.................................................................................................................................................

Эту историю поведала София Каждан. Привожу её здесь в том виде, в котором она была рассказана.

В тот вечер я провожала мать своей подруги, которая более чем пятьдесят лет прожила в нашем небольшом городке. Я пришла домой поздно вечером и никак не могла заснуть.

Евгения пять лет как стала вдовой и жила буквально в десяти минутах ходьбы от моего дома. Дочь её, Юля, моя подруга детства, умоляла мать переехать жить к ней, в другой город.
— Мама, я хочу, чтобы ты была рядом. Не хочу просыпаться каждое утро только с одной мыслью, что ты там одна, в сотне километров от меня и внуков.

Как назло, глаза в прямом смысле слипались, но сна не было. Несколько раз за ночь я включала телевизор, брала в руки книгу.
Потом решила перебороть себя. Отключила телевизор, положила книгу и, выключив свет, стала считать.
«Один… два… три... десять... восемьдесят… сто тридцать... двести пятьдесят…»

А дальше… Дальше действие разворачивалось по сценарию фантастического фильма. Лежа в кровати, уже почти уснув, я услышала сквозь сон негромкий стук в окно. Лениво поднявшись, подошла к окну и, открыв штору, пришла в ужас.

На дороге возле моего дома стоял автобус из похоронного бюро с черной полосой посередине. Из него на меня смотрели в окна мои знакомые, которые покинули этот мир и переселились в «ИНОЙ».

Я почувствовала, как холодеют мои руки и пальцы ног, как на лбу и носу выступает пот, как ноги становятся ватными, а язык прилипает к небу. По телу стали бегать мурашки.

Возле моего окна стоял отец моей подруги детства Юльки и муж Евгении, которая рано утром должна было покинуть наш городок, дядя Леня.
— Сонька, почему ты так испуганно на меня смотришь? - спросил он и, улыбнувшись мне, продолжил, — Я тебе плохого ничего не сделаю. Оденься и выйди на улицу… Потолковать нужно…
Я продолжала стоять и с ужасом смотрела на улицу через оконное стекло.

Из автобуса стали выходить люди. Многих из них я лично видела в гробу. На них были те же вещи, в которых их видели знакомые и друзья, провожая в последний путь.

К дяде Лене подошла Тамара, бывшая коллега моей сестры, которая умерла от рака, оставив двухлетнего сына.
— Почему ты не выходишь к нам? — спросила Тамара, — Ты не бойся нас… Мы тебе плохого ничего не сделаем… Нужно бояться живых, а не мертвых…
— Что вы здесь делаете? - испуганно спросила я, подумав, что за мной пришла СМЕРТЬ, — Я не хочу умирать! Не хо-чу! Там плохо, там страшно и там темно…
— Посмотри на меня, — произнес дядя Леня и вновь улыбнулся, — Посмотри на меня внимательно… Разве я плохо выгляжу?

И на самом деле… Дядя Леня последние десять лет своей жизни очень часто болел и был очень грузным. У него кроме астмы была еще куча всяких побочных болезней. Сейчас передо мной стоял подтянутый живой мужчина с ясными глазами.

— Я живу в прекрасном месте, — произнес он, — в сосновом бору… Это место идеально для моего здоровья.
— Что вы здесь делаете? - заплетающимся языком спросила я, — Вы же все мертвецы.
— Пришли проведать вас, землян, — вмешался в разговор один мой хороший знакомый, который погиб в автомобильной катастрофе.

Я не помню, что было дальше… и сколько я стояла минут или секунд с открытым ртом. Потом… Потом я у них спросила:
— Что там? По ту сторону жизни? Там страшно? Плохо?
— Нет, — сказал дядя Леня, — не так страшен ЧЕРТ, как его вы рисуете… Там другая жизнь… Другие понятия о жизни…

— Вы хотите назад… к нам… на Землю?
— Мы хотим покоя… Хотим, чтобы бы Земляне нас не трогали, не обижали и помнили, что мы всегда рядом с вами, мы следим за вашей жизнью…
— Следите? - испуганно спросила я.
— Вот, пришел посмотреть, как моя супруга будет покидать наш дом… Тяжело ей это делать… Тяжело… Вот я и пришел помочь ей, поддержать её…

— Дядя Леня, — после непродолжительного молчания, спросила я, — Вы хотите к нам? В нашу жизнь?
— Моя миссия на Земле закончена… Все, что мог, я сделал… Сейчас я дома.
— Дома? - с недоумением спросила я, — Как это дома? Дома я… А вы не дома… Вы в гробу…
— Ха-ха-ха, — весело рассмеялись мертвецы.

— Сонечка, — сказала Тамара, — Это ты гостья… Земная гостья… А гроб… Так мы покидаем ваш мир…
— Только не вздумайте мне сказать, что там хорошо… Что там есть загробное царство, и все живут припеваючи, как в сказке.
— Почему все живут припеваючи, как в сказке?! Нет… Жизнь и там не райская… Там нужно тоже трудиться и жить… Там вечность… А здесь остановка…

Я уже не помню, что я спрашивала, что они мне говорили, только помню одно, что я задала несколько вопросов, которые по сей день заставляют меня задуматься над многим.
— Как часто вы посещаете нас, и как часто вам хочется увидеть нас?
— Практически никого из нас не тянет на Землю… Но есть исключения… Бабушки и дедушки, у которых остались маленькие внуки, желают увидеть малышей… Они приходят к ним ночью, когда те крепко спят, — произнес дядя Леня.
— Я хочу увидеть сына… Прижать его к себе… Я его оставила такого маленького, такого беспомощного… Я ушла от него тогда, когда он так во мне нуждался… Я не очень часто навещаю его… Времени нет на это, — с досадой в голосе произнесла Тамара.

— У нас своя жизнь, и не беспокойте нас по пустякам… Не приходите на могилу, когда вам вздумается… Не тревожьте нас… Не мучайте нас и не терзайте наши души… Для этого есть церковь… Идите туда… Молитесь за упокой нашей души, — проговорил дядя Леня.
— Почему?
— Вы вторгаетесь в иной мир… Мир, непонятный вам… Придет время, и ты сама все поймешь…

— Кому там плохо, в этом ИНОМ мире?
— Кому плохо? Тому, кто сам себе вынес приговор и лишил себя ЖИЗНИ?… Это страшно… Это очень страшно… Этих людей не принимаем МЫ, наш мир, и в вашем они уже мертвы… Они пытаются подселиться к умершим, но это невозможно… Бог дал человеку жизнь, и только Бог может у нас её отнять.
— Дядя Леня, не пугай меня. Ты что, хочешь сказать, что убийца… Человек, который лишил жизни другого, в вашем мире живет лучше, чем тот, кто сам распорядился своей судьбой?
— Наверное, да… Эти люди — рабы… Они принимают вновь прибывших… Они работают с ними… Проходят с ними адаптацию… Учат их жить по нашим законам…

В комнате зазвенел будильник…

Я стояла посредине комнаты в одежде и вся тряслась от страха… По сей день я так и не могу понять, что это было: СОН ИЛИ…

А если ИЛИ…

Заикаясь, я стала рассказывать про ночных пришельцев.
После рассказанной истории в бухгалтерии наступила тишина. Прервала её пожилая женщина.
-Вот чудо, — произнесла она, — Раньше тех людей, которые лишали себя жизни, хоронили за воротами кладбища и в церкви их не отпевали…

Спустя год приходит ко мне моя подруга и говорит:
— У меня была такая жизненная ситуация… Я не видела выхода… Мать умерла, муж ушел к другой… Мне совершено не хотелось жить… Я решила перерезать себе вены… Наполнила ванну водой, взяла нож и… В этот момент я вспомнила твой рассказ про ночных гостей… Мне стало страшно… Страшно, что в том непонятном мне мире я буду страдать еще больше. Спустя два дня я познакомилась с Сашкой… Сейчас мы ждем сыночка… Безвыходных ситуаций просто не бывает… Если не можешь бороться, то нужно просто переждать этот неудачный период.

ХОЧЕТСЯ ВЕРИТЬ В ТО, ЧТО МЫ НЕ УМИРАЕМ НАСОВСЕМ…
ЧТО ДУША ПОСЛЕ НАШЕЙ СМЕРТИ БУДЕТ ЖИТЬ… НО ТОТ МИР нам неизвестен… И вторгаться в него никто не дал нам права. Если он и есть, ТОТ МИР, то люди там живут по своим законам…

Потеря близкого человека - это большое горе и невосполнимая утрата. Перед вами 8 шокирующих историй о людях, которые не смогли смириться с потерей и расстаться с умершим человеком. Они так или иначе продолжали жить со своими любимыми, но покинувшими их людьми. Не для слабонервных!

Человек, который проводил все дни на могиле жены в течение 20-ти лет

Когда жена Рокки Абальсамо в 1993-м году умерла, какая-то часть его умерла вместе с ней. В печали и тоске Рокки 20 лет каждый свой день проводил на её могиле на кладбище Святого Иосифа в Роксбери. Он почти не ел и не пил, пока находился там, и приходил на могилу, несмотря на холод или непогоду.

22 января 2013-го года Рокки умер в Центре здравоохранения Стоунхендж в Роксбери после продолжительной болезни, на момент смерти ему было 97 лет. Похоронен он на том же кладбище, что и его жена Джулия. Их могилы находятся совсем рядом - Рокки не расстаётся с ней и после своей смерти.

Вьетнамец спит в одной постели с покойной женой

В 2009-м году гражданин Вьетнама Ле Ван попал во все местные газеты: стало известно, что он в течение пяти лет спал в одной постели со своей мёртвой женой. Два года спустя репортёры из газеты «Nguoi Lao Dong» вновь связались с Ле Ваном, и тот подтвердил, что продолжает спать рядом с телом своей любимой. Власти с этим ничего, разумеется, поделать не могут.

Ле Ван спит в одной постели с гипсовой статуей, в которой находятся останки его покойной жены. Во время похорон мужчина понял, что не сможет жить без любимой, поэтому раскопал могилу, извлёк оттуда останки, поместил их в гипсовую статую и продолжает делить с ней ложе.

57-летний вьетнамец поясняет, что таким образом надеется увеличить шансы на их воссоединение в следующей жизни.

Грузинка заботится о сыне, умершем 18 лет назад

Джони Бакарадзе умер 18 лет назад, когда ему было 22 года. Но вместо того, чтобы похоронить его на кладбище, семья решила сохранить тело в целости, чтобы двухлетний сын когда-нибудь смог увидеть лицо отца.

В течение первых четырех лет после смерти Джони его мать Циури Кварацхелия пользовалась жидкостью для бальзамирования, чтобы сохранить тело Джони, но потом ей приснился сон, в котором кто-то велел ей вместо этого использовать водку. Так она и поступила: Циури делала водочные припарки каждую ночь, чтобы не дать телу почернеть и начать разлагаться.

В первые десять лет после смерти сына Циури переодевала его на каждый день рождения. Но чем старше она становилась, тем труднее ей было заботиться о сыне так, как она привыкла. Она говорит, что отсутствие заботы быстро стало заметным, и лицо её сына почернело, но как только она опять использовала свою спиртовую настойку, лицо побелело вновь.

В настоящее время тело Джони хранится в деревянном гробу с окошком напротив лица. Циури говорит, что её внук, которому сейчас уже 20 лет, видел сохранившееся тело отца и считает, что бабушка приняла правильное решение.

Вдова из Аргентины спит в мавзолее покойного мужа, чтобы составить ему компанию

Вдова из Аргентины по имени Адриана Вилларреаль спит в маленьком мавзолее, где похоронен её муж, чтобы тому не было скучно. 43-летняя вдова из Буэнос-Айреса попала в поле зрения СМИ в 2012-м году, когда призналась, что несколько ночей в год проводит в этом мавзолее.

По словам комиссара полиции из города Дос де Майо Густаво Брагансы его коллеги решили посмотреть, что происходит на кладбище Сан-Лазаро, поскольку несколько человек жаловались, что там играет громкая музыка. Они постучали в дверь мавзолея, и дверь им открыла Адриана Вилларреаль в пижаме. Было видно, что она некоторое время жила рядом с гробом и забальзамированным телом.

Полиция осмотрела гробницу: оказалось, что женщина даже обустроила мавзолей - принесла кровать, радио, компьютер с доступом в интернет и даже небольшую плиту.

Муж Адрианы, Серхио Йеде, покончил с собой в 2010-м году, когда ему было 28 лет. Адриана построила ему мавзолей на те деньги, которые он копил на покупку дома.

Вдова спала с разлагающимся телом мужа в течение года после его смерти

Женщина целый год спала с разлагающимся телом своего мужа, пока в ноябре 2013-го года этот ужасный факт не стал известен властям.

79-летний Марсель Х. из города Льеж, Бельгия, умер в ноябре 2012-го года от приступа астмы. Горе жены было настолько сильным, что она не нашла в себе сил сообщить о смерти мужа и продолжала спать с телом в одной постели, пока не вмешались представители властей.

Они пришли к вдове только потому, что хозяин квартиры пожаловался на уклонение этой семьи от оплаты жилья в течение года. Тело не мумифицировалось, но, что удивительно, соседи ни разу не жаловались на неприятный запах.

Человек жил с мумифицированным телом матери более десяти лет, и это открылось только тогда, когда его самого нашли мёртвым

58-летний Клаудио Альфьери был обнаружен лежащим в кресле в своей квартире в Буэнос-Айресе рядом с останками женщины. Её тело было обёрнуто полиэтиленовыми пакетами, на ногах были домашние тапочки, и тело сидело на стуле за кухонным столом.

Полиция и пожарные ворвались в квартиру после того, как соседи пожаловались на отвратительный запах. Судебно-медицинские эксперты и соседи опознали в женщине мать Клаудио, Маргариту Аймер де Альфьери. Соседи рассказывали, что в последний раз видели эту женщину живой десять лет назад, когда ей было 90 лет, но сын продолжал утверждать, что она жива и здорова. Вскрытие показало, что и мать, и сын умерли по естественным причинам.

Муж держал в тайне смерть жены 35 дней и обращался с ней так, как будто она жива

Подрядчик 35 дней ходил на работу и жил обычной жизнью, пока тело его 42-летней жены разлагалось в спальне их двухэтажного дома в Дамаи Импан, Малайзия.

Когда друзья семьи спрашивали о ней, муж отвечал неопределённо, никогда не давая при этом повода подумать, что-то не так. Но его жена Лим Ах Ти умерла 2 сентября 2013-го года после жалобы на боль в груди.

По данным полиции, их 16-летний сын знал, что мать умерла, но дал отцу время примириться с реальностью её смерти. Убитый горем мужчина заявил о смерти жены в полицию только тогда, когда переносить зловоние стало уже невозможно.

Полицейские были потрясены - они нашли тело на кровати, чистое и в свежей одежде - это указывало на то, что муж регулярно обмывал и переодевал её. В комнате также сильно пахло духами - вероятно, муж разбрызгивал их повсюду, чтобы перебить запах разлагающегося тела.

Парень скрывал мёртвое тело отца на протяжении пяти месяцев, чтобы получать пособие

В марте 2012-го года мужчину посадили в тюрьму на три года после того, как полиция обнаружила тело его 54-летнего отца Гая Блэкберна на кровати его дома в Ланкашире, Великобритания. Сын не сообщал о смерти отца почти пять месяцев, потому что хотел получать за него пособие.

29-летний Кристофер Блэкберн (Christopher Blackburn) жил в доме рядом с телом, но никуда не заявил о смерти отца, который умер по естественным причинам. Также выяснилось, что в доме жила десятилетняя дочь Кристофера - ей говорили, что дед просто спит в своей комнате.

Блэкберн признал себя виновным в отказе отцу в достойном погребении с 31 октября 2010-го года по 22 марта 2011-го года, а также в хищении £1869, которые забрал от имени отца на почте. Блэкберн также лгал полиции, говоря, что он беседовал с отцом в ноябре 2010-го года и выпивал с ним на Рождество.

Священник Георгий Белькинд

Три года назад после Рождества хоронили Мариночку. Вообще 2014-й был для нас каким-то смертным годом. Сразу после Пасхи умер мой очень близкий друг, осенью умерла мама, в декабре – мамина сестра родная, а потом вот – Маринина смерть.

Я чувствовал себя каким-то тупым учеником, которому учитель пытается что-то втолковать, а до него никак не доходит, и приходится повторять, повторять…

Мы поехали навестить Марину 4 января. Марина – моя ученица, она страдала диабетом 1-го типа, у нее остался муж Сергей и маленькая дочка с ДЦП.

Сережка с ней созванивался и говорил, что она в хорошем состоянии. Я взял подарки, и мы встретились на Киевском, у башни под часами. Было ровно пятнадцать минут двенадцатого.

В реанимацию пускают по одному, а с детьми вообще заходить нельзя, поэтому решили, что я пойду первый, а он побудет с Маняшей, потом поменяемся. Объяснил, что в реанимационное отделение двери закрыты, надо позвонить в звонок.

Подхожу к отделению, и вдруг двери распахиваются навстречу, и за ними такое светлое сияние. Выходит улыбчивая девушка-уборщица со своей тележкой: «Вы к кому?» - «К Марине Богдановой». - «А она умерла утром». - «Да нет, вы ошиблись, с ней созванивались». - «Ну, может быть, я перепутала…» Через полминуты появляется медсестра: «Как вы сюда попали? Вы к кому?» Объясняю про открытую дверь, и что я к Марине Богдановой. - «А вы ей кто?»

Вот тут все начало обрушиваться… Медсестра позвала врача, они ничего мне не сказали, только спросили: «Где муж?» Мы вместе спустились в холл. Я позвал Сережу, взял Маняшу и отошел в сторону. Они ему что-то говорили и ушли.

Дальше все помню, как в бреду - Сережа звонил Марининой сестре, чтобы отдать ей Маняшу, потом было много людей, потом мы остались вдвоем и как помешанные ходили по больнице - то по очереди в морг, то возвращались к врачам… К вечеру немного в себя пришли. Сидели в холле больницы и молчали. Маринина жизнь совершилась.

Вечером приехал родственник на машине, чтобы Сережка за руль не садился. Они меня отвезли на Киевский и уехали. Помню, стою около той же башни, а стрелки показывают так же четверть нового часа. Прошло восемь часов… Господь словно взял с этого места, показал смерть – как сообщение о жизни – и поставил обратно.

Три года прошло, и я немного начинаю понимать это сияние в открытых дверях реанимации. Марина была очень сильная. Для нее пребывание на границе между жизнью и смертью было чуть ли не бытовым делом, ведь для диабетика это вопрос вовремя вколотой дозы инсулина. И в таком состоянии, которое длится годами, беспрерывно, всегда, – получить образование и профессию, выйти замуж и родить ребенка…

После похорон поехали на поминки. Я таких радостных не то что поминок, собраний таких веселых в жизни не видывал. Собрались человек 40 и так о ней говорили, ну, как на дне рождения!

В какой-то момент Сережка встал говорить поминальное слово. Если бы кто с улицы в ту минуту зашел и спросил, что происходит, и ему бы сказали, что это муж, который только что с кладбища вернулся с похорон жены, – человек бы решил, что в психушку попал.

А Сережа говорил: «Так, как сейчас я чувствую ее присутствие, я редко когда чувствовал». И это была всеобщая правда.

Мариночку отпевали семь священников, кстати. Как человеку надо прожить, чтобы его семь священников отпевали?

У Мариночки в гробу лежали букеты кустовых роз. Когда прощались, я один бутончик отломил. Через год Сережке отдал эту розочку – от жены привет – и сказал ему: «Тебе надо жениться, это от нее слово». Он мне ответил тогда: «Я страшусь об этом даже думать». Недавно я ему опять про женитьбу говорил: «Маняше тяжело тебя нести».

Сергей и Маняша

Да, он ответственный отец, заботится о дочке, лечит и реабилитирует ее, но ведь на самом деле Маняша его держит и несет по жизни. Манечка – огромной мощи человек. Если Сережа женится, то в этой новой семье жизнь для Маняши будет большим благом и облегчением. И Марина будет присутствовать в этой новой жизни всегда.

Никогда Марина не говорила, что боится умереть. Все, о чем мы разговаривали, всегда было жизненное, веселое, сиюминутное, посюстороннее, здешнее, оптимистичное, пустячное, жизнеутверждающее. Ее осознание смертности было очень глубокой тайной – ни разу ни одного разговора. Но вот это ее постоянное переживание границы жизни и смерти дало ей огромный духовный опыт.

Марина с дочерью

Я думаю, она не знала о своем часе смертном. Господь для верных Своих, для любящих Его, дает смертный час тогда, когда их душа наиболее готова войти в Вечность. Смертный час не становится бессмысленным обрывом существования. Это встреча с Вечностью, которую мы хотим и о которой просим. Если так понимать, то Марина перешла в Вечность, когда была совершенно готова.

Молодой водитель, легкость и ошибка

Священник особым образом соприкасается с переживанием тайны смерти, поскольку самим служением вводится внутрь чужой жизни в самом ее финале. Смерть, конечно, является сообщением – сообщением о жизни человека, его последним словом, последним откровением. Но как постоянно отпевающий приходской священник могу сказать, что очень часто, к великому сожалению, слишком часто сообщения пустые – как эсэмэска без текста. И это настоящая религиозная катастрофа.

Но бывает и по-другому. Вот один памятный случай был у нас в Веневе. Лет семь-восемь назад попросили на кладбище отпеть молодого мужчину – лет 30, водитель, погиб в автокатастрофе.

Закрытый гроб привезли из каширского морга. Отпевание было очень легким: часто ведь чувствуешь состояние души человека, который перешел смертный порог. Я его не знал совершенно, какой жизнью он жил, по-настоящему был верующим или номинально… Но при этом меня не покидала твердая уверенность, что душа его в какой-то светлой легкости.

Когда отпевание закончилось, родственники говорят: «Батюшка, сейчас придется гроб открыть, жена не успела попрощаться». Открыли. Не знаю, что за люди работали в том морге, но такой грим наложили…

В общем, в гробу лежал шестидесятилетний старик. Когда все увидели умершего, пробежала волна цепенящего ужаса. Вдова стала оседать, ее держали четверо.

И, понимаете, если бы я вдруг попробовал им начать говорить про его душу, как-то утешать – это было бы глупо, конечно. К сожалению, для них, для овдовевшей женщины, для всех родственников теперь смерть всегда будет выглядеть так, как они случайно и ошибочно ее увидели. А подлинное сообщение осталось не передано.

После этого со вдовой мы не говорили. Большей частью люди потом не приходят. Для них обряд завершен, и на этом все закончилось.

Знаете, периодически на исповедях и в разговорах после исповеди жены (мужья-то уходят обычно раньше) спрашивают: «Батюшка, что делать? Муж снится». А кому он должен сниться, как не жене своей? К кому душе его обратиться? Но все таким суеверием покрыто, таким страхом, таким каким-то нежеланием принять это смертное сообщение. Редко-редко когда человек близкого своего усопшего готов спросить: «Как тебе? Что ты там?»

Отец и дерзкая просьба о жизни

Когда я только начал служить, практически сразу заболел папа, у него началась сухая гангрена ног, пошел некроз, и через несколько месяцев он скончался. Он умер в марте, а в феврале мы с семьей приехали попрощаться. У нас с ним был единственный разговор о вере, я спросил его: «Может быть, тебе креститься? Я уже священник, могу тебя крестить». Он сказал: «Как-то не знаю, я в жизни не встретил Бога. Что сейчас будет означать крещение?»

Больше мы не касались этой темы. Но все месяцы папиной болезни я даже не то что просил, а прямо стучал в Небеса и как-то дерзко Богу говорил: «Я теперь Твой священник, услышь меня, дай отцу жизнь». Когда прошло года два после папиной смерти, я ясно осознал, что просил мучения своему отцу. Если бы Бог меня послушался и болезнь не прогрессировала так стремительно, то это мука была бы.

Конечно, по-человечески хочется, чтобы родной был всегда рядом. Очень редко люди соглашаются смерть близкого принять как некое сообщение и начать его читать, начать его распознавать, начать его принимать.

А большей частью переживают пустоту, утрату, причем это продолжается и после периода острого горевания. Но как же так? Душа же жива, она же не исчезает.

Пациент – обругал мать матом и умер

Перескажу одну историю со слов отца Андрея, с которым мы вместе служим в Веневе. Как-то к нему пришла пожилая женщина: «Сын в больнице, причастите». Обычное дело, батюшка собрался и пошел, оказалось, что сын – взрослый мужик, пьяница, видно, что откачивали… Крещен, но до веры ему явно особо дела нет, сказала мать, что священник нужен, видимо, решил не перечить.

Отец Андрей начал читать молитвы. На окне стояло радио, достаточно громко включенное. Священник попросил выключить, потому что мешает. «Выключи», – обратилась мать к сыну, а он в ответ таким матом попер… Отец Андрей мне рассказывал: «Такой мат в адрес матери пошел! А я уже приготовил Святые Дары, беру лжицу, чтобы его причащать. И думаю, как же, ведь человек сию минуту перед причастием совершил смертный грех. Что делать? Опять его исповедовать? Или вообще его не причащать?

Растерялся и механически, что называется на автомате, поворачиваюсь к нему причащать, сам даже не понимая, как. А у него в этот момент язык посинел, вываливается, он захрипел и завалился. Умер». Нельзя на мать говорить плохие слова – Бог подал такое сообщение. В таком смысле смерть – это, конечно, сообщение последнее, окончательное и неотменяемое.

Но современным людям сложно понять все это.

Нынешняя жизнь построена на изоляции смерти, ее вытеснении, на том, чтобы человека вообще сделать неспособным переживать смерть, а это неправильно, это плохо, это сильно обедняет жизнь. Что, собственно, такое литургия? Мы должны пережить смерть Христову, стать перед крестом Его, перед гробом Его, за которым – воскресение.

Люба и последнее соборование

В первые годы служения меня позвали пособоровать женщину лет 60 в деревню недалеко от Венева. Сказали, что она наша прихожанка, но я ее как прихожанку не застал: она уже долго болела. Познакомились.

После соборования Люба говорит: «Батюшка, благословите». – «На что?» – «Хочу вашего благословения». – «На что?» – «Не принимать обезболивающие». – «Почему?» Она очень твердо сказала, тихо, спокойно так, знаете, что называется со властью, когда человек говорит, и ты не посмеешь ничего возразить: «Я хочу за Христа пострадать, пока будут силы терпеть».

Я несколько еще раз потом ездил соборовать ее. Потом дочь ее в Москву перевезла, потому что совсем худо стало, боль была нестерпимой, ей уже стали вкалывать обезболивающие. Мы с ней очень сдружились. В очередной раз пришел соборовать, и оказалось, это было последним ее соборованием.

Она очень любила соборные молитвы, она как бы восставала на глазах, сидела, бодрилась. Я помню, на пятом Евангелии, на пятом помазании вдруг спросил ее: «Люба, если Бог тебя исцелит, ты что будешь делать?» Она радостно отвечает: «Буду Его славить!» И так нам весело было. Через короткое время она умерла. Такие воспоминания – то, что укрепляет сердце, то, чего мы ищем в святых, которые дают нам уверение в вечной жизни, присутствие ее.

Поэт и друг – о смерти мы говорили весело

В том 2014 году первым из близких ушедших людей был Евгений Владимирович Туренко – известный поэт, создатель нижнетагильской поэтической школы. Родом из Венева, он жил на Урале, потом вернулся, стал восстанавливать Покровский храм.

В 2014 году на Пасху первый раз в Светлую Среду я служил первую литургию в этом храме после восстановления, в Светлый Четверток я его причащал дома – рак, он не мог уже пойти в храм. На Фомино воскресенье он преставился. В прошлом году вышла его посмертная книга, написана им в последние месяцы. Называется «Здравствуй, я». Там очень дерзновенные есть речи, например «Письма к апостолам».

ПИСЬМО СВЯТОМУ АПОСТОЛУ ПАВЛУ

Проповедь смутную протоиерей говорит,
Как многословие, властно – немым прихожанам,
И интонирует, и артистический вид
Изображает, и это не кажется странным…
Проповеди – проведи – помоги – приведи…
Я не ходок, и, сей грех на себя принимая,
К Богу стремлюсь – ото всей прописной болтовни,
Честно иду и молюсь, а дороги не знаю…
Мне ли судить, и сомнительно мне рассуждать?
Кто я – слепой и почти что юродивый – вот кто…
Буквы писать и без памяти милости ждать,
Взглядом дырявить пустые морозные окна?
К строфам, и кровным и слёзным, прислушайся, Павел!
С Божьею волей воскликни лукавому: – Сгинь!
Многих же, многих уверил уже и исправил,
Церкви Апостольской не остави. Аминь!

Мы с ним говорили о смерти, о возможном уходе очень много и весело. У него в одном стихотворении замечательная строчка такая есть:

Если ты будешь со мною на “ты”,
Я тебе буду я.

Говорю ему: “Женька, давай, когда ты умрешь, мы тебе эту строку выбьем на памятнике, а я тебе венок принесу и на ленточке напишу «Я был с ним на “ты”, и он был мне я!»” С ним всегда было весело про смерть разговаривать.

Когда я причащал его в Светлый Четверток (как оказалось, за три дня до смерти) и что-то пошутил по поводу того, что он вчера в храм должен был приползти, эх, как он в ответ задорно огрызался… Но это уже было как-то оттуда сказано. Душа усиливается, совершая смертную работу по утверждению жизни. Помните пастернаковское:

Смерть можно будет побороть
Усильем воскресенья.

Это тайна ненаблюдаемая, но иногда Господь приоткрывает завесу…

У героини самой первой истории, Марины, осталась дочь с ДЦП. Ей .

По материалам газеты "АиФ"

Жизнь после смерти есть. И тому существуют тысячи свидетельств. До сих пор фундаментальная наука от подобных рассказов отмахивалась. Однако, как говорила Наталья Бехтерева, знаменитый учёный, всю жизнь изучавшая деятельность мозга, наше сознание — такая материя, что, кажется, уже подобраны ключи к тайной двери. Но за ней обнаруживается ещё десять… Что же все-таки находится за дверью жизни?

«Она всё видит насквозь…»

Галина Лагода возвращалась с мужем на «жигулях» из загородной поездки. Пытаясь разойтись на узком шоссе со встречным грузовиком, муж резко вырулил вправо… Автомобиль смяло о стоявшее у дороги дерево.

Внутривидение

Галину привезли в калининградскую областную больницу с тяжелейшими повреждениями мозга, разрывами почек, лёгких, селезёнки и печени, множеством переломов. Сердце остановилось, давление было на нуле.

— Пролетев чёрный космос, я оказалась в сияющем, залитом светом пространстве, — рассказывает мне Галина Семёновна спустя двадцать лет. — Передо мной стоял огромный мужчина в ослепительно-белой одежде. Его лица я не разглядела из-за направленного на меня светового потока. «Зачем ты сюда пришла?» — сурово спросил он. «Я очень устала, позвольте мне немного отдохнуть». — «Отдохни и возвращайся — у тебя ещё много дел».

Придя в сознание после двух недель, в течение которых она балансировала между жизнью и смертью, больная рассказала завотделением реаниматологии Евгению Затовке, как проходили операции, кто из врачей где стоял и что делал, какое привозили оборудование, из каких шкафов что доставали.

После очередной операции на раздробленной руке Галина во время утреннего врачебного обхода спросила врача-ортопеда: «Ну как ваш желудок?» От изумления он не знал, что ответить — действительно, врача мучили боли в животе.

Сейчас Галина Семёновна живёт в ладу с собой, верит в Бога и совершенно не боится смерти.

«Летал, как облако»

Юрий Бурков, майор запаса, не любит вспоминать о прошлом. Его историю рассказала жена Людмила:
— Юра упал с большой высоты, сломал позвоночник и получил черепно-мозговую травму, потерял сознание. После остановки сердца он долго лежал в коме.

Я пребывала в ужасном стрессе. Во время одного из посещений больницы потеряла ключи. А муж, придя наконец в сознание, первым делом спросил: «Ты нашла ключи?» Я испуганно замотала головой. «Они лежат под лестницей», — сказал он.

Лишь много лет спустя он признался мне: пока был в коме, видел каждый мой шаг и слышал каждое слово — причём как бы далеко от него я ни находилась. Он летал в виде облачка, в том числе и туда, где живут его умершие родители и брат. Мать уговаривала сына вернуться, а брат объяснил, что все они живы, только больше не имеют тел.

Спустя годы, сидя у постели тяжело болевшего сына, он успокаивал супругу: «Людочка, не плачь, я точно знаю, что сейчас он не уйдёт. Ещё год побудет с нами». А через год на поминках умершего сына вразумлял жену: «Он не умер, а только раньше нас с тобой переселился в другой мир. Поверь мне, ведь я там был».

Савелий КАШНИЦКИЙ,Калининград — Москва

Роды под потолком

«Пока врачи пытались меня откачать, я наблюдала интересную вещь: яркий белый свет (такого на Земле-то и нет!) и длинный коридор. И вот я как будто жду, чтобы в этот коридор войти. Но тут врачи реанимировали меня. За это время почувствовала, что ТАМ очень здорово. Даже уходить не хотелось!»

Это воспоминания 19-летней Анны Р., пережившей клиническую смерть. Такие истории в изобилии можно найти на интернет-форумах, где обсуждается тема «жизнь после смерти».

Свет в тоннеле

Свет в конце тоннеля, проносящиеся перед глазами картины жизни, чувство любви и покоя, встречи с умершими родственниками и неким светящимся существом — об этом рассказывают вернувшиеся с того света пациенты. Правда, не все, а лишь 10-15% из них. Остальные не видели и не помнили вообще ничего. Умирающему мозгу не хватает кислорода, вот его и «глючит» — утверждают скептики.

Разногласия в среде учёных дошли до того, что недавно было объявлено о начале нового эксперимента. В течение трёх лет американские и британские врачи будут изучать показания пациентов, у которых останавливалось сердце или отключался мозг. В числе прочего исследователи собираются разложить на полках в палатах реанимации различные картинки. Разглядеть их можно, лишь воспарив под самый потолок. Если пациенты, пережившие клиническую смерть, перескажут их содержание, значит, сознание действительно способно покидать тело.

Одним из первых, кто пытался разъяснить феномен околосмертного опыта, был академик Владимир Неговский. Он основал первый в мире Институт общей реаниматологии. Неговский полагал (и с тех пор научный взгляд не изменился), что «свет в конце тоннеля» объясняется так называемым трубчатым зрением. Кора затылочных долей мозга отмирает постепенно, поле зрения сужается до узкой полосы, создавая впечатление тоннеля.

Аналогичным образом медики объясняют видение картин прошедшей жизни, проносящихся перед взором умирающего. Структуры мозга угасают, а затем восстанавливаются неравномерно. Потому человек успевает вспомнить наиболее яркие события, отложившиеся в памяти. А иллюзия выхода из тела, по мнению врачей, — результат сбоя нервных сигналов. Однако скептики заходят в тупик, когда нужно дать ответ на более каверзные вопросы. Почему слепые от рождения люди в момент клинической смерти видят и затем детально описывают то, что происходит в операционной вокруг них? А такие свидетельства есть.

Выход из тела — защитная реакция

Любопытно, но многие учёные в том, что сознание может покидать тело, не видят ничего мистического. Вопрос лишь, какой из этого делать вывод. Ведущий научный сотрудник Института мозга человека РАН Дмитрий Спивак, входящий в состав Международной ассоциации исследования околосмертельных переживаний, уверяет, что клиническая смерть — лишь один из вариантов изменённого состояния сознания. «Их очень много: это и сны, и наркотический опыт, и стрессовая ситуация, и следствие болезней, — говорит он. — По статистике, до 30% людей хотя бы раз в жизни ощущали выход из тела и наблюдали себя со стороны».

Сам Дмитрий Спивак исследовал психическое состояние рожениц и выяснил, что около 9% женщин во время родов переживают «выход из тела»! Вот показания 33-летней С.: «Во время родов у меня была большая кровопотеря. Неожиданно я стала видеть себя из-под потолка. Исчезли болевые ощущения. А примерно через минуту также неожиданно возвратилась на своё место в палате и вновь стала испытывать сильную боль». Получается, что «выход из тела» — это нормальное явление при родах. Какой-то заложенный в психику механизм, программа, срабатывающая в экстремальных ситуациях.

Бесспорно, роды — ситуация экстремальная. Но что может быть экстремальнее самой смерти?! Не исключено, что «полёт в тоннеле» — это тоже защитная программа, которая включается в роковой для человека момент. А вот что будет с его сознанием (душой) дальше?

«Одну умирающую женщину я попросил: если ТАМ действительно что-то есть, постарайтесь дать мне знак, — вспоминает доктор медицинских наук Андрей Гнездилов, работающий в Санкт-Петербургском хосписе. — И на 40-й день после смерти я увидел её во сне. Женщина произнесла: «Это не смерть». Долгие годы работы в хосписе убедили меня и моих коллег: смерть — это не конец, не разрушение всего. Душа продолжает жить».

Дмитрий ПИСАРЕНКО

Чашка и платье в горошек

Эту историю рассказал Андрей Гнездилов, доктор медицинских наук: «Во время операции у пациентки остановилось сердце. Врачи смогли завести его, и, когда женщину перевели в реанимацию, я навестил её. Она посетовала, что её оперировал не тот хирург, который обещал. А ведь видеть врача она не могла, находясь всё время в бессознательном состоянии. Пациентка рассказала, что во время операции какая-то сила вытолкнула её из тела. Она спокойно разглядывала врачей, но тут её охватил ужас: а что если я умру, не успев попрощаться с мамой и дочкой? И её сознание мгновенно переместилось домой. Она увидела, что мама сидит, вяжет, а дочка играет с куклой. Тут зашла соседка, принесла для дочки платье в горошек. Девочка бросилась к ней, но задела чашку — та упала и разбилась. Соседка сказала: «Ну, это к добру. Видно, Юлю скоро выпишут». И тут пациентка вновь оказалась у операционного стола и услышала: «Всё в порядке, она спасена». Сознание вернулось в тело.

Я зашёл в гости к родственникам этой женщины. И выяснилось, что во время операции к ним… заглядывала соседка с платьем в горошек для девочки и была разбита чашка».

Это не единственный загадочный случай в практике Гнездилова и других работников Санкт-Петербургского хосписа. Их не удивляет, когда врачу снится его больной и благодарит за заботу, за трогательное отношение. А утром, приехав на работу, врач узнаёт: больной-то ночью умер…

Мнение церкви

Священник Владимир Вигилянский, руководитель пресс-службы Московской патриархии:

— Православные люди верят в загробную жизнь и бессмертие. В Священном Писании Ветхого и Нового заветов существует множество подтверждений и свидетельств этому. Само понятие смерти мы рассматриваем только в связи с грядущим воскресением, и эта тайна перестаёт быть таковой, если жить со Христом и ради Христа. «Всякий, живущий и верующий в Меня, не умрёт вовек», — говорит Господь (Ин. 11, 26).

По преданию, душа усопшего в первые дни ходит по тем местам, в которых творила правду, а в третий день возносится на небо к престолу Божию, где до девятого дня ей показывают обители святых и красоту рая. В девятый день душа опять приходит к Богу, и её отправляют в ад, где пребывают нечестивые грешники и где душа проходит тридцатидневные мытарства (испытания). На сороковой день душа опять приходит к Престолу Божию, где она предстаёт обнажённой перед судом собственной совести: прошла ли она эти испытания или нет? И даже в том случае, когда некоторые испытания обличают душу в её грехах, мы надеемся на милосердие Бога, у которого все дела жертвенной любви и сострадания не останутся втуне.

Как я узнала смерть. Реальные истории наших читательниц

Однажды мы узнаём, что кончаемся. Просто кончаемся, как книги. Или конфеты в вазочке. Или как день и месяц. Это откровение приходит в самом разном возрасте и самым разным образом. Мы попросили наших читательниц рассказать, как они познакомились с Великой разлучительницей лично.

Когда мне было 4 года, у меня на руках умерла моя прабабушка. Ей было 96. Я пришла вечером в ее комнату звать ее к ужину. Она поднялась с кровати, села, хотела встать, но стала хватать ртом воздух и заваливаться назад. Упала обратно на койку и все. Я позвала свою бабушку – ее дочь. Оказалось, что прабабушка умерла. Далее все было по плану: скорая, справка о смерти. Моя тетка и бабушка обмыли тело, и до похорон оно находилось дома.

От меня ничего особо не скрывали, да и вообще внимания никакого не обращали. Накормлена, ноги в тепле, спать легла вовремя – вот самое главное.

Мне было лет пять или шесть. Зима, сосульки большие. Мы с бабушкой шли на Машстрой в магазин за продуктами. Оторвалась сосулька и убила насмерть мужчину, который шел на пару шагов впереди. Прямо вот проткнула череп. Помню, что вылилось чуть-чуть крови, она была чёрная такая.

Я очень мало сталкивалась в детстве со смертью. Бабушка сама как могла избегала этой темы и меня всячески от нее ограждала. Даже упоминать лишний раз о смерти не разрешалось.

Прабабушка умерла, когда мне было 5 лет. Умерла она в больнице, где лежала довольно долго, но меня туда брали всего раз или два. Мертвой я ее не видела, на похороны меня не брали. Велели думать, что она “как будто уехала, вырастешь-поймешь, рано об этом думать”. Плакала потихоньку, конечно.

Впервые я увидела знакомого человека мертвым, когда мне было уже лет 14 – умер наш школьный учитель физики. Для меня это было жутким потрясением, я несколько дней провела практически в постоянной истерике, съездила на похороны, а на уроки физики не могла ходить еще целую четверть – садилась за парту и сразу начинала рыдать. Мама достала какую-то справку в результате, и меня освободили от этих уроков.

Потом написала кучу стихов, молилась – пережила как-то, в общем. Но страх смерти у меня вскоре после этого (не пишу “вследствие этого”, потому что не связывала эти два события, вот только сейчас задумалась) развился жесточайший. Вплоть до такой парадоксальной реакции, что я всерьез задумывалась покончить с собой, лишь бы этот адский ужас меня больше не посещал.

Я убила котенка. Он бежал, а я перед ним дверь захлопнула.

Мама меня в детстве смертью пугала. В детских фильмах были герои-сиротки, и мама при просмотре со мной повторяла, что если я буду себя плохо вести, то она умрет, и я останусь сиротой, пойду в детский дом или к мачехе. Потом проделывала такую штуку: ложилась на диван, отворачивалась, говорила – все, я умерла. И не реагировала на мои крики и попытки “оживить”, растормошить или обнять. Это могло быть вызвано ничтожными провинностями, вроде неубранных книжек, могло – серьезными капризами (по мнению мамы), вроде отказа идти к врачу. Один раз я орала дурниной так, что пришла соседка и матушка вскочила открывать – ожила.

Видела, как электричка сбила щенка овчарки. Просто ударила в висок ступенькой и он мгновенно упал. Наблюдала за отчаянным рёвом маленькой хозяйки и ее отцом, который потормошил овчаренка, чтобы убедиться в летальном исходе. Для меня это была всего лишь интересная сценка, сочувствия или страха не испытывала. Мне было лет пять.
Потом лет в 8 меня отправили в смоленскую деревню, к родной тетке бабушки по матери. В части избы, которую нам отвели, было место для еды. Стол, вплотную придвинутый к стене, украшенной как школьная стенгазета – вырезки из “Веселых картинок” и “Крокодила”. И еще там был “фоторепортаж” с деревенских похорон. Черно-белые фото процессии, открытый гроб с белеющим лицом покойника, скорбящие женщины в платочках, кого-то поддерживают за руки. Мне обьяснили, что этот мужчина – сын старушки, у которой мы гостим; его пьяным до смерти зажалили пчелы. Я немного косилась на эти “викторианские” фото, уплетая яйца с маслом и какао, но без особого страха, скорее с недоумением “Зачем тут это?..”

Мне было пять лет. Летом с бабушкой мы поехали в гости к ее родне. Так получилось, что ее сестры и братья жили в одной деревне недалеко друг от друга. Причем это был шахтерский край. Отмечали праздник “День Шахтера” – накрыли большой стол, позвали всю родню и особо чествовали и говорили тосты в честь одного из бабушкиных братьев, который работал в шахте. А через пару дней этот самый брат что-то ремонтировал в подвале своего дома и полез в распределительный щиток. Провода были не в порядке, его ударило током, и он мгновенно умер.

Я помню, что его гроб стоял на том же длинном столе, где всего за несколько дней до этого сидели и веселились люди. И я никак не могла взять в толк – я же прекрасно помню его живым громогласным мужиком, а тут раз – и он мертвый и его будут хоронить, а бабушка рыдает и не может остановиться. Именно это произвело наибольшее впечатление – быстрота “смены состояний”, если можно так сказать…

У нас было много кошек, а стерилизовать их не додумались, да и денег не было. Кошки регулярно приносили котят, а мои родители их регулярно топили, и каждый раз это была большая трагедия. Ведро наполняли водой, меня запирали в комнате, примерно полчаса из коридора периодически доносились кошачьи писки, потом всё затихало и начинался безутешный скандал со всей семьёй.

Впервые я столкнулась со смертью, когда мне был всего лишь год. Меня оставили с дедушкой, который меня очень любил – я была первой внучкой. Он прилёг на кровать, посадил меня между собой и стенкой, чтоб я не упала, и умер. Я полдня просидела там, пока с работы пришла бабушка.

Могу рассказать сразу две истории, за два поколения. Улица наша упирается в кладбище. Старое, но не вовсе заброшенное, я сама там два года назад бабушку похоронила рядом с прабабушкой. Нестрашное такое кладбище, деревьями заросшее, за ним пустырь, за пустырем сопка, с которой змеев хорошо запускать. Море видно. Раньше, во времена маминого детства там часто хоронили, а процессии – с траурной музыкой! – тянулись и тянулись под окнами. Каждую неделю, стабильно. Дети, включая маму, воспринимали это как часть бытия и даже где-то как развлечение. А вот взрослые так развлекаться не хотели, писали жалобы – в итоге проезжать стали без оркестра.

Я сама столкнулась со смертью во втором классе. Нас посадили за одну парту с мальчиком. Звали его Витька, был он синеглазый крепыш, веселый, хулиганистый, умный, очень любил читать, как и я. Была это моя первая любовь, наверное. Были мы тогда слишком еще дети, чтобы подружиться, повзрослей мы немного – и я бы дружила с ним так, как после дружила с другими. Но повзрослела я одна. На зимних каникулах он погиб, катался на саночках и вылетел на проезжую часть.

Банально: умерла моя прабабушка. Мне было 4 года. До этого, если верить бабушке, на похороны меня таскали часто, но первые запомнившиеся были именно похороны прабабки. Меня тогда сильно обидело, что меня не взяли на кладбище, а оставили дома ложки раскладывать.

Когда мне было лет 5, кажется, мы ездили к тете, младшей сестре прабабушки, во Владимирскую область – у нее был свой дом, большой старый сад, довольно злобный пес по имени Паровоз и несколько кошек – из них мне больше всего нравился еще совсем котенок (месяцев шесть, наверное, ему было) – Тузик. У тети были довольно напряженные отношения с соседями, не знаю уж, в чем там было дело, обычные соседские дрязги… Но через некоторое время после того, как мы уехали, она написала в письме, что Тузика убили – она нашла его, буквально порубленного на части, на крыльце.

Мы пошли с дедом в лес на даче и началась страшная гроза, с перепадом давления, с градом, с бурей. Было довольно жутко, дед нашел подходящую елку и буквально забросил нас под ее нижние ветки. А потом развиднелось и у него наконец не выдержало сердце – он был тяжелый сердечник. дальше я плохо помню – как я бежал из леса, как находили людей, чтобы вынести деда из леса, как вызывали скорую. Помню, что я висел на окне, а внутри дед лежал в кресле и врачи разводили руками – мол, все, что могли… Было мне пять.

У меня чудесное понятие о смерти. Не о покойниках – о мимолётности бытия, бренности и всего прочего.
Мне было лет пять. Летом папа посадил меня в лодку и сказал, что мы плывём на кладбище (родня по папиной линии похоронена на другом берегу Западной Двины, после распада Союза сейчас там Латвия и туда нельзя без визы, а раньше – рукой подать, все в гости друг к другу плавали). Представьте – солнечный день, огромная река (ну, или так казалось в детстве). Доплываем, привязываем лодку в местном лозняке. До кладбища нужно метров 100-150 подняться по травяному склону. И вот я поднимаюсь, трава выше меня, пахнет солнцем, нагретой землёй, выходим на тропку – а там кто-то скосил траву для личных нужд и ко всему добавляется сильный запах сена. Небо голубое, облачка лёгкие, на мне любимые красные сандалики. Восторг просто. И где-то на этом моменте высшего восторга папа оборачивается ко мне и говорит: “У тебя глаза как у бабушки”. У той, на чью могилку мы идём. И как-то гармонично сложилось в детском мозгу: что да – глаза бабушкины, она умерла, когда-то и меня не будет.

Я об этом обязательно напишу рассказ. Потому что прекрасно же ведь. До сих пор.

Лежала в больнице. В палате нас было шесть человек – пять школьниц, от младших классов до шестого, кажется. И маленькая четырехлетняя девочка Иришка. К ней каждый день приходила мама.

И вот Иришка умирала. Последнюю неделю она глаза открывала с трудом. А когда поднимала веки, взгляд у нее был страшный. Что там за букет болячек был, не знаю, помню, что с сердцем были серьезные проблемы.

Как-то ночью проснулись от ее криков. А утром постелька пустая. Пошли к медсестрам. Они глаза прячут, считают градусники, на вопросы не отвечают. Потом на работу пришла завотделением, собрала нас в палате и рассказала, что Иришка в реанимации. Меньше чем через час нам сказали, что она умерла.

До этого я тоже со смертью сталкивалась, но как-то оно меня не задевало. Даже когда любимая старенькая соседка по коммуналке умерла, меня как-то от этого сумели изолировать и смягчить известие о смерти. А тут вот ударило сильно.

Лет в 8 я подобрал котенка. У него было распорото брюхо, я хотел его выходить, мама уверяла, что он погибнет у нас, а там его может найдет кошка-мать. На третий день он умер.

Когда умерла мать (а мне было пять лет), я сначала не поняла. А потом бабушка объяснила, что она не вернется уже никогда, и я не могла не поверить, радовалась, хотя мне было стыдно (потому что она меня била, и я поняла, что, раз она не вернется, бить больше не будут). А потом я случайно прочла книгу про бесконечность времени и вселенной и поняла, что каждый момент времени проходит навсегда… И, когда умерла бабушка, вот это было действительно ужасно, потому что теперь я знала, что она никогда не вернется. а люди, которым меня отдали, злорадно сказали, что “теперь ее нет нигде и защищать тебя некому”…
Вообще я была всегда очень странная и смерть меня завораживала. я могла очень долго стоять и смотреть на мертвых птиц, например.

Я рано познакомилась со смертью.

Когда мне было два года, умер мой дед. За ним через полгода - моя бабушка. Еще через полгода - мой дядя и одновременно с ним - старый пес, который был моим самым близким существом, ближе матери. Всех четверых я отчетливо помню, и помню, как они угасали от онкологии. Помню, как бабушка молилась, чтобы к ней пришла смерть. Меня не брали на похороны и не давали прощаться, но я все понимала - люди и звери живут, а потом приходит их срок и они умирают. Мне было очень горько, что я с ними больше не увижусь.

Когда мне было четыре года, я нашла в лесу выпавшего из гнезда птенца воробья. Он не мог летать, но уже оперился. Я посадила его в траву и тут же споткнулась и наступила на него. Он мгновенно умер. Я поняла, что убила его, и потом долго не могла от этого оправиться. Все живые существа с тех пор кажутся мне ужасно хрупкими.

Когда мне было пять лет или около того (еще до школы), вторая бабушка рассказала мне, что хорошие люди попадают в Рай, а плохие - в Ад, и объяснила, что такое «плохие люди»: те, которые врут, фантазируют, выдумывают, ленятся, не молятся каждый раз перед едой и сном, едят мясо по средам и пятницам и прочее. Я поняла, что я плохая и в Рай не попаду. Я стала бояться смерти, не могла спать ночами. А потом услышала где-то фразу “когда смерти нет, я есть, когда придет она, меня уже не будет”. Эта идея - то, что мы со смертью обязательно разминемся, - так легла мне на душу, что я повторяла ее про себя целыми днями, и в конце концов поняла, что больше не верю в жизнь после смерти. С тех пор я не боюсь смерти и не считаю себя христианкой.

Когда мне было 4 года у меня умер дедушка. Мне мама сказала об этом и велела не говорить на эту тему с бабушкой. Картинка перед глазами – я прыгаю посреди комнаты через скакалку и радостно говорю бабушке: “Я знаю секрет, но тебе не скажу!” Имелась в виду дедушкина смерть. Абсолютно не осознала, что это такое.

Года в три я спросила как-то у мамы, мол, вот человек рождается, растет, становится взрослым, потом стареньким -а дальше что? Мне казалось логичным, что дальше он снова становится маленьким -и по новой. Но мама сказала -нет. После старости все заканчивается. Как -заканчивается? Я не могла понять. Закончится могут мандарины в вазочке, как может закончиться человек?

Со смертью впервые столкнулась в пять лет. Умер мой дедушка. Он был инвалид без обеих ног, ездил по квартире на такой маленькой тележечке. Очень меня любил, играл со мной во все бесконечные детские игры. Мне сначала не сказали что он умер. Я случайно подслушала разговор бабушки и мамы, насчет похорон. И меня это поначало рассмешило. Какие похороны? Как умер? Почему-то не стыковалось в голове. Похороны восприняла спокойно, с любопытством, как какую-то сложную взрослую игру. Было много родственников со всех концов страны, дедушкин брат обещал подарить мне белку… В общем, никакой потери я тогда не осознавала, дедушка так играл в моем восприятии.
Накрыло где-то через несколько месяцев. Я ночью проснулась от отчетливого осознания, что все умирают. Что это окончательно. С мокрым от слез лицом. И еще несколько ночей ревела. Не от страха, скорее, от впервые осознанной неизбежности.

Второй раз я так рыдала, когда мы усыпляли старую собаку, у которой отнялись лапы. Мне тогда было 16, и осознание конечности всего мучило меня потом очень долго, я как самурай каждый день думала о смерти.

Я поздний ребёнок и к моему рождению все бабушки и дедушки уже умерли. Поэтому первая смерть, которую я помню – смерть маминого брата. Классика – ночной телефонный звонок. К нему сын приехал из Америки в гости, и он так обрадовался, что умер.

Я впервые на похоронах-то оказалась и покойника увидела в 23 года, хоронили бабушку, у неё было какое-то совершенно чужое, незнакомое лицо и дурацкий платочек на голове, каких она отродясь не носила, и было всё как-то скомканно и нелепо немного. А в детстве – ну просто было со мной это книжное знание, что люди умирают, ну и всё тут.
Домашние крыски умирали, да, их отец куда-то вывозил и закапывал, через некоторое время заводили новую крыску. Одна крыса очень болела, у неё выросла здоровенная опухоль на боку, лечить никто не брался, и в общем когда всё было совсем плохо с этой несчастной крысой, я её сама утопила в ведёрке, а потом сушила феном, чтобы родители не задавали ненужных вопросов. Мне было лет 13, наверное.

Мои ощущения от первого столкновения со смертью далеки от социально приемлемых. А именно – дикое раздражение и злоба. Когда болел и умирал (рак) мой дедушка, мне было 6 лет. Сейчас я понимаю, что дед был хорошим и несомненно достойным доброй памяти человеком, но, сказать по правде, мне он уделял внимания совсем немного, поэтому никакой особенной привязанности у меня к нему не было. Может быть, именно поэтому у меня вызвала страшное внутреннее отторжение та, как мне казалось тогда и до сих пор кажется, насквозь фальшивая атмосфера демонстративной скорби, которой жена и дочери окружили его уход. Перманентно заплаканные голоса, трагическая маска вместо лица, собранный в складки рот – откуда, из каких фильмов почерпнули они свои представления о том, как должна выглядеть скорбь? Единственным моим желанием тогда было отвернуться от них всех и убежать подальше. Наверно, вся эта история сильно повлияла на меня, потому что когда случилось мое второе детское столкновение со смертью, я повела себя неадекватно. Сосед по парте, веселый озорной грузинчик Зурик, первенец и на тот момент единственный ребенок у молодых и очень красивых родителей. Второй класс, автоавария, родители сильно поломались, а мальчик погиб. Когда классуха нам сообщила об этом, помню, я даже не дослушала – начала вертеться, петь какую-то ерунду, тормошить остолбеневших от известия одноклассников – в-общем, делать все, чтобы не примеривать на себя ту трагическую фальшь, которая, как мне тогда казалось, приличествует ситуации. Отлично помню, каким тяжелым недобрым взглядом преследовала меня классная, но откуда ей было знать, в чем дело.

В детстве папа принес нам котенка. В тот день у родителей были гости, а мне было года 4. Я прыгала вокруг взрослых, и в какой-то момент котенок попался под ноги… Папе тогда ничего не сказали, вернее, сказали, что его придавило дверью, когда он хотел сходить на лоток.

Мы жили в частном доме тогда, и очень хорошо дружили с соседями. Родители были железнодорожниками, и нас переселили в хороший многоэтажный дом, а они остались там. Через некоторое время я узнала, что дочка соседей, с которой мы хорошо дружили, умерла: бегала по гаражам и наткнулась на оголенный провод. В тот раз я впервые поехала на похороны..

Я всегда дико боялась фашистов. Не тех, которые сейчас якобы у нас повсюду, а тех, про которых рассказывала бабушка. Боялась концлагерей жутко, расстрелов – всего, словом, из бабушкиных обстоятельных таких историй. Про голод, про холод, про врага. Это, наверное, был такой общий образ смерти. Лет с трех он меня преследовал.

Мне очень повезло – в моём раннем детстве никто не умирал. Гусь улетел в тёплые страны, хомячок убежал, рыбок отдали соседям. Я и своей дочке врала, когда она была маленькая, что её котята убежали, за что огребла, когда та подросла. Она, оказывается, переживала, что её никто не любит и не хочет с ней жить.

Мой прадед умер, когда мне было 9 лет. Меня не взяли ни в морг, ни на кладбище, всё как-то старались сделать так, чтобы я знала поменьше. Мама рассказала как-то очень скупо и кратко. Дедушка болел и умер во сне, просто заснул и не проснулся (я называла прадедушку и прабабушку просто дедушкой и бабушкой). Потом, постепенно, в течение полугода, стали просачиваться подробности. Что он стонал страшно перед смертью, например.

Прабабушка умерла через 6 лет, мне было уже 15. Она быстро сдала, её настигло старческое слабоумие (хотя до этого она полностью обслуживала себя и деда), и жила с нами, мы с мамой были её круглосуточными сиделками со всеми вытекающими (давать лекарства против воли, кормить с ложечки, мыть несколько раз в день). Она умерла, когда я была с бойфрендом в деревне во время весенних школьных каникул. Мама успела её уже даже похоронить за время моего отсутствия (мы поехали туда где-то на неделю). Позвонила в день, когда мы возвращались. Это было очень больно – я любила прабабушку куда сильнее, чем прадеда, и во время ухода за ней привязалась ещё больше. Я почувствовала, что мама меня немного предала в тот момент, не рассказала сразу, не дала возможности как-то попрощаться. Я откровенно рыдала всё время в автобусе, в котором мы ехали к электричке (часа полтора наверное). Навзрыд. Дома устроила скандал. Потому что так нельзя. Ну вот просто нельзя так.

Текст: Лилит Мазикина

Хотите получать одну интересную непрочитанную статью в день?