерождения ортодоксальности ортодоксии? Ответ на вопрос прост, и его можно найти в преамбуле раздела XII. Внимание Цер­кви к этим проблемам - это не попытка угнаться за модными умонастроениями, а выражение «глубокой пастырской озабочен­ности» возможностью духовно-нравственных и социальных по­следствий бесконтрольного применения биомедицинских техно­логий, активно вторгающихся в жизнь современного человека.

Проблемы биоэтики

Именно поэтому для Церкви таким значимым становится решение ею проблем биоэтики как системы знания о границах допустимого манипулирования жизнью и смертью человека. Выверка этих границ светом христианской нравственности чрез­вычайно важна и актуальна, ибо применение новых биомеди­цинских технологий в России с каждым годом расширяется, но до сих пор осуществляется вне рамок необходимого правового регулирования. Поэтому вопрос о этическом самосознании врачей-практиков, ученых-исследователей и моральной ответ­ственности пациентов за согласие на применение той или иной методики лечения приобретает в настоящее время особую важ­ность. Нравственные убеждения людей остаются сегодня прак­тически единственным способом регулирования применения новых биомедицинских технологий и защиты общества от раз­рушительных последствий их использования.

Но здесь встает другой принципиальный вопрос. В состоя­нии ли Церковь дать адекватные решения этой проблемы? И насколько предлагаемые ею рекомендации приемлемы для со­временного общества и человека?

Социологический опрос студентов-медиков (256 человек), про­веденный кафедрой биомедицинской этики РГМУ весной 2001 г., показал, что хотя 70,7% студентов считают себя православными, тем не менее 39,8% считают допустимой эвтаназию (37,7% - про­тив); 55% считают, что искусственный аборт делать можно (27,3% - против); допустимость фетальной терапии признают 60,2% (18,4% - против). Данные социологического опроса мы проком­ментируем как свидетельство неспособности современной системы образования обеспечить духовно-мировоззренческий «запрос» уча­щихся адекватным гуманитарно-образовательным «предложением», а именно преподаванием теологии, содержательным уровнем таких дисциплин, как философия, религиоведение, этика, культурология. Не случайно, в полной мере отдавая должное роли образования в становлении личности врача, в «Основах...» отмечается, что «весь­ма важно ознакомление преподавателей и учащихся медицин­ских учебных заведений с основами православного вероучения и православно ориентированной биомедицинской этики»4.

В то же время существует возможность прокомментировать приведенные выше данные социологического опроса и как сви­детельство ситуации «ножниц», то есть трагического расхожде­ния «теории» православия и «практики» поведения людей. Здесь неизбежен вопрос: а может быть, биоэтические рекомендации «Основ...» расходятся не только с жизнью человека, но и прин­ципиально неприменимы для современной медицины? Могут ли они рассматриваться как некое руководство для практичес­кого применения? Соответствуют ли эти рекомендации суще­ствующей в мире практике регламентации биомедицинских ис­следований?

Для получения конкретного ответа на поставленный вопрос сравним «Основы...» и главный международный документ, ре­гулирующий практику современной биомедицины, - конвен­цию о защите прав человека и достоинства человеческого суще­ства в связи с использованием достижений биологии и медици­ны (Конвенция о правах человека и биомедицине; далее - Конвенция), принятую Советом Европы в 1997 г.

В статье 1 Конвенции говорится: «В области использования достижений современной биологии и медицины Стороны5 обя­зуются защищать достоинство и индивидуальную целостность каждого человека, гарантировать всем без исключения уваже­ние личности, основных прав и свобод»6. Вряд ли можно утвер­ждать, что данная позиция находится в противоречии с основ­ными принципами отношения к человеку, изложенными в пунк­те 1 раздела XII «Основ...»: «Формулируя свое отношение к широко обсуждаемым в современном мире проблемам биоэти­ки, в первую очередь к тем из них, которые связаны с непосред­ственным воздействием на человека, Церковь исходит из основанных на Божественном Откровении представлений о жизни как бесценном даре Божием, о неотъемлемой свободе и богопо­добном достоинстве человеческой личности, призванной «к по­чести вышнего звания Божия во Христе Иисусе» (Флп. 3:14), к достижению совершенства Небесного Отца (Мф. 5:48) и к обожению, то есть причастию Божеского естества (2 Пет. 1I4)»7.

Статья 2 Конвенции утверждает, что «интересы и благо че­ловеческого существа должны иметь преимущество перед ин­тересами общества и науки»8. В «Основах...» констатируется: «Взаимоотношения врача и пациента должны строиться на ува­жении целостности, свободного выбора и достоинства личнос­ти. Недопустима манипуляция человеком даже ради самых бла­гих целей»9.

В статье 3 Конвенции сказано, что «...стороны обязуются предпринять необходимые меры в целях обеспечения равной доступности медицинской помощи надлежащего качества для всех членов общества»10. В «Основах...» констатируется, что «Церковь призвана в соработничестве с государственными структурами и заинтересованными общественными круга­ми участвовать в выработке такого понимания охраны здо­ровья нации, при котором каждый человек мог бы осуще­ствить свое право на духовное, физическое, психическое здо­ровье и социальное благополучие при максимальной продолжительности жизни»11 .

В статье 4 Конвенции подчеркивается: «В сфере здравоох­ранения всякое вмешательство, включая вмешательство с иссле­довательскими целями, должно осуществляться в соответствии с существующими профессиональными требованиями и стан­дартами»12. В «Основах...» констатируется, что «Церковь предостерегает от попыток абсолютизации любых медицинских теорий, напоминая о важности сохранения духовных приоритетов в человеческой жизни. Исходя из своего многовековой опыта Церковь предупреждает и об опасности внедрения под прикрытием «альтернативной медицины» оккультно-магической практики, подвергающей волю и сознание людей воздей­ствию демонических сил. Каждый человек должен иметь пра­во и реальную возможность не принимать тех методов воздей­ствия на свой организм, которые противоречат его религиозны? убеждениям»13.

Помимо установочных положений нельзя не отметить общ­ность взглядов и по конкретным позициям. Часть IV Конвенции - «Геном человека» - запрещает любую форму дискримина­ции по признаку генетического наследия (статья 11), ограничи­вает проведение тестирования только в целях охраны здоровья (статья 12), запрещает вмешательство в геном человека с целью изменения генома наследников данного человека (статья 13), вводит запрет на выбор пола (статья 14). В «Основах...» Цер­ковь предупреждает, что «целью генетического вмешательства не должно быть искусственное «усовершенствование» чело­веческого рода и вторжение в Божий план о человеке. По­этому генная терапия может осуществляться только с согла­сия пациента или его законных представителей и исключи­тельно по медицинским показаниям» . Вмешательство в геном человека, направленное на его модификацию, является крайне опасным, ибо связано «с изменением генома (совокупности наследственных особенностей) в ряду поколений, что может повлечь непредсказуемые последствия в виде новых мута­ций и дестабилизации равновесия между человеческим со­обществом и окружающей средой». В «Основах...» предло­жено и решение проблемы генетического тестирования: «Успе­хи в расшифровке генетического кода создают реальные предпосылки для широкого генетического тестирования с целью выявления информации о природной уникальности каж­дого человека, а также его предрасположенности к определен­ным заболеваниям. Создание «генетического паспорта» при разумном использовании полученных сведений помогло бы свое­временно корректировать развитие возможных для конкретного человека заболеваний. Однако имеется реальная опасность зло­употребления генетическими сведениями, при котором они мо­гут послужить различным формам дискриминации. Кроме того, обладание информацией о наследственной предрасположенно­сти к тяжким заболеваниям может стать непосильным душев­ным грузом. Поэтому генетическая идентификация и генети­ческое тестирование могут осуществляться лишь на основе уважения свободы личности»14.

«Основы...» и Конвенцию объединяет и позиция относи­тельно недопустимости купли-продажи человеческих органов и тканей. «Тело человека и его части не должны в качестве тако­вых являться источником получения финансовой выгоды», - говорит статья 21 Конвенции15. «Церковь считает, что органы человека не могут рассматриваться как объект купли и продажи». И не только. «...Потенциальный донор должен быть полностью информирован о возможных последствиях эксплантации органа для его здоровья. Морально недопустима эксплантация, прямо угрожающая жизни донора. Наиболее распространенной является практика изъятия органов у только что скончавшихся людей. В таких случаях должна быть исключена неясность в определении момента смерти. Неприемлемо сокращение жизни одного человека, в том числе через отказ от жизнеподдерживающих процедур, с целью продления жизни другого»16 . Нельзя не обратить внимание на еще одну принципиальную позицию, которая объединяет Европейское сообщество и Русскую православную церковь. Это отношение к изъятию органов у лиц, неспособных дать согласие на изъятие органа. И именно в оппозиции к принципу презумпции согла­сия (не полученного, а предполагаемого согласия) как основе Закона РФ «О трансплантации органов и (или) тканей челове­ка» 1992 г. находится РПЦ в союзе с рядом европейских госу­дарств, подписавших Конвенцию. Конвенция подчеркивает в статье 20: «Запрещается изымать органы или ткани у человека, который не в состоянии дать на это согласие»17. Церковь полага­ет, что «в случае, если волеизъявление потенциального донора неизвестно врачам, они должны выяснить волю умирающего или умершего человека, обратившись при необходимости к его род­ственникам. Так называемую презумпцию согласия потенциаль­ного донора на изъятие органов и тканей его тела, закреплен­ную в законодательстве ряда стран, Церковь считает недопусти­мым нарушением свободы человека»18. В ряду стран, стоящих на подобных консервативных позициях, находится Россия.

Статья 18 Конвенции гласит: «Запрещается создание эмб­рионов человека в исследовательских целях»19. «Нравственно недопустимыми с православной точки зрения являются так­же все разновидности экстракорпорального (внетелесного) оплодотворения, предполагающие заготовление, консерва­цию и намеренное разрушение «избыточных» эмбрионов»20. Именно на признании человеческого достоинства даже за эмб­рионом основана моральная оценка репродуктивных техноло­гий и исследований in virto, осуждаемых Церковью.

Однако между этими двумя документами есть не только общ­ность, но и различие. Вне пределов внимания Конвенции оста­лись проблемы уничтожения человеческой жизни в начале ее возникновения (аборты), проблемы фетальной терапии (исполь­зование человеческих эмбрионов для изготовления лекарств), репродуктивных (вспомогательных) технологий, клонирования (искусственного создания человека с заданными параметрами), эвтаназии (умерщвление безнадежно больного человека по его просьбе с помощью медицинских средств).

В «Основах...» каждая из перечисленных тем - предмет пристального внимания. Первая и самая болезненная - это проблема катастрофического числа абортов в России, которая стоит в мире на втором месте (после Румынии) по количеству производимых операций по искусственному прерыванию бере­менности. Церковь «неизменно почитает своим долгом высту­пать в защиту наиболее уязвимых и зависимых человеческих существ, коими являются нерожденные дети. Православная Цер­ковь ни при каких обстоятельствах не может дать благослове­ние на производство аборта». «Верность библейскому и святоотеческому учению о святости и бесценности человеческой жиз­ни от самых ее истоков не совместима с признанием «свободы выбора» женщины в распоряжении судьбой плода»21.

Тем не менее, нельзя не отметить, что определенное влияние специфически российской «абортивной» реальности обнаружи­вается даже в «Основах...». Это относится к формулировке о терапевтических абортах (или абортах по медицинским пока­заниям)22. «В случаях, когда существует прямая угроза жизни матери при продолжении беременности , особенно при нали­чии у нее других детей, в пастырской практике рекоменду­ется проявлять снисхождение. Женщина, прервавшая бере­менность в таких обстоятельствах, не отлучается от евхаристического общения с Церковью, но это общение обусловливается исполнением ею личного покаянного мо­литвенного правила, которое определяется священником, принимающим исповедь»23 . Данная формулировка может быть рассмотрена как форма косвенного признания и оправдания терапевтических абортов и в качестве таковой вступает в противоречие со строгой логикой христианского решения вопроса об абор­тах, которая включает в себя следующий ряд оснований: аборт по медицинским показаниям (или терапевтический аборт) является формой осознанного умерщвления ребенка, что вступает в проти­воречие со 2-м и 8-м Правилом Православной веры св. Василия Великого, согласно которому «умышленно погубившая зачатый в утробе плод подлежит осуждению, как за убийство» 24. В толко­ваниях Правил специально подчеркивается отличие православ­ного и ветхозаветного отношения к человеческой жизни, начало которой в ветхозаветной традиции связанно с возникновением черт человекоподобия у плода, а православная антропология этих различий не делает, связывая начало человеческой жизни с момента зачатия, о чем свидетельствуют Благовещение Архангела Гаврии­ла и прославляемые Православной церковью зачатие праведной Анною Пресвятой Богородицы и зачатие Иоанна Предтечи.

Св. Иоанн Златоуст утверждает, что плодоизгнание - «не­что хуже убийства», ибо оно являет собой нарушение «первой и наибольшей заповеди» - заповеди любви25. Осознанное убий­ство своего дитя матерью ради спасения своей жизни - дей­ствие, не только нарушающее заповедь любви, но и действие, противоположное христианским представлениям,

Во-первых, о глубинной нравственной сути материнства,

Во-вторых, о непостыдной и достойной христианской смерти,

В-третьих, о роли жертвенной любви в человеческих отношениях.

Оправдание осознанного отказа от жертвенного отношения к своему ребенку со стороны матери - вопиюще по своей антихристианской сущности, ибо «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 13:15). Протоие­рей Димитрий Смирнов в книге «Спаси и сохрани» пишет: «Ведь продлить себе жизнь ценой убийства собственного ребенка рав­носильно тому, чтобы матери съесть своего младенца, - такие случаи были в осажденном Ленинграде. Когда мать хочет со­хранить свою жизнь за счет дитя - это каннибализм»26.

Нравственное богословие не может также отказаться и от морального принципа, имеющего непосредственное отношение к проблеме: «non sunt facienda mala ut veniant bona» (нельзя тво­рить зло, из которого бы выходило добро).

Важно также обратить внимание на то, что сегодня в резуль­тате развития медицинской науки, успешно преодолевающей ранее трудноизлечимые заболевания, случаи, в которых действи­тельно существует необходимость прерывания беременности по медицинским показаниям, встречаются крайне редко. Этот факт тем более ставит под сомнение целесообразность фиксирова­ния внимания на этой проблеме, особенно в той форме, как она представлена в тексте «Основ...».

С признанием и оправданием терапевтических абортов с точки зрения логики православного вероучения действительно трудно согласиться. Оно противоречит и совести, как внутрен­ней способности переживать и распознавать зло. Оно противо­речит и разуму, как способности понимать и объяснять недопу­стимость терапевтического аборта. Такая формулировка всту­пает во внутреннее противоречие к следующей позиции, четко сформулированной и в самом тексте «Основ...»: «Каноничес­кие правила приравнивают аборт к убийству. В основе такой оценки лежит убежденность в том, что зарождение человечес­кого существа является даром Божиим, поэтому с момента зача­тия всякое посягательство на жизнь будущей человеческой лич­ности преступно»27.

Данная позиция является ключом к пониманию отношения православия к фетальной терапии. «Безусловно недопустимым Церковь считает употребление методов так называемой фе­тальной терапии, в основе которой лежат изъятие и использо­вание тканей и органов человеческих зародышей, абортирован­ных на разных стадиях развития, для попыток лечения различ­ных заболеваний и «омоложения» организма. Осуждая аборт как смертный грех, Церковь не может найти ему оправдания и в том случае, если от уничтожения зачатой человеческой жизни не­кто, возможно, будет получать пользу для здоровья. Неизбежно способствуя еще более широкому распространению и коммер­циализации абортов, такая практика (даже если ее эффектив­ность, в настоящее время гипотетическая, была бы научно дока­зана) являет пример вопиющей безнравственности и носит пре­ступный характер»28.

Универсальный моральный принцип «не убий» определяет и отношение Церкви к проблеме эвтаназии: «...Церковь, оста­ваясь верной соблюдению заповеди Божией «не убивай» (Исх. 20:13), не может признать нравственно приемлемыми рас­пространенные ныне в светском обществе попытки легали­зации так называемой эвтаназии, то есть намеренного умер­щвления безнадежно больных (в том числе по их желанию). Просьба больного об ускорении смерти подчас обусловлена со­стоянием депрессии, лишающим его возможности правильно оценивать свое положение. Признание законности эвтаназии привело бы к умалению достоинства и извращению профессио­нального долга врача, призванного к сохранению, а не к пресе­чению жизни. «Право на смерть» легко может обернуться угрозой для жизни пациентов, на лечение которых недоста­ет денежных средств .

Таким образом, эвтаназия является формой убийства или самоубийства, в зависимости от того, принимает ли в ней учас­тие пациент. В последнем случае к эвтаназии применимы соответствующие канонические правила, согласно которым намерен­ное самоубийство, как и оказание помощи в его совершении, расцениваются как тяжкий грех»29.

Позиция Церкви находится в непротиворечивом согласии с универсальным запретом применения эвтаназии и оказания по­мощи при самоубийстве в современной культуре. Это следует из следующих международно-правовых обязательств: статьи 6 Декларации ООН о гражданских и политических правах, статьи 2 Европейского договора о правах человека. Данные докумен­ты отказывают властям, лицам и другим институтам (в частно­сти, институтам здравоохранения) в праве лишать кого-либо жизни (за исключением известных чрезвычайных ситуаций). Запрет на применение эвтаназии содержится и в российском за­конодательстве - статья 45 «Запрещение эвтаназии», статья 60 «Клятва врача». Определение убийства в статье 105 УК РФ: «Убийство, то есть умышленное причинение смерти другому человеку»30 обнаруживает, что любое, даже самое изощренное оправдание и определение эвтаназии не может логически пре­одолеть пределы определения убийства.

К выдающимся достижениям научно-технического прогрес­са 20 в. многие относят технологию клонирования живых орга­низмов, включая человека. Но есть и другое мнение. Оно зак­лючается в том, что клонирование - это наглядное свидетель­ство регресса человечности. В чем заключается этот регресс? В «Основах...» дан предельно четкий ответ:

«Клонирование в еще большей степени, чем иные репро­дуктивные технологии, открывает возможность манипуляции с генетической составляющей личности и способствует ее дальнейшему обесцениванию. Человек не вправе претендовать на роль творца себе подобных существ или подбирать для них ге­нетические прототипы, определяя их личностные характерис­тики по своему усмотрению. Замысел клонирования является несомненным вызовом самой природе человека, заложен­ному в нем образу Божию, неотъемлемой частью которого являются свобода и уникальность личности. «Тиражирова­ние» людей с заданными параметрами может представляться же­лательным лишь для приверженцев тоталитарных идеологий»31. Отношение Церкви к клонированию является убедитель­ным примером и свидетельством того, как Церковь пытается преодолеть печально известный, упрощенный и «воинственный» стереотип противопоставления науки и веры. С позиций Церк­ви вера и разум способны существовать в непротиворечивом согласии.

Знание о благоустроении мира невозможно без веры в это благоустроение и без веры в способность человека овладевать миром через «духовную причинность», т. е. со знанием того, что «Господь премудростью основал землю, небеса утвердил разу­мом» (Притч. 3:19). Именно Божия Премудрость устроения мира лежит в основании того, что понятие «закон», как принцип по­строения научного знания, изначально являлось и понятием нрав­ственного сознания, принципом устроения человеческих взаи­моотношений. Клонирование, или искусственное оплодотворе­ние, или любая другая технология не совместимы с Православием не в качестве новых научных достижений, а по причине забвения и несохранения морального смысла деятель­ности ученого.

За свое отрицательное отношение к клонированию Церковь вновь принимает в свой адрес обвинения в консервативности, вновь Церковь воспринимается как «тормоз» и «препятствие» на пути прогресса. Тем не менее, сегодня есть все основания полагать, что общество все же движется к пониманию того, что Церковь, выражая свое отрицательное отношение к клонирова­нию, видит себя, прежде всего как «тормоз» и «препятствие» на пути регрессии нравственности, на пути зла, алчности и наси­лия, которые, к сожалению, сопряжены с бездуховностью человека, вовлеченного в производственные ритмы технического прогресса.

Мы отдаем себе отчет в том, что такая позиция Церкви вос­принимается многими как весьма жесткая. При этом нельзя не отметить, что такое восприятие - это особенность современ­ного российского общества. Для Европы, напротив христианс­кие представления - это традиционная форма выработки от­ношения ко многим проблемам. В значительной степени они определяют то, что в Европе уже в течение десятилетий дей­ствуют законы, регулирующие применение биомедицинских технологий. А декларации и другие этические документы меж­дународных и национальных медицинских ассоциаций распро­странены в обществе и доступны каждому. Сравнительный ана­лиз двух документов - Конвенции Совета Европы и «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви» - был проделан в рамках данной статьи не случайно. Он обнаружива­ет, что позиции РПЦ значительно ближе к европейским ценнос­тям, нежели к стереотипам российского общественного созна­ния, затемненного до сих пор «родимыми пятнами» воинствую­щего атеизма .

В силу политических обстоятельств Россия в 21 в. лишь на­чинает вступать в европейское пространство, которое истори­чески является христианским по своему духовному основанию. И процесс этого вступления непрост. «Основы...» - это серь­езное достижение Церкви, которая вносит значительный вклад в это движение.

Литература:

1. Основы... С. 67.

2. Епископ Варнава (Беляев). Основы искусства святости. Н.-Новго­род, 1996. Т. 2. С. 48.

3. Основы... с. 73.

4. Основы... С. 68.

5. Сторонами настоящей Конвенции являются государства - чле­ны Совета Европы и другие государства, подписавшие настоящую Кон­венцию.

6. Конвенция Совета Европы по биоэтике // Биомедицинская этика / Под ред. . М.: Медицина, 1997. С. 18.

7. Юсновы... С. 73.

8. Конвенция. С. 19.

9. Основы... С. 69.

10. Конвенция. С. 19.

11. Юсновы... С. 69. 12

12. Конвенция. С. 19.

13. Основы... С. 70.

14. Основы... С. 78.

15.Конвенция. С. 29.

16. Основы... С. 80.

17. Конвенция. С. 23.

18. Основы... С. 80-81.

19. Конвенция. С. 23.

20. Основы... С. 77.

21. Основы... С. 74.

22. Терапевтический аборт - это уничтожение ребенка в случае кон­фликта между жизнью матери и плода, это аборт, во время которого уничтожается плод, чтобы спасти мать.

23. Основы... С. 74.

24. Правила Православной церкви с толкованием епископа Далматинско-Истринского. Спб., 1912. Т. 2. С. 376, 386.

25. Св. Иоанн Златоуст. Избр. творения. Издательский отдел Мос­ковской патриархии. М., 1994. С. 790.

26. Спаси и сохрани. М., 1997. С. 35.

27. Основы... С. 73.

28. Основы... С. 81.

29. Основы... С. 82-83.

30. Уголовный кодекс Российской Федерации. М., 1997. С. 389.

31. Основы... С. 79.

*Печатается по: О социальной концепции Русского Православия. Институт комплексных социальных исследований РА-во «Республика», 2002, с. 156-172.

В последние десятилетия в российском обществе наблюдается безумно небывалый дотоле интерес ко всему оккультному - магии, колдовству, экстрасенсорике, паранормальным явлениям, астрологии, уфологии 1 , нумерологии, хиромантии, эзотерике и т.п. Перечислять можно и дальше, ясно лишь одно: Дьявол распался на буквы и стал «Азбукой», чтобы сделать путь к себе увлекательным и как можно более заманчивым. Вполне понятно и не беспочвенно было беспокойство Святейшего Патриарха Алексия II, который в одном из телевизионных выступлений в 1991 году сказал: «Люди разучились различать духов» 2 . Плоды интереса к оккультным знаниям появились достаточно быстро и были очевидны - душевные болезни, психические расстройства, демоническая одержимость. Резонансно на эти явление отреагировала Русская Православная Церковь, где в последние два–три десятилетия, - как отмечает профессор МДА А. И. Осипов, - замечен взлет популярности практики экзорцизма 3 .

«В современной жизни, - по мнению русского психотерапевта Белорусова Сергея Анатольевича, - существует два основных направления работы с этим явлением - медицинское и теологическое. Медицинский подход рассматривает его как болезнь эпилепсию (психическую форму) и предлагает лечить человека. Теологический подход рассматривает его как одержимость нечистой силой и предлагает человека спасать путем ее «изгнания» 4 . Если обратиться к истории, то такое положение вопроса, оказывается, совсем не ново. В Средние века всякое «ненормальное» состояние человека рассматривалось как проявление одержимости. В XII в. медицина переживает период стагнации 5 , а потому излечением людей начинает заниматься Церковь, принимая на себя этиологическую 6 роль. Развитое религиозное сознание на фоне слабо развитой медицины приравнивало любую болезнь к одержимости 7 . К примеру, такая распространенная болезнь, как истерия в разные периоды времени признавалась то психическим заболеванием, то демонической одержимостью. С эпохи Ренессанса медицина постепенно возвращает прежние позиции: все болезни, как духовные, так и телесные, стали вновь входить в сферу ее компетентности, так как являлись естественными изменениями организма.

Одержимость была «костью», за которую еще долго грызлись медицина и Церковь. Вернемся в настоящее время и попробуем оценить современную ситуацию: возможен ли медицинский подход к явлению одержимости? Одержимость часто соотносят и путают с такими заболеваниями психики, как шизофрения, эпилепсия и истерия. Происходит так потому, что симптомы психических заболеваний и одержимости очень похожи. Если говорить в общем, то болезнь - это особое состояние человека, воспринимаемое как несчастье. Болезни не существуют в отрыве от человеческого тела, они воплощены в нем, но каждый человек имеет свой «опыт страдающего», что, конечно же, влияет на то, как он манифестирует свои болезни и расстройства. В древности, к примеру, идея «вселения» или «овладевания» была единственным доступным понятием для объяснения психического расстройства. При разных психических расстройствах, например шизофрении, больной верит, что в него кто-то вселился 8 . Изменение в личности одержимого характерно также для каждой из форм психической патологии. В тоже время, это еще не значит, что в каждом душевнобольном человеке обитает дьявол и его надо изгонять. Многие православные священнослужители, к сожалению, попросту не имеют элементарного медицинского образования. Более того, среди них находятся те, кто, опираясь лишь на личный опыт и интуицию, искушается возможностью признать человека одержимым, и, что еще хуже, попытаться провести над ним чин экзорцизма. Об этом, в частности, в феврале 2010 года в Москве сказал глава ОВЦС Московского патриархата, митрополит Иларион (Алфеев) на пресс-конференции после заседания Христианского межконфессионального консультативного комитета (ХМКК) стран СНГ и Балтии: «Иногда священнослужители отправляют на «отчитку» (есть у нас такая как бы неофициальная процедура изгнания бесов, которую выполняют некоторые духовники в некоторых монастырях) людей, которые на самом деле нуждаются просто в лечении или консультации психолога». По его словам, в более серьезных случаях даже священнослужителю бывает трудно отличить «духовные феномены» от «психических отклонений» 9 .

Владыка Лука (Войно-Ясенецкий) говорит: «Есть много видов душевных болезней, о которых никто не может сказать, что это одержимость бесовская, но, тем не менее, причины многих душевных болезней неизвестны ученейшим психиатрам. Не знаем мы и причины буйного помешательства, но несомненно, что в числе буйно помешанных есть известная доля подлинно бесноватых» 10 . Подобных взглядов придерживается Дмитрий Александрович Авдеев - московский врач-психиатр, психотерапевт, медицинский психолог. Он считает, что в Священном Писании бесноватые прямо и ясно отличаются от людей, одержимых душевными и телесными болезнями. Последние, как указано, развиваются от расстройства душевных сил, воображения, рассудка и т.п. 11

Однако, то было Средневековье. В настоящее время наблюдается другая крайность (особенно это касается медицины) - любое ненормальное состояние обозначается как психическое заболевание. Наука считает одержимость не более чем болезнью - в психиатрии даже существует понятие «бред одержимости». Правомерно ли это? Накопленный опыт относительно состояния одержимости показывает, что она не подчиняется законам формальной логики, не тестируется категориями «истинно–ложно», а потому такое понятие как «бред одержимости» становится размытым, поскольку утрачивается один из важнейших компонентов общепринятого определения бреда - несоответствие субъективных убеждений объективной реальности. В этом явно ощущается кризис медицины в ее взглядах на отношение к болезни. Олег Чабан, доктор медицинских наук, профессор, заведующий отделением пограничных состояний Украинского НИИ социальной и судебной психиатрии говорит: «У нас в голове есть модель поведения: «Как себя вести при одержимости», прочитанная в книгах, газетах, увиденная в кино. Потому люди при экзорцизме кричат, как это и делают киногерои. При этом срабатывает «коллективное чувство»: сначала начинает кричать один человек, подхватывает второй, третий... Что касается бесов, которых видят священники, то это иллюзии и галлюцинации» 12 . Данное высказывание лишний раз подтверждает редуцированность мировоззрения современной медицины. И это несмотря на то, - пишет Дмитрий Викторович Михель в книге «Социальная антропология медицинских систем», - что в 1978 году Джордж Фостер и Барбара Андерсон предложили различать все медицинские системы на персоналистические и натуралистические. Согласно их мнению, первые из них опираются на представления о том, что причинами болезни могут быть сверхъестественные существа (божества), нечеловеческие существа (призраки, предки или злые духи) или люди (колдуны). Натуралистические же системы рассматривают болезнь как результат дисбаланса элементов тела 13 . Прошло более 30 лет с момента этого революционного призыва, но «поезд медицины» так и не сошел с рельсов натурализма, хотя тупик очевиден. В этой ситуации постановка диагноза «одержимость» для определения болезни, в рамках классической медицины, попросту невозможна. Объясним почему: во-первых, в современной медицине является общепризнанным то, что болезнь есть результат взаимодействия внешнего патогенного фактора и целостного организма 14 . Эта тавтология («масло масленое») свидетельство тех гносеологических потерь на пути развития медицины, о которых уже много лет сетуют в медицинском сообществе, несмотря на удивительные успехи на субклеточном уровне. Во-вторых, определение здоровья через оппозицию болезни и наоборот - определение болезни через оппозицию здоровью, онтологически неправомерно, потому что каждая из них развивается по своим собственным внутренним законам и человек может реализовывать себя как целостная личность. И, наконец, в-третьих, современная медицина феномены либо не фиксирует, либо с ними не работает. Причина, как видится нам в том, что медицина не может объяснить их природу, отчего ее мировоззрение, по сути своей, ущербно.

Итак, перед нами три источника и три составных части кризиса современной медицины: онтологическая пустота (относительно здоровья), редуцированность мировоззрения, ничтожность гносеологического инструментария. Сложно сказать, сможет ли медицина выйти из этого тупика. Возможно, что ей следовало бы сделать шаг исключительно в феноменологическую сторону, от болезни к страданию. Однако это уже другой вопрос.

И, все же, не так все плохо, когда есть люди, понимающие ущербность натуралистического мировоззрения медицины. Взаимоотношениям психиатрии и религии уделялось большое внимание в последних работах Дмитрия Евгеньевича Мелехова. Им установлен двоякий характер религиозного переживания. С одной стороны, оно может быть в случае патологии непосредственным отражением симптомов болезни, а с другой - проявлением здоровой личности, и тогда, даже при наличии болезни, вера в бога помогает человеку сопротивляться болезненному процессу, приспособиться к нему и компенсировать дефекты, внесенные болезнью в его личность 15 .

Ценное замечание делает В.Э. Пашковский: «Явления одержимости наблюдаются и в настоящее время. Их распространению способствуют низкий образовательный уровень, культурная среда, принадлежность к определенным религиозным движениям. Верования в овладение или демоническое влияние не могут однозначно интерпретироваться только как бред или как суеверие. Скорее их следует отнести к патопластическим факторам 16 , играющим определенную роль в формировании клинической картины психического заболевания» 17 . Если принять во внимание это мнение, то, пожалуй, мы можем говорить не о границе между одержимостью и психическим расстройством, а об их взаимовлиянии друг на друга или, лучше сказать, взаимопричинности: в первом случае, нежелание или невозможность признать свое психическое расстройство приводит человека к вере в свою «одержимость»; во втором - вера в «одержимость» становится фактором, способствующим зарождению и развитию психического расстройства. Происходит непростой процесс своеобразного амальгамирования, т.е. слияния. Ритуал экзорцизма в этом случае становится «буфером» между двумя состояниями, потому что, не устраняя одно из них, формирует второе.

В заключение приведем слова известного уже нам врача–психиатра, Д.А. Авдеева: «Терапия психических расстройств должна соответствовать причинам их возникновения. Как указано в «Основах социальной концепции»: «В соответствии с этим различением представляется одинаково неоправданным как сведение всех психических заболеваний к проявлениям одержимости, что влечет за собой необоснованное совершение чина изгнания злых духов, так и попытка лечения любых духовных расстройств исключительно клиническими методами». «Можно, - пишет он же, - выделить две основные обязанности священника в отношении больных: 1) побудить больного к врачебному обследованию и, в случае необходимости, к систематическому лечению и 2) помочь больному в борьбе с болезнью, в критическом осознании и преодолении своих аномалий характера и поведения» 18 .

Резюмируя все выше сказанное, становится понятным необходимость овладения священнослужителем соответствующими знаниями и подготовкой в области психологии и психиатрии. Ведь, как бывает чаще всего, именно священник становится первым человеком, который сталкивается с проявлением тех или иных психических расстройств. А, значит, от него зависит и то, как будет осознавать себя христианин - «одержимым» или требующим психотерапевтической помощи, о необходимости которой, с любовью и вниманием, ему должен сообщить пастырь Христов. Список использованных источников и литературы.

Литература и источники

1. Авдеев Д. А. Душевные болезни: православный взгляд. М. : АСТ, 2007. 149 с.
2. Бачерикова Н. Е. Клиническая Психиатрия. Киев, 1989. С. 509.
3. Белорусов С. А. Психология и проблема бесоодержимости. /А. С. Белоусов // Журнал практического психолога. 2000. № 10/11. С. 25–51.
4. Игина Ю. Ведовство и ведьмы в Англии. Антропология зла. М. : Наука, 2009. 245 с.
5. Лука (Войно-Ясенецкий), архиепископ. О духах злобы и наших сердцах / Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), Труханов М. (священник), И. А. Ильин. СПб. : Сатис, Держава, 2008. 29 с.
6. Мелехов Д. Е. Психиатрия и проблемы духовной жизни. М. : Свято-Филаретовская православно-христианская школа, 1997. 261 с.
7. Михель Д. В. Социальная антропология медицинских систем: медицинская антропология. Саратов: Новый Проект, 2010. 80 с.
8. Некрасов А. А. Живые мысли / А. Некрасов. М. : АСТ, 2010. 512 с.
9. Осипов А. И. Путь разума в поисках истины. М. : Изд-во Сретенского монастыря, 2010. 496 с.
10. Пашковский В. Э. Психические расстройства с религиозно-мистическими переживаниями: Краткое руководство для врачей. СПб. : Издательский дом СПбМАПО, 2007. 144 с.
11. Пронин М. А. Здоровье как онтологическая проблема: докл. конф. / Институт человека РАН. М., 2002. С. 77−82.Одержимость // День. 2010. 24 апреля. С. 13.

_____________________

1 Уфология (от англ. ufology) - интерес к НЛО.

2 Некрасов А. А. Живые мысли / А. Некрасов. М., 2010. С. 324.

3 Осипов А. И. Путь разума в поисках истины. С. 285.

4 Белорусов С. А. Психология и проблема бесоодержимости. / А. С. Белоусов // Журнал практического психолога. 2000. № 10/11. С. 29.

5 Стагнация (от лат. stagnatio) - неподвижность, застой.

6 Этиология - (от греч. aitia - причина и logos - учение) - наука о причинах болезни.

7 Игина Ю. Ведовство и ведьмы в Англии. Антропология зла. С. 145.

8 Шизофрения - серьезное прогрессирующее психическое заболевание, приводящее к расщеплению и дезорганизации психических функций, их грубому искажению и нарушению, а также к эмоциональному уплощению, оскудению с неадекватностью поведения и снижению энергетического потенциала. (Бачерикова Н. Е. Клиническая Психиатрия. Киев, 1989. С. 509.)

9 «Отчитку» часто нужно заменить работой психолога - митрополит Иларион. - Режим доступа: http://ria.ru/religion/20100204/207723687.html, свободный. - Проверено 04.06.2012.

10 Лука (Войно-Ясенецкий), архиепископ. О духах злобы и наших сердцах / Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), Труханов М. (священник), И. А. Ильин. СПб., 2008. С. 29.

11 Авдеев Д. А. Душевные болезни: православный взгляд. М., 2007. С. 56.

13 Михель Д. В. Социальная антропология медицинских систем: медицинская антропология. Саратов, 2010. С. 16.

14 Организм в переводе означает целостный и, таким образом, наблюдается некая тавтология, говорящая о кризисе - «целостная целостность». (Пронин М. А. Здоровье как онтологическая проблема: докл. конф. / Институт человека РАН. М., 2002. С. 79.)

15 Мелехов Д. Е. Психиатрия и проблемы духовной жизни. М., 1997. С. 34.

16 Патопластический фактор (пато + греч. plastike - формирование, созидание) - фактор, способствующий более легкому «уходу» индивида в шизофренический процесс. (Патопластический фактор. Режим доступа: http://www.psixiatriya.ru/patoplasticheskij-faktor.html, свободный. Проверено 03.06.2012.)

17 Пашковский В. Э. Психические расстройства с религиозно-мистическими переживаниями: Краткое руководство для врачей. СПб., 2007. С. 50.

18 Авдеев Д. А. Душевные болезни: православный взгляд. М., 2007. С. 147.

Методология - учение о способах исследования, освещение исторических фактов, научного познания. Методология истории основывается на научных принципах и подхо­дах к изучению исторических фактов.

К основополагающим принципам изучения исторических фактов относятся:

• 1. принцип историзма, который предполагает изучение исторических явлений в разви-^ тии, в соответствии с конкретно-исторической обстановкой;
• 2. принцип объективности, который предусматривает опору исследователя на объектив­ные факты, рассмотрение явления во всей его многогранности и противоречивости;
• 3. принцип социального подхода предполагает рассмотрение явлений и процессов с уче­том социальных интересов различных слоев населения, учет субъективного момента в практической деятельности партий, правительств, личностей;
• 4. принцип альтернативности определяет степень вероятности того или иного события, явления, процесса на основе объективного анализа реальной обстановки.

Соблюдение этих принципов обеспечивает научность и достоверность в изучении прошлого.

В современной методологии истории отсутствует унитарная (единая) платформа, она характеризуется разнообразием методологических подходов, сложившихся в резуль­тате поступательного развития и складывания теоретических основ исторического знания. Наиболее значимыми и распространенными являются следующие методологические под­ходы к изучению истории: теологический, субъективизм, географический детерминизм, эволюционизм, марксизм и цивилизационный подход.

Теологический подход представляет собой религиозное понимание истории, осно­ванное на признании Высшего Разума (Бога Творца) и созданного им божественного ми­ропорядка. Согласно этому подходу, Бог-Творец является основой миробытия, первоосно­вой всего сущего и первопричиной всех вещей и явлений. Бог создал мироздание и чело­века, придал свой сокровенный смысл его историческому существованию и развитию.

Теологический или богоцентрический подход имеет два основных направления:

• 1. религиозно-конфессиональные концепции (христианская, исламская, буддистская и др.);
• 2. религиозно-надконфессионалъные синкретические концепции истории (учение Е.П. Бла-ватской, учение Н. и Е. Рерихов, учение Д. Андреева и др.).

В последнее время теологический подход, идеалистический по своей сути, получа­ет все более широкое распространение, что позволило президенту РАН академику Ю. Осипову заявить о постепенном сближении науки и религии в современном мире.

Субъективизм - методологическое направление, игнорирующее объективный под­ход к действительности, отрицающее объективные законы природы и общества. Истори­ческий процесс субъективизм рассматривает как результат проявления мирового духа, аб­солютизирует активную роль субъекта в различных областях деятельности.

Представителями субъективизма были философы Д. Беркли (1685 - 1753), И.Г. Фихте (1762- 1814), Д. Юм (1711 - 1776).

Географический детерминизм абсолютизирует роль географических факторов в развитии исторического процесса. Так, французский просветитель Ш.Л. Монтескье (1689 -1755) - основоположник географической школы в социологии, считал, что климат, почва и состояние земной поверхности определяют дух народа и характер общественного разви­тия. Русский географ, социолог и общественный деятель Л.И. Мечников (1838 - 1888) особое значение придавал гидросфере и пытался объяснить неравномерность обществен­ного развития изменением значения одних и тех же географических условий, прежде все­го водных ресурсов и путей сообщения. В соответствии с этим он выделял три периода в истории цивилизации: 1) речной - со времени возникновения первых государств в доли­нах Нила, Тигра и Евфрата, Инда и Ганга, Хуанхе и Янцзы; 2) средиземноморский - от основания Карфагена; 3) океанический - после открытия Америки.

Эволюционизм как методологический подход оформился воIIполовинеXIXв. в трудах Э. Тайлора, А. Бастиана, Л. Моргана. Согласно их взглядам, существует культур­ное единство человечества и общие законы развития культур всех народов от простых форм к сложным, от низших к высшим; различие в культуре разных народов - следствие разных ступеней их эволюции. Движущая сила эволюции человеческого общества - со­вершенствование психики.

Марксизм как философское направление оформился в середине -IIполовинеXIXв. Его основоположниками были немецкие мыслители К. Маркс (1818 - 1883) и Ф. Эн­гельс (1820 - 1895). Они обосновали доктрину исторического материализма, согласно ко­торой в основе исторического процесса находятся производственные отношения. Вся ми­ровая история - это борьба классов за экономическую и политическую власть. Классовая борьба - двигатель исторического процесса, экономические отношения приоритетны в развитии общества.

Центральное место в социально-экономической схеме марксизма занимают так на­зываемые общественно-экономические формации - ступени в историческом развитии об­щества, определяемые способом производства и производственными отношениями, кото­рые обусловливаются уровнем развития производительных сил. Марксисты выделили пять общественно-экономических формаций (первобытнообщинную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую, коммунистическую), которые последовательно сменяют друг друга. Формационный подход основан на идее исторического прогресса, идее лине­арного, поступательного развития человеческого общества, восходящего на все более но­вые и более высокие уровни развития. Он декларирует единство исторического процесса и заданность его конечной цели создание единого общества всеобщего благоденствия.

Этот подход абсолютизировал социально-экономические факторы и игнорировал духов­ную, ментальную специфику в истории народов, человеческий фактор.

Цивилизационный подход. Зачатки цивилизационного подхода появились еще воIIпол. XVIIIв. (Вольтер), дальнейшее развитие дал немецкий просветитель концаXVIIIв. И.Г. Гердер. Он считал, что развитие есть естественный результат развития человеческих способностей, раскрытие которых зависит от природных условий, поэтому нет единой ци­вилизации, а существует множество неповторимых цивилизаций.

В IполовинеXXв. теоретически оформился цивилизационный подход к истории. Основоположником принято считать Освальда Шпенглера (1880 - 1936), нем. философа-культуролога. В фундаментальном труде «Закат Европы» (1922 г.) он представлял исто­рию человечества как панораму замкнутых и не взаимодействующих друг с другом «куль­тур». Культуры существуют на определенной территории и проходят три стадии развития: юность, расцвет, упадок. О. Шпенглер выделил 8 культур: египетскую, майянскую, греко-римскую, византийскую, арабскую, индийскую, вавилонскую, китайскую, западноевро­пейскую.

Другим крупным теоретиком цивилизационного подхода был английский историк и общественный деятель Арнольд Тойнби (1889 - 1975). Основной труд «Постижение истории» (в 12 томах) он начал издавать в /922 г. В центре его учения - локальные циви­лизации, которые не охватывали все человечество и были ограничены во времени и про­странстве. Согласно классификации Тойнби, в историческом времени существовала 21 локальная цивилизация, из числа которых к серединеXXв. насчитывалось 5 «живых», в том числе христианская и исламская.

В отличие от Шпенглера, категорически отрицавшего единство и целостность ис­торического процесса, Тойнби допускал некоторую степень взаимовлияния разных циви­лизаций, считал, что локальные цивилизации представляют собой мозаичные составляю­щие универсальной панорамы всемирной истории.

Возникновение цивилизаций у Тойнби связано с механизмом «вызова» и «ответа». «Вызовы» обусловлены как природными, так и социальными факторами. «Ответ» же воз­можен при наличии в человеческом обществе группы людей или выдающихся деятелей, способных к восприятию «вызова», например, И. Христос или Мухаммед. Если «ответы» на «вызовы» становятся неудачными и неадекватными, то цивилизация входит в стадию надлома, а затем наступает распад. Но он не является неизбежным. Спасение современной христианской цивилизации ученый видел на пути межконфессиональной интеграции.

В России у истоков цивилизационного подхода стоял Николай Яковлевич Дани­левский (1822 - 1885), философ, естествоиспытатель и социолог. Основной труд «Россия и Европа» был издан в 1869 г.

Центральной категорией в социологической теории Данилевского являются «куль­турно-исторические типы» как замкнутые сверхгосударственные человеческие общно­сти или цивилизации. Они призваны реализовать себя в одной из четырех областей жиз-нетворчества: религия, культура, политика, социально-экономическая деятельность. В процессе развития цивилизация может реализоваться и во всех областях. Такое будущее он предсказывал славянской цивилизации.

Он был широко распространён в древности и в средние века. Смысл данного подхода заключается в том, что исторические события, явления и процессы происходят по воле богов или же, в культурах, где господствуют монотеистические религии (христианство, ислам, иудаизм), по воле единого Бога. Конкретные пути, по которым может реализоваться Божья воля, данный подход не указывает. Таким образом, строго говоря, провиденциализм (от лат. «предопределение») может сочетаться с любым другим подходом, кроме следующего.

Субъективизм.

Данный подход представлен трудами некоторых исследователей XIX – XX вв. В определённой степени продолжая античную традицию, они полагают, что история вообще не наука, а искусство. Наука, по определению, должна быть объективна, а ни один историк, по их мнению, не может быть беспристрастен, поскольку такова специфика объекта истории. В определённой степени рациональное зерно имеет место и в этой точке зрения, хотя полностью принять её, разумеется, нельзя.

Позитивизм.

Настоящий подход был основан в первой половине XIX в. французский философ и учёный О. Конт. Этот мыслитель стремился к тому, чтобы общественные науки достигли бы такой же объективности, как и естественные науки. Обществоведу, по мнению О. Конта, следует стремиться «положительному», т.е. бесспорному знанию. Следовательно, необходимо отказаться от собственных оценок и суждений, от глубокого анализа и, тем более, синтеза. Требование беспристрастности, разумеется, необходимо принять каждому исследователю, но определённой доли субъективности избежать, судя по всему, не удаётся никогда. В субъективности, в частности, обвиняли, причём справедливо, даже выдающегося немецкого приверженца данного направления Л. фон Ранке. К тому же историк-позитивист, специально повторимся, автоматически лишается права на глубокий анализ и синтез, историческая наука у последовательного сторонника рассматриваемого подхода лишается одной из важнейших функций – воспитательной.

Постпозитивизм и постмодернизм.

Представители данных подходов, в частности, К. Поппер и Ш. Фуко, расходясь между собой в других вопросах порой достаточно серьёзно, относительно исторической действительности в целом единодушны. Они не признают единства всемирно-исторического процесса, поскольку все исторические события, по их мнению, уникальны и неповторимы. Следовательно, нет и законов истории (в этой связи характерно и название работы К. Поппера – «Нищета историцизма»). Выражая своё отношение к данным подходам, следует отметить, что, разумеется, и в рассуждениях этих исследователей имеется определённый резон, однако, с их постоянным подчёркиванием единичности и уникальности каждого исторического события едва ли возможно согласиться.

Марксизм.

Данный подход был сформулирован в XIX в. К. Марксом и Ф. Энгельсом, развит В.И. Лениным и особым порой образом интерпретирован И.В. Сталиным, Л.Д. Бронштейном (Троцким) и некоторыми другими. Данные исследователи и их последователи признают единство всемирно-исторического процесса. Общество, по их мнению, проходит ряд особых стадий - общественно-экономических формаций (обычно их выделяется пять). Основные факторы истории, согласно их точке зрения, - экономические, «локомотивы истории» - революции. Огромное значение марксисты придают борьбе между собой классов – общественных групп, различающихся отношениями к средствам производства. Основной недостаток марксизма, который вызвал немало критики – это недоучёт неэкономических факторов истории и преувеличение роли классовой борьбы. Правда, этот упрёк, в первую очередь, необходимо адресовать не столько основателям марксизма, сколько марксистам-догматикам сталинского времени.

Цивилизационный подход.

Настоящий подход был основан русским исследователем Н.Я. Данилевским в работе «Россия и Европа», вышедшей в 1869 г. Его идеи фактически продолжили немецкий философ культуры О. Шпенглер, австрийский исследователь К. Ясперс и британский философ истории и историк А. Дж. Тойнби. Представители данного подхода отрицают единство всемирной истории. С их точки зрения, существует не единый всемирно-исторический процесс, а история локальных цивилизаций, переживающих зарождение, развитие, расцвет, упадок и гибель или же радикальную трансформацию. Основными факторами истории признаются факторы неэкономические и неполитические. Основной упрёк, который обычно ставится в вину сторонникам вышерассмотренного направления, в целом заключается в недооценке общих закономерностей исторического развития человечества и, соответственно, переоценке своеобразных - локальных или хронологических - черт той или иной цивилизации.

Мы перечислили только самые основные из подходов, имеющие наибольшую известность. Следует также отметить, что при рассмотрении данного вопроса необходимо четко понять, что каждый, именно каждый из вышеупомянутых подходов имеет положительные и отрицательные стороны, что догматизм в любом случае обесценивает результаты научного исследования, делает их однобокими, верными лишь отчасти, применимыми лишь для объяснения ограниченного количества примеров. Кроме того, данные подходы неоднородны, о чем все порой забывают. Между догматическим, сталинским вариантом марксизма и теорией политаризма или же концепцией Ю.А. Шилова, к примеру, – дистанция огромного размера. Приведем другой пример. Взгляды на историю К. Ясперса и Н.Я. Данилевского тоже весьма и весьма различны, хотя их нередко и объединяют в рамках одного направления.