Мы говорили выше, что люди Средневековья не замечали перемен и изображали героев Античности или святых времен раннего христианства одетыми в одежды или доспехи своих современников; древние Афины или Иерусалим выглядят на изображениях как средневековые города. Жизнь в Средние века двигалась медленно, и изменения не задерживали внимания.
Нам, живущим в период бурного технического творчества, трудно представить себе, сколь мало менялось в этой сфере в Средние века, да и самая суть перемен была иной, нежели ныне. Сегодня изделия, изготовляемые промышленностью, меняются вместе со способами их изготовления, с технологией. Не так было в Средние века. Тяжелые, с толстыми стенами романские соборы не похожи на соборы готические, представляющие собой «каменное кружево», но строились они теми же способами, практически вручную, без изменений в строительной технике.
Весьма значительными были перемены в вооружении. От раннего Средневековья до XI в. основным видом доспеха была кожаная рубаха с нашитыми на нее металлическими пластинами, сначала короткая, а с VIII-IX вв., с развитием кавалерии, - длинная. Голову воина прикрывал конический шлем со стрелкой-переносьем. С XII в. распространяется кольчужный доспех - рубаха с капюшоном, чулки; шлем становится сплошным цилиндрическим с прорезью для глаз. Уже позднее описываемого здесь времени, в XIV в. появляется шлем с забралом, а на исходе Средневековья, в XV в. - сплошной рыцарский доспех. Но эти важные изменения в оборонительном оружии

происходили без перемен в технологии его изготовления - все это ковалось вручную.
Средневековье знало технические новшества, существенно, даже круто менявшие жизнь людей. В IX-X вв. впервые появился хомут и благодаря этому стало возможным запрягать в плуг лошадей, вместо быков, как это было раньше.
Одно из важнейших нововведений - появившееся с Востока в VIII в. стремя. Без этого приспособления конный воин не мог прочно держаться в седле, и кавалерия, в основном, представляла собой отряды конных лучников, не сталкивавшихся с противником в схватке на мечах или копьях. Применение стремени сделало возможным развитие тяжеловооруженной кавалерии - будущего рыцарства.
Не только стремя, но и многие другие нововведения западноевропейского Средневековья либо были заимствованы с Востока, либо унаследованы от римлян. Мы уже говорили о том, что в V-VI вв. известная еще римлянам водяная мельница распространяется по всей Европе. До XIV в. эти мельницы были нижнебойными, т.е. приводящимися в действие падающей водой на речных порогах или специальных запрудах. Ветряная мельница появилась в XII (или даже в XI) в., придя, видимо, из Ирана.

Не только технические новшества вызывали перемены в жизни людей, но и наоборот, изменение условий существования людей влекли за собой новшества. Водяные механизмы в XII-XIII вв. стали использоваться не только для.помола зерна, но и как устройства, приводящие в движение молоты для-дробления руды или ковки и т.п. А это произошло в связи с развитием городского ремесла. Мы говорили выше о готических соборах, об огромных окнах в них. И вот стекло, давно известное в Европе, начинает делаться цветным, сначала, с XII в. - красным и синим, в XIII в. оно уже многослойное, с прожилками, любых цветов и оттенков.
С развитием городов развивается и знание, увеличивается, как мы помним, число грамотных людей. Но книги дороги, причем дорог и материал для книг - пергамент, тонко выделанная телячья кожа. Лишь в XI в. появляется относительно дешевая бумага, завезенная с Востока, а с XIII в. она распространяется по всей Европе.
Открытия же, не находившие применения, не то, чтобы забываются, но не получают широкой известности. В XII в. в Европе, видимо из Китая через арабов, появился компас. Сначала это была магнитная игла, плававшая на кусочке дерева в чаше с водой, по окружности этой чаши были нанесены стороны света. К началу XIV в. компас приобрел современную форму. Однако до выхода европейцев в открытый океан в XV в. компас широкого распространения не получил.

Развитие техники в Средние века было довольно медленным, и этому несколько причин. Во-первых, средневековые ремесленники не стремились к активному увеличению выпуска своей продукции. Производить слишком много считалось дурным, такой мастер сбивал цену на продукцию и снижал заработки своих собратьев по цеху. Во-вторых, в обществе, ориентированном на традицию, на прошлое, на то, что было всегда, новое встречалось с недоверием, внушало страх, казалось чем-то дьявольским. В конце XIII в. во Франции появилось сочинение о магнитной игле, где сказано: «Ни один капитан не должен приобретать этого инструмента, если он не хочет подвергнуться подозрению в колдовстве». И из-за боязни остаться без заработка, и из-за страха перед адскими силами изобретательство не считалось достойной деятельностью. Первооткрыватели не пользовались уважением и мы о них практически ничего не знаем. Один проповедник в самом начале XIV в. рассказывал о новом изобретении, которое он весьма хвалил, - из этого мы можем сделать вывод о том, что к этому времени отношение к нововведениям стало меняться. Это изобретение - очки, ставшие нужными как раз в это время, ввиду роста грамотности (кстати сказать, это были очки от старческой дальнозоркости, очки от близорукости появились в середине XV в.). Так вот, этот проповедник много говорил о пользе очков и даже поведал своим слушателям о том, что лично знал лет за пятнадцать до этого того человека, который изобрел очки, - но имени этого человека он так и не назвал.
Выше мы говорили о том, что техника строительства практически не менялась на протяжении всего Средневековья. Что же касается жилья, то здесь перемены были лишь частичными. Замки, дворцы, городские дома весьма изменились за время Среневековья, но деревенское жилище не менялось с глубокой древности до XX в. Разнообразие видов жилища было весьма велико. В странах богатых лесом дома строили из дерева, в горных районах - из камня, кое-где они были глинобитными. В большинстве стран Европы камень был дорог и шел лишь на замки, соборы, дворцы; там, где камня недоставало, эти здания возводились из кирпича. Городские дома часто были деревянными и лишь оштукатуренными, потому в тесных средневековых городах столь частыми и столь опустошительными оказывались пожары.
Но все виды жилища, от королевского дворца до сельской хижины, имели одну общую черту - внутреннюю планировку. Мы привыкли ^ тому, что в наших жилищах бывает несколько комнат - отдельно столовая, отдельно спальня, отдельно (не всегда, но желательно) детская комната. Дети, родители, бабушки и дедушки если и не всегда, но довольно часто спят в разных комнатах. Не так было в Средние века. В деревенских домах нередко до XX в. была только одна комната: там спали, ели, даже готовили пищу. И подобное было характерно не только для деревень. В англосаксонской эпической поэме «Беовульф», созданной, видимо, в VIII в., описывается королевский дворец. Это, как и полагается в эпических сказаниях, огромное здание с золотой крышей и стенами из самоцветов. Но обширная зала этого дворца есть, в сущности, единственное помещение: там пируют король и его дружина и там же они спят. В XI-XIII вв. в

городах в домах зажиточных горожан, у богатых крестьян, иногда в замках спальня отделяется от столовой-кухни, но эта новая комната примыкает к общей и зачастую не отделяется от нее даже дверью. В монастырях спальни обособлены от трапезной, но кроме помещения аббата все спальни общие. Во дворцах, замках и монастырях стали строить отдельные кухни. Там же было большее или меньшее число комнат, кроме основной, однако это были чуланы, кладовые и т.п., не пригодные для жилья. Даже дворцы, в которых было по многу спален и других комнат, планировались не так, как ныне. Эти комнаты и залы представляли собой анфиладу, т.е. вереницу смежных помещений, и чтобы перейти из одной части дворца в другую надо было идти через все жилые комнаты. В своем жилище человек Средневековья не мог уединиться, он все время находился на глазах других, живших с ним в том же доме, да и не испытывал присущей нашему времени потребности в уединении.
Мебель О том, что уединение было неведомо людям Средневековья, сви
детельствует и история мебели. Кровати той эпохи делались очень широкими, на них могли спать по нескольку человек, и гости ложились в одну постель с хозяевами - это считалось проявлением гостеприимства. Впрочем, кровати - широкие, покрытые перинами, под балдахином, нужным для того, чтобы насекомые, которых хватало в домах того времени, не падали с потолка на спящих, - были распространены лишь в замках, дворцах, богатых домах, да и там ими пользо-

вались не все, но, как правило, хозяева. Крестьяне, слуги, младшие члены семьи спали на лавках и сундуках. Сохранившиеся до сего дня красивые резные кресла применялись как парадные сидения для государей, епископов, глав семей в замках и богатых домах. Длинные, украшенные резьбой скамьи со спинками и подлокотниками использовались в церквах (в католических храмах во время богослужения сидят). Обычно сидели на табуретах или лавках. Во время трапезы скамьи ставили вокруг стола, который представлял собой доски, положенные на козлы. Потом стол убирали и на ночь ложились на эти же скамьи. Не было в домах Средневековья привычных нам шкафов, буфетов и т.п. Одежда, посуда, другая утварь хранилась в больших сундуках, на которых тоже можно было сидеть и лежать. Шкафы с выдвижными ящиками появились в Италии в XII в., но в странах к северу от Альп нашли применение позднее, в Англии - только в XV в.
В богатых домах широко использовали ковры, иногда с вытканными на них орнаментальными или сюжетными картинами. Эти ковры не стелили на пол, а вешали на стены, чтобы защититься от исходивших от них холода и сырости. Пол в комнатах на нижних этажах был чаще всего земляной, на него клали соломенные подстилки, в дни приема гостей - охапки цветов и пахучих трав. Весьма редко - это было признаком крайней роскоши - пол покрывался небольшими разноцветными каменными плитками, с XIV в. - керамическими. В любом случае от пола тянуло холодом.
Вообще, в Средние века в помещении было весьма холодно. До XII в. единственным источником тепла был находившийся в общей комнате, она же - столовая-кухня, большой очаг, размещенный в центре и служивший для приготовления пищи. С XII в. в замках и городских домах появились камины, дававшие, впрочем, немного тепла: у камина можно согреться, но с его помощью трудно отопить комнату. Только к началу XIV в. стали появляться заимствованные с севера и востока, из Венгрии и славянских земель, печи. Потому в холодное время спали чаще всего одетыми. В жилищах того времени было не только холодно, но и темно. Окна были маленькими. В Южной Европе окно представляло собой проем со ставнем. На севере, где холоднее, окна затягивали промасленным тряпьем или вставляли кусочки слюды, ибо стекло было дорогим. Там же, где оконное стекло применялось - во дворцах, богатых домах - оно было мутное, непрозрачное. Больших листов оконного стекла не умели тогда делать, потому оконные рамы представляли собой частые переплеты. Окна обычно не открывались, а вынимались на лето.
Свет в помещение проникал через окна, либо исходил от очага или камина, куда для большей яркости пламени подбрасывали солому. Те, кто побогаче, пользовались глиняными, реже металлическими или стеклянными лампами - плошками, в которых в масле плавал фитиль. Пользовались также свечами, делавшимися, чаще всего,

из сала. Только очень богатые люди или церковь могли позволить себе восковые свечи. Все эти виды освещения давали много чада и мало света, поэтому, когда мы читаем у средневековых авторов о том, как некий зал «был освещен так, что от света было больно глазам», то надо помнить, что перед нами явное преувеличение.
В представлениях потомков, одним из самых важных действий в Средние века были пиры. Это и так, и не так. С одной стороны, в обществе со слаборазвитой экономикой, с явно недостаточными торговыми связями, плохими путями сообщения значительная часть продуктов не могла перемещаться по стране, а потому потреблялась на месте. Поэтому ели много. С другой стороны, неурожаи, голод - постоянные спутники Средневековья. Поэтому ели мало. Противоречие разрешается, если понять, что обильно питались нечасто и не все. Обычной была двухразовая трапеза - утром и вечером. Повседневной пищей большинства населения был хлеб, каши, вареные овощи, зерновые и овощные похлебки, приправленные травами, с луком и чесноком. На юге Европы в еду добавляли оливковое масло, на севере - говяжий или свиной жир, сливочное масло было известно, но употреблялось весьма редко. Мяса в народе ели мало, говядина была совсем редкой, свинина употреблялась чаще, а в горных районах - баранина. Почти везде, но далеко не каждый день, ели кур, уток, гусей, употребляли довольно много рыбы, потому что 166 дней в году приходилось на посты, когда есть мясо было запрещено. Из сладостей был известен только мед, сахар появился с Востока в XIII в., но был чрезвычайно дорог и считался не только редчайшим лакомством, но и лекарством.
В средневековой Европе много пили, на юге - вино, на севере - до XII в. брагу, позднее, после того, как открыли применение растения хмель - пиво. Следует отметить, что обильное употребление алкоголя объяснялось не только приверженностью к пьянству, но и необходимостью: обычная вода, которую не кипятили, ибо о болезнетворных микробах не было известно, вызывала желудочные заболевания. Спирт стал известен ок. 1000 г., но применялся только в медицине.
Постоянное недоедание компенсировалось сверхобильным угощением на праздниках, причем характер еды практически не менялся, готовили то же самое, что и каждый день (может быть, только давали больше мяса), но в больших количествах.
Не было принципиальных различий в еде бедных и богатых, если не считать, конечно, количества съедаемого. В замках ели больше мяса, притом не только домашней скотины, но и дичи, так как охота была любимым занятием и исключительной привилегией благородных, вместо кур и гусей на стол подавались лебеди или даже пошлины. Хлеб был пшеничный, из тонкой муки, вина - выдержанные и дорогие. Еда была пресной, мясо иногда, из-за долгого хранения, - с

душком, потому столь популярными являлись пряности, очень желанные и очень дорогие.
Количество и набор посуды были иными, нежели ныне. Супы и похлебки ели в крестьянской семье из общей миски, в замках ставили одну миску на двоих, и сидевшие рядом кавалер и дама ели из одной и даже пили вдвоем из общего кубка. Бокалов вообще было меньше, чем сотрапезников, и их передавали из рук в руки. Мясо клали на плоские хлебцы, выполнявшие роль тарелок, и эти «тарелки», пропитанные мясным соком и соусами, после трапезы отдавали нищим или собакам. Ели мясо руками, крупные куски отрезали ножом; вилки были известны только в Италии, да и там ими пользовались исключительно дамы, когда ели сочные фрукты.
Застольные манеры Средневековья показались бы нам странными, но они проистекали из особенностей тогдашних трапез. Руки мыли перед едой и, конечно, после еды, ибо пальцы оказывались сильно перепачканными; для мытья сотрапезников обносили чашами с водой прямо за столом. На пирах аристократии сигнал к началу трапезы назывался «трубить воду». Поскольку мясо ставилось на стол в больших блюдах, и каждый сам накладывал себе на тарелку-хлебец, то правила хорошего тона требовали, чтобы гости не хватали его помногу, не отталкивали соседей по столу. Передавать кубок другому надо было повернув иным краем, дабы тот пил из него так,

чтобы не коснуться следов жирных губ предшественника. Кости не следовало бросать на стол, а руки можно было вытереть о край скатерти - носовых платков и салфеток тогда еще не существовало, - а не об одежду.
До XII-XJII вв. одежда была удивительно однообразной. Слабо различались по виду и покрою одеяния знати и простолюдинов, даже, в определенной мере, мужские и женские, исключая, разумеется качество тканей и наличие украшений. И мужчины, и жещины носили длинные, до колен, рубахи (такая рубаха называлась камиза), короткие штаны - брэ. Поверх камизы надевалась другая рубаха из более плотной ткани, спускавшаяся несколько ниже пояса - блио. В XII- XIII вв. распространяются длинные чулки - шоссы. У мужчин рукава блио были длиннее и шире, чем у женщин. Верхней одеждой являлся плащ - простой кусок ткани, надевавшийся мужчинами через плечо, женщинами накидывавшийся на плечи, или пенула - плащ с капюшоном. На ногах и мужчины, и женщины носили остроконечные полусапожки, любопытно, что они не разделялись на левые и правые.

В XII в. намечаются перемены в одежде. Только с этого времени вообще появляются первые признаки моды, т.е. относительно кратковременных изменений в представлениях о том, что следует носить. Появляются также различия в одежде знати, горожан и крестьян, что свидетельствует об обособлении сословий. Разграничение обозначается прежде всего цветом. Простонародье должно было носить одежды неярких цветов - серого, черного, коричневого, тогда как знать одевалась в зеленое, красное, синее. Края одежды стали украшать орнаментальной вышивкой, пояса из обязательной части одежды - карманов не было и все необходимое клалось в сумочки или кошели и подвязывалось к поясу - стали модным украшением. Мужская одежда у знати удлиняется, в ней не очень удобно двигаться, но это лишь подчеркивает праздность господствующих сословий, отсутствие необходимости трудиться. Женское блио доходит до пола и нижняя часть его, от бедер, делается из другой ткани, т.е. появляется нечто вроде юбки. Эти юбки могли быть очень длинными, со шлейфом до 6-8 метров. Служители церкви обрушивались на эти моды, проповедник начала XIII в. Цезарий Гейстербахский рассказывал как люди видели, что за шлейф некой дамы цеплялись чертенята.
До XII в. одежды делались из домотканных тканей - шерсти или льна. В XII в. появился шелк с Востока и хлопчатобумажные ткани. Домотканной одежда оставалась только у крестьян.
В XIII в. на смену блио приходит обтягивающая шерстяная верхняя одежда - котта. С распространением земных ценностей появляется интерес к красоте тела, и новая одежда подчеркивает фигуру, особенно женщин. Поверх котты надевали сюрко - безрукавку с разрезом, отороченную мехом. Тогда же, в XIII в., распространяются кружева. Богатые горожане того времени облачаются в сукно, практичный и теплый материал, пригодный для пребывания вне дома, для дальних путешествий.
Только в XIII в. возникают головные уборы - до того голову покрывали капюшоном плащей или головной повязкой. Теперь капюшон с длинным шлыком и пелериной до плеч становится особым головным убором. Появляются небольшие круглые шляпы с полями и береты, круглые и прямоугольные.
Все описанные одежды, кроме плащей, надевали через голову, ибо до XII в. пуговиц не знали. Части туалета скреплялись или завязками, или застежками типа брошей, зачастую драгоценными произведениями ювелирного искусства.
Средневековье, в наших представлениях, эпоха яркости и пышности. Это справедливо, если говорить об аристократии. Не только женщины, но и мужчины носили перстни, браслеты, ожерелья, другие украшения. Нередко эти украшения исполняли функции денег. Скандинавские конунги раздавали своим приближенным или скальдам не монеты, а золотые браслеты; целый браслет представлял немалую ценность, "поэтому их ломали на части. Отсюда часто употребляемый в скандинавской поэзии эпитет вождя - «ломающий

Котта и сюрко на пуговицах. Скульптура ок 1360 г.

браслеты». Так же зачастую отрывали куски от золотых цепочек, чтобы расплатиться.
Мы говорили, что люди разных сословий носили разные одежды. Это было не просто обычаем, но законом. Цеховые уставы запрещали подмастерьям носить перстни. Королевские указы предписывали бюргерам ношение одежды из темных тканей, а их женам под страхом наказаний не дозволялось надевать шелковые платья, длинные шлейфы или меха. Но эти постановления не выполнялись, ибо тогда, как и сейчас, женщины шли на все, лишь бы казаться красивыми.
Люди Средневековья заботились о своей красоте не менее, чем мы теперь. Косметика с древности была в употреблении у женщин. Немало внимания уделялось и волосам. В раннем Средневековье мужчины носили короткие, стриженные под горшок волосы, усы и бороду. Длинные волосы были привилегией, как мы помним, франкских королей из династии Меровингов. С IX в. бороды стали брить, но в XII в. одновременно с удлиннением одежды появилась мода на длинные волосы, нередко, несмотря на гнев проповедников, завитые, и длинные бороды. Впрочем, к концу XII в., видимо в связи с распространением закрытого шлема, бороды стали сбривать, а волосы стричь коротко, оставляя спереди челку. Женщины заплетали косы. С XIII в. девушки стали носить распущенные по плечам волосы, замужние дамы убирали их под головной убор, причем те волосы, которые могли выбиваться из-под шляпы или платка, сбривали.
Может быть из-за этого бритья волос обязательным признаком женской красоты являлись большие выпуклые лбы. Вообще, идеал женской красоты - блондинка с голубыми глазами (в рыцарских романах темноглазыми и темноволосыми могут быть только служанки, а не знатные дамы), стройная, с нежной белой кожей, легким румянцем и яркими губами. Стройным голубоглазым блондином должен был быть и красивый мужчина, причем ему полагалось быть сильным, хорошо сложенным - не забудем, что доспехи весили немало.
Красота должна была соседствовать с чистотой. Существует широко распространенное мнение, что в Средние века не мылись. Это неверно; хотя число общественных бань, по сравнению с Античностью, резко уменьшилось в раннее Средневековье, в XII в. они снова стали распространяться. Возможно, это связано с возрождением представлений о ценности земной красоты. Но и помимо таких бань мылись достаточно часто. В деревнях обычные сельские бани были всегда, в замках и городских домах мылись в больших деревянных бадьях в отдельной комнате-чулане либо в большой общей комнате.
Идеал человеческой красоты, о котором мы говорили выше - рыцарский идеал, не слишком распространенный в других сословиях. Точно также привилегией рыцарства была и оставалась рыцаре-

кая любовь. Свод правил должного поведения рыцарства назывался КУРТУАЗНЕЙ. Любовь между членами аристократического сословия отличалась особыми, прямо-таки ритуальными правилами. Рыцарь должен был выполнять все приказы своей дамы, служить ей как вассал своему сеньору. Вообще, обычаи куртуазной любви сходны с феодальными обычаями. Когда рыцарь давал своей даме обет быть верным ей, то это было почти то же самое, что и присяга верности сеньору. Когда он брал ее за руку, это являлось не просто знаком нежности, но повторением жеста, сопровождавшего присягу - вложение вассалом рук в руки сеньора.
Рыцарская куртуазная любовь, любовь-поклонение не вполне соответствовала жизненной практике - мы помним, что рыцари нередко поколачивали своих жен, - но оставалась идеалом отношения к женщине. Однако подобные взаимоотношения мужчин и женщин считались обязательными только для аристократии. Автор XII в. Андрей Капеллан писал в своем трактате «О любви», что только знатнейшие и знатные имеют достаточно свободного времени и богатства, чтобы предаваться куртуазной любви, «плебеи» же - к ним Андрей Капеллан относил богатых горожан, купцов и патрициев - погружены в свои заботы, но у них может оставаться достаточно времени на любовь, исключительно, впрочем, в своем кругу. Все же остальные, занятые трудами, попросту не могут любить так, как это предписано рыцарскими законами.
Вопросы Почему технический прогресс в Средние века был столь медленным? Почему простолюдины должны были одеваться скромно и неярко? Что общего между вассальными отношениями и куртуазной любовью?

Голландский историк XX в. Йохан Хёйзинга назвал одну из самых знаменитых своих книг «Осень Средневековья». В ней он описал XIV-XV вв. в Западной Европе как эпоху пышного и прекрасного отцветания средневековой культуры, как эпоху, завершающую Средние века. Это красивое определение привилось в исторической науке. Воспользуемся им и мы.

Что вкратце представляла из себя жизнь монахов в средневековой Шотландии? Как и во всех католических монастырях, день делился на семь частей, каждая из которой начиналась со звона колокола.

Первая часть - вторая заутреня (Prime), начинавшаяся в шесть часов. Монахи поднимались, читали молитвы, проводили мессу в честь основателя и благодетелей обители. Затем следовал завтрак, после которого иногда собиралось монашеское собрание, на котором братья, переступившие монастырские правила или совершившие другие прегрешения, обсуждались и им выносили наказание, соответствовавшее их проступку. Нарушителя, например, могли выпороть. Причём, такое наказание тоже выполнялось с разной степенью усердия в зависимости от тяжести проступка. Были правила, которые регулировали количество ремней в плётке, количество и силу ударов. Или провинившегося могли посадить в старый мешок, или заставить ходить босиком в одних подштаниках, или же ходить по территории монастыря с фонарём епитимьи. Хотя, врядли это действительно серьёзно служило в целях поднятия благочестия братии.

В девять часов начиналась вторая часть (Tierce), которую нельзя охарактеризовать чем-то особенным. Монахи тратили это время, как правило, в соответствие со своим вкусом - некоторые учились, другие переводили и переписывали манускрипты с писаниями святых отцов, или разукрашивали требники, что они делали с особым умением и аккуратностью.

В полдень наступала третья часть - Sext. Монахи отбрасывали прочь книги и перья и собирались в трапезной на обед, где все сидели за одним большим столом. Обедали молча, в то время как один из братьев читал молитвы.

Nones, девятый час службы, проходил с двух до трёх часов дня, когда монахи, отобедав, прохаживались по монастырскому саду, беседуя друг с другом, или выходили за пределы монастыря пообщаться с соседями-мирянами.

В четыре часа или позже начиналась вечерня - Vespers.

В семь часов все должны были принимать участие в последней службе дня - Compline, за которой следовал ужин, после чего иноки шли в спальню, дормиторий, или кельи и укладывались спать на матрасы из соломы или нарезанного сена, накрываясь одним покрывалом, с горящей над ними всю ночь свечой, дабы нечистый не осмелился потревожить их сон.

В полночь колокольный звон поднимал монахов к первой заутрене и хвалебному гимну, по окончании чего все снова дружно ложились досыпать до второй заутрени.

И так проходил каждый день, год за годом.

Из кого же состояла монашеская община?

На первом месте стоял аббат , который был королём в своём маленьком королевстве. Он был по сути автократическим руководителем общины, которому все должны были беспрекословно подчиняться. Когда он выезжал из монастыря, все должны были показывать ему глубокое почтение. Перед ним капеллан обычно нёс символы его преосвященства. Когда он посещал церковь или монастырь, то раздавался колокольный звон, а священники и монахи выходили наружу и выстраивались для торжественной встречи аббата. Некоторые аббаты имели епископский сан, что ещё более поднимало их значимость и величие. К должности аббата, по закону, присоединялась дворянская должность - временное баронство. Поэтому не удивительно, что аббаты заседали в парламенте, одевали доспехи для участия в сражениях, участвовали в охоте с соколом на рукавице, заседали в суде. Аббат мог пожаловать титул рыцаря, а иногда был восприемником королевских детей.

Далее шёл настоятель , который был тем же в монастыре, кем аббат в аббатстве. Конечно, в аббатстве настоятель подчинялся аббату, был его заместителем, выполняя аббатские функции во время отсутствия последнего, но в монастыре он являлся полновластным хозяином. Настоятель был очень почитаемой персоной, которому уделяли знаки внимания, соответствующие его благочестию. В его распоряжении были лошади и слуги. А когда он выезжал в свет, то его свита лишь немного уступала аббатской. У него было право сажать в тюрьму провинившихся каноников.

Следующим по рангу шёл регент церковнго хора . Эту должность мог занимать только монах, воспитывавшийся с детства в монастыре. Он отвечал за пение псалмов - очень важное поручение, принимая во внимание, что монашеское богослужение состояло по большей части из хоровых служб. Кроме пения регент отвечал и за другие вещи, например, он был хранителеим церковной одежды, он отвечал за одеяния монахов во время церковных мероприятий. Он являлся хранителем архивов или, на современном языке, главным библиотекарем.

Дальше по рангу шёл келарь , который отвечал за соответствующее пропитание братьев. В его обязанности входило не допустить оскуднения монашеского стола и постоянное пополннение монастырских погребов и амбаров. Он следил за порядком за столом, монахи не должны были садиться раньше аббата или настоятеля. А когда трапеза заканчивалась, он собирал посуду, ложки и относил их на кухню, где они находились под его присмотром. Особая честь уделялась ложке аббата, которую келарь нёс в правой руке, в то время как ложки прочих иноков - в левой.

За ними по рангу стоял казначей . Он собирал ренты с монастырских владений, выдавал деньги за работу слугам и наёмным работникам.

Ризничий раскрывал алтарь во время службы, нёс фонарь перед священником, когда тот шёл из алтаря к аналою. Он отвечал за священные одежды, колокола, знамёна, чаши, свечи и покрывала для причащения. У него была привилегия спать в церкви, что не позволялось более никому.

Другая должность называлась "милостынщик" , тот овечал за раздачу пожертвований. Среди его обязанностей было покупать одежду и обувь и раздавать их вдовам и сиротам на Рождество. Он также собирал вино, оставшееся на столе, и включал его в эти пожертвования.

Повар , конечно, заведовал кухней. У него были помощники. Это всегда был мастер своего дела.

Госпитальщик отвечал за больных, их кормление, постель, которую он ежедневно после службы окроплял сятой водой. Но он должен был также следить, чтобы здоровые не выдавали себя за больных. Ночью он обходил кельи, чтобы удостовериться кто на самом деле был больным, а кто притворялся. В случае смерти монаха он выслушивал исповедь умирающего и давал ему отпущение грехов.

Привратник отвечал за безопасность монастыря. Обычно это был монах среднего возраста с твёрдым устоявшимся характером. Он спал при монастырских вратах и когда колокол возвещал о завершении последней службы, он запирал ворота и относил ключи аббату.

Таково было внутреннее устройство монастыря. От аббата, восседавшего в своих богато обставленных аппартаментах, до госпитальщика и привратника, который охранял ворота и впускал пилигриммов, у каждого было своё место и своя работа, всё функцонировало, как хорошо отлаженная машина, которая стабильно работала день за днём, год за годом.

Ну, и немножко кина про средневековое монашество, их нравы и порядки...

Обет бедности

Обет целомудрия

Обет послушания

Средневековые монахини решили отказаться от мирской жизни и материальных ценностей, а всю свою жизнь работать под строгой рутиной и дисциплиной жизни средневекового монастыря. Рассмотрим особенности повседневной жизни монахинь в Средние века.

Жизнь средневековой монахини была посвящена поклонению, чтению и работе в монастыре. В дополнение к их посещению церкви, монахини в течение нескольких часов в день уединенно молились и медитировали. Женщины обычно плохо были образованы в средние века, хотя некоторые монахини учились читать и писать. Монастырь являлся единственным источником образования для женщин в средние века. Жизнь средневековой монахини была заполнена следующими работами и обязанностями:

Стирка и приготовление пищи в монастыре.
Формирование запасов овощей и зерна.
Производство вина, пива и меда.
Оказание медицинской помощи для населения.
Обеспечение образования для новичков.
Прядение, ткачество и вышивка.
Освещение рукописей.

Не все монахини выполняли трудные физические работы. Женщины, которые пришли из богатых семей выполняли легкую работу и не тратили время на такие задачи, как спиннинг и вышивку.

Повседневная жизнь средневековой монахини - работа в монастыре.
Повседневная жизнь средневековой монахини включала наличие профессии.
Названия и описания многих из этих позиций изложены ниже:

Игуменья - глава аббатства, которая была избрана на всю жизнь.
Раздающий милостыню - работник социального обеспечения, раздающая милостыню бедным и больным.
Келарь - келарь была монахиня, которая руководила общими делами монастыря.
Infirmarian - монахиня отвечает за лазарет.
Ризничий - монахиня, ответственная за сохранность книг, облачения и сосуды, и за содержание зданий монастыря.
Настоятельница - старшая в монастыре, которые не имеют статуса аббатства.
Повседневная жизнь монахини в средние века - распорядок дня.
Повседневной жизни средневековой монахини в средние века была регламентирована по времени распорядка дня. День был разделен на 8 временных периодов.Каждый временной период содержал молитвы, псалмы, гимны, призванные помочь монахиням обеспечивать спасение для себя. Каждый день был разделен на эти восемь священных периодов, начиная и заканчивая богослужения в монастыре или церкви монастыря.

Заутреня - утренняя молитва,

В шесть - вторая заутреня.

Терция - через три часа.

В полдень - служба шестого часа.

Ноны читаются в три пополудни,

Через девять часов после восхода солнца.

Вечерня - вечерняя молитва.

Когда кончается день,

Произносится Повечерня,

И тогда в постель.

Часослов был так же неукоснителен и сложен, как расписание космических запусков. Ведь были не только дневные молитвы для семи различных канонических часов, особые молитвы читались на Пришествие и Рождество, в канун Святой недели и после нее, накануне и после Вознесения. А сколько еще больших праздников: и Троицын день, и Тело Христово, и Святое Сердце, и Царь Христос, не говоря уже о Псалтыре Четырех недель - точно как космические запуски. Отклонишься на миллисекунду и промахнешься. Священник задумывался, не является ли такое сравнение богохульством, но слышал свой голос, шепчущий молитву в непотревоженную тишину.

Любая работа прекращалась во время ежедневной молитвы. Монахини должны были остановить то, что они делали, и посещать службы. Пища монахов в целом представляла собой хлеб и мясо. Кровати представляли собой поддоны, набитые соломой.

Что больше всего удивляет, когда смотришь на уцелевшие ансамбли русских средневековых монастырей? Наверное, контраст архитектурных пропорций. Монастырь прочно уходит своими корнями в землю, а его дух, зримо воплощенный в архитектуре башен, храмов и колокольни, возносится в Небо. Монастырь соединяет собой два Отечества каждого человека: земное и Небесное.

Красота наших обителей напоминает о давно утраченной гармонии. Мир средневекового русского монастыря был уничтожен еще в XVIII веке последовательно проведенными реформами. Указы Петра I запрещали постригать в монахи всех, кроме инвалидов и престарелых. Нарушивших этот запрет насильно расстригали и отправляли в солдаты. Монастыри обезлюдели, была прервана живая традиция духовной преемственности разных поколений. Указ о штатах 1764 года императрицы Екатерины II разделил все обители на три категории (штата), согласно которым они получали государственное жалованье. Монастырские же земли были конфискованы. Часть монастырей вывели за штат, они должны были изыскивать средства к существованию сами, не имея земли. Остальные обители (больше половины от прежнего числа) ликвидировали вовсе. Историкам еще предстоит оценить духовно-нравственные последствия этих реформ. Тогда Россия потеряла одну из своих опор, и, наверное, важнейшую, ибо монастыри всегда были, по выражению святителя Филарета (Дроздова), столпом Православной веры. XX век довершил «реформы» поруганием святыни. До наших дней, да и то кое-где, сохранились только стены былых обителей. Но какая жизнь протекала несколько веков назад внутри этих стен, что составляло душу и содержание этого видимого образа, мы почти не знаем.

Арсений Великий, поистине великий подвижник египетской пустыни, говорил, что душу человека сохраняет безмолвие. Настоящий монах как зеницу ока всегда хранил свой внутренний мир от постороннего любопытства и ненужного общения. Монастыри так же свято берегли свою тайну. Христианский закон странноприимства заставлял обители открывать свои врата для голодного и страждущего мира. Но это было вынужденной уступкой, жертвой во имя любви к ближнему. Общение с миром, как правило, нарушало безмолвие, привносило суету и искушения в монастырскую жизнь. Поэтому монастырь, откликаясь на прошения и мольбы мира, все-таки всегда старался сохранить спасительную дистанцию. Странноприимницы и больницы устраивали обычно за монастырскими стенами, женщины и вовсе не допускались во многие обители. Старцы учили молодых монахов никогда не выносить сор из избы - не обсуждать с мирскими людьми монастырские дела и неустройства.

Намеренная отгороженность монастыря от мира делает его тайной за семью печатями, тем более если речь идет о средневековой обители, отстоящей от нас во времени на пять-шесть веков. Но существуют узкие щелевидные окна в стене между миром и монастырем. Это жития святых. Они позволяют нам не только рассмотреть повседневную жизнь обители, но и пропускают через толщу времен тот яркий духовный свет, который излучали первые «начальники» русских монастырей.

Жития - сложный источник. Перед любым исследователем, который принимается за их изучение, неизбежно встает вопрос достоверности сообщаемых агиографом сведений. Долгие годы в исторической литературе господствовало довольно скептическое отношение к житиям. Тон задал историк В. О. Ключевский, который был замечательным знатоком русской истории и агиографии. Но в данном случае его высокий авторитет в научном мире сыграл злую шутку. По сути, он вынес отрицательный приговор древнерусским житиям как историческому источнику. Исследователи в один голос заговорили, что почти все жития повторяют друг друга, ибо написаны в рамках жесткого канона, наполнены вымыслом, несуразностями и историческими ошибками.

И. Яхонтов, пересказывая потрясающие в своей реальности подробности из житий северных русских подвижников, тем не менее также вынес им отрицательный вердикт. Невысоко оценивал жития и Н. И. Серебрянский, автор замечательного исследования по истории псковского монашества. Однако самые вдохновенные страницы своего сочинения он написал на основе Жития святого Евфросина Псковского, а через несколько лет после выхода работы в свет издал и само Житие.

Но большинство житийных текстов до сих пор остаются неизданными. Некоторые из них, известные в единственном списке во времена В. О. Ключевского или неутомимого собирателя древнерусской житийной литературы Е. Е. Барсова, ныне утрачены, хотя, возможно, их когда-нибудь найдут на полках хранилищ. К счастью, современная наука осознала многолетнее заблуждение своих предшественников. Сейчас жития святых вновь стали интересны для исследователей. Следствием чего и стала эта книга - результат многолетней работы автора по изучению русской агиографии.

Для исследования повседневной жизни русских монахов мы намеренно выбирали простые «безыскусные» жития северных подвижников. И вот почему. Жития, составленные известными агиографами, написаны великолепным языком и прекрасно композиционно выстроены. Но они имеют один существенный недостаток для историка повседневности. Их авторы, как правило, хорошо знали житийную традицию и щедро украшали свои произведения сравнениями, а то и прямыми вставками из творений своих предшественников. Поэтому реальность порой бывает трудно отличить в них от прямого следования агиографическому канону. Жития, написанные скромными монастырскими писателями, наоборот, не так захватывают красотой слога и глубиной рассуждений о смысле бытия. Их авторы одинаково буднично описывают и чудо, и простые реалии повседневной жизни, иной раз даже переступая границы дозволенного каноном. Их горизонт не простирается дальше стен их родной обители. Но это как раз то, что нам нужно.

Помимо драгоценных исторических свидетельств в житиях есть все, что мы так ценим в произведениях больших мастеров. Агиографы умели показать переплетение трагического и комического в человеческой жизни, столкновение героического, благородного характера с алчностью и подлостью. В житиях можно найти тонкий юмор и прекрасные пейзажные зарисовки. Но уникальное отличие жития от литературного произведения состоит в том, что любое житие несет на себе печать подлинности, а самая великая литература - это всегда вымысел.

Перечитывая жития, не перестаешь удивляться, как можно было не замечать восхитительной красоты, искренности, а главное - исторической реальности этих текстов. Видимо, стереотипы и дух времени иногда оказываются сильнее, нежели научное знание и интуиция.

В житиях действительно нередко встречаются ошибки и противоречия, но их трудно поставить в вину агиографам. Ведь порой они писали через много лет или столетий после преставления тех, о чьей жизни старались рассказать потомкам. Им приходилось сводить воедино отрывочные рассказы, передававшиеся в монастырях из уст в уста. Но нам дороги и эти, не всегда исчерпывающие повести, ибо «мертвая история пишет, а живая говорит».

Помимо житий для описания повседневной жизни русских монастырей были привлечены разнообразные документы из монастырских архивов: приходно-расходные книги и описи имущества. Бесценным источником являются также монастырские обиходники, в которых описан обиход (то есть обычная жизнь) обители. В келарских обиходниках мы находим подробные указания о трапезе на каждый день года, а в богослужебных обиходниках - порядок богослужения каждой праздничной службы. В своей работе мы использовали обиходники Кирилло-Белозерского, Иосифо-Волоколамского, Троице-Сергиева, Антониево-Сийского, Нило-Сорского монастырей. Картину дополнили монастырские грамоты и акты. Случалось и так, что текст официальной грамоты подтверждался каким-нибудь «чудом» из текста жития. В книге мы еще будем говорить об этих счастливых совпадениях.

Конечно, нельзя объять необъятного. На Руси были тысячи монастырей: больших и малых, великих и затерянных в лесной глуши. Безбрежное море документов встает перед исследователем этой темы. Но выборочный срез отдельных фактов - это тоже достоверный метод исследования, ибо они - составные элементы общей картины. Главные герои нашей книги - монахи общежительных монастырей, ибо именно эти обители, по словам святителя Филарета (Дроздова), составляли и составляют «столп монашества». Мы надеемся, что после этой книги далекий и малознакомый мир русского средневекового монастыря станет ближе и понятнее читателю, как ближе и понятнее он стал автору книги.

Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы (X-XV вв.) Мулен Лео

Монастырь

Монастырь

Монастырь – это сложная организация, ибо в условиях хозяйственной автономии он должен отвечать всем потребностям достаточного количества людей, как духовным, так и материальным. Прежде всего, это храм и ризница. Затем, на территории монастыря расположены дополнительные строения, предназначенные для повседневной жизни монашества: собственно монастырь или его внутренние галерей как центр монастырской жизни (в этом мы убедимся дальше), зал капитулов, отдельные спальни для монахов, новициев и конверзов, трапезная и кухня, всегда соседствующие друг с другом, теплая комната или зимняя приемная, умывальная комната и парильня, больница, которая в больших аббатствах, вроде Кентерберийского, могла иметь собственную часовню, внутренние галереи, свою кухню и сад; далее, отхожее место рядом со спальней, соединенное с ней узким извилистым коридором по вполне понятным причинам. Кроме всего прочего в монастыре есть прачечная, пекарня, хлев, конюшни, хлебный амбар, продовольственные склады.

На плане приората Крист-Черч в Кентербери видны отдельные апартаменты для архиепископа и приора, административные здания, помещения для гостей. В Побле были предусмотрены дома для престарелых монахов. В других аббатствах имелись больницы, в которых принимали паломников и гостей. И всегда на территории монастыря возле церкви или больницы существовали два кладбища: одно – для монахов, другое – для братьев-мирян. Наконец, в каждом монастыре имелись свои живорыбные садки, свой огород, свои посадки хозяйственных и лечебных трав. Всего в середине XII века в Кентербери жили 150 монахов, это аббатство располагало тремя спальными помещениями, одной больницей площадью 250 квадратных футов; монастырские галереи и трапезная составляли по 130 квадратных футов каждая.

Даже в монашеских орденах, где царила большая строгость, такое количество построек требовало значительных затрат, особых организаторских способностей, усилий, таланта, изобретательности, глубоких познаний в самых различных областях. И монахи вскоре станут обращаться к специалистам: архитекторам, каменщикам, стекольщикам, ювелирам, каменотесам. Аббат Гуго Клюнийский в 1009 году постановил, что мастерские различных ремесленных цехов будут занимать площадь 125 футов в длину и 23 фута в ширину. Существовала канализация. В сухой каменистой почве (как у картезианцев Дижона) прокладывали подземные трубы для стока хозяйственных вод, для водопровода в монашеских кельях и рядом с кухней, а также для «осушения подвала, влажного из-за многочисленных подземных источников» (1396).

Река, на берегу которой строился монастырь, тоже служила нуждам братии: крутила мельничные жернова, снабжала водой кухню, канализационную систему, уносила отбросы из богадельни, отхожих мест, кухни и больницы. И все это было таким основательным, продуманным и разумным, что зарождавшаяся в начале XIX века промышленность не нашла ничего лучшего, как разместить свои фабрики в бывших монастырских стенах. Так, в Бельгии, в Генте, текстильная фабрика заняла старое помещение картезианцев; в Дронгене – премонстрантов, а в бывшем цистерцианском аббатстве Валь-Сен-Ламбер француз Лельевр открыл производство хрусталя.

Монастырь Монастырь – это сложная организация, ибо в условиях хозяйственной автономии он должен отвечать всем потребностям достаточного количества людей, как духовным, так и материальным. Прежде всего, это храм и ризница. Затем, на территории монастыря расположены